Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех cвятых. Цикламор
– Благодарю, монсеньор!
На этом Бедфорд его оставил. Адам довольно ухмыльнулся. Погода стояла великолепная. Звон колоколов собора Богоматери, отмечавший смерть Жанны д'Арк, был ему даже приятен. Все складывается чудесно!
***К концу июля стало очевидно, что в Валуа состоится большая битва. Французская армия, предупрежденная о приближении противника, сосредоточилась перед Компьенем и приготовилась к бою. Англо-бургундцы пока медлили, но рано или поздно должны были подойти.
Анн воспользовался этой отсрочкой, чтобы завернуть во Флёрен. Одиночество угнетало его все больше и больше, и он испытывал необоримое желание повидаться с Мартеном Белло, управителем замка, которому столько всего доверил. Тот выслушал молодого человека с таким участием! Уже несколько месяцев Анну было не с кем поговорить. Ему даже стало казаться, что, если так пойдет и дальше, он попросту сойдет с ума…
Что принесет завтрашний день? Этого Анн не знал. Хотя одно очевидно: бои будут становиться все более ожесточенными. После смерти Жанны англичане, чувствуя, что избавились, наконец, от своей напасти, наседали со всех сторон. Поговаривали, что в Кале высаживаются все новые и новые войска; никогда еще их не собиралось столько на земле Франции.
Анн был этим сильно обеспокоен. Он так и не вернул себе былого умения владеть оружием, а родина, как никогда, нуждалась в его руке.
Проезжая на Безотрадном через Компьенский лес под изменчивым небом, где грозовые облака чередовались с внезапными просветами, Анн задумался. Собственно, что он ищет во Флёрене? Неужели ему только хочется излить душу Мартену Белло? Или приблизиться к Вивре – той недостающей части самого себя, которой ему так не хватает?
Например, отыскать какой-нибудь новый след былой хозяйки замка, так любившей одного из Вивре: ее портрет, деталь одежды, письмо, написанное ее рукой… Как же выглядела принадлежавшая ей драгоценность? Анн попытался вспомнить брошь, приколотую к груди прадеда. Да, именно так: роза из золота, серебра и эмали, усыпанная алмазами и рубинами…
Вдруг Анн невольно вскрикнул и потянул Безотрадного за поводья. Посреди дороги, примерно в ста метрах впереди появился всадник. Он восседал на великолепном черном жеребце внушительных размеров. Доспехи незнакомца тоже были совершенно черны. Но самым необычным был шлем – широкий, круглый, увенчанный двумя загнутыми рогами; решетчатое, с вертикальными прутьями забрало в противоположность всему остальному было вызолочено.
Черный рыцарь! И если вид его еще мог обмануть, то герб не оставлял сомнений. На груди у него висел щит с перевернутыми цветами Вивре: «раскроенный на песок и пасти», черное над красным – хаос, одержавший верх над порядком, мрак над светом. Перед Анном был незаконный сын Франсуа де Вивре, Адам де Сомбреном, супруг Лилит, убийца его отца и деда!
Анн пустил Безотрадного шагом. Он знал, что рано или поздно должен будет схватиться с ним, но их встреча произошла в наихудший момент. Правда, его нынешний герб неизвестен противнику, и Анн мог бы попытаться избежать встречи. Но молодой человек отогнал недостойную мысль.
Впрочем, в любом случае было слишком поздно. Дикий рев послышался из-под решетчатого забрала, и торжествующий голос прокричал:
– Не прячься за гербом Невилей! Я знаю, что это ты, Анн де Вивре!
Выходит, ему известно! Тем лучше! Анн пожалел о своей мимолетной слабости. Он вспомнил о своей матери, об отце, о Франсуа и Изидоре, которые с высоты небес станут свидетелями их битвы. Следует явить себя достойным их! И Анн обратил к Богу короткую молитву.
Его противник остановился. Анн сделал то же самое. Расстояние между ними было как на турнире. Черный всадник отцепил от седла булаву. Она была огромна, и ее стальной цилиндр усажен гораздо более длинными, чем обычно, шипами. Чтобы орудовать таким снарядом, требовалась колоссальная сила…
– Готовься! Чего ждешь? Я убью тебя, как убил твоего отца и оруженосца!
– Моего оруженосца?
– Того, кто носил твой герб при осаде Парижа.
Анн, в свою очередь, вытянул из притороченных к седлу ножен оба меча. Так значит, черный рыцарь – вдобавок ко всему убийца Изидора? Анн должен победить его, во что бы то ни стало, во что бы то ни стало!
Безотрадный фыркал, словно понимая всю важность минуты. Анн сдержал коня. Противник не спеша оценивал его. Молодой человек поступил так же – и результат наблюдений отнюдь его не успокоил.
Ему никогда не нравилась булава. Сражаясь против этого оружия, Анн всегда испытывал наибольшие затруднения. Против меча или боевого цепа два его меча были необоримы, но булава подавляла своей мощью. Поединок превращался в простое испытание силы, где ловкость, главное достоинство Анна-бойца, значила гораздо меньше, чем при других обстоятельствах…
– Р-р-аа, Самаэль!
Рыцарь понесся на него, подняв свое ужасающее оружие. Анн тоже пустил Безотрадного в галоп, и, сколь бы невероятным это ни показалось, в те несколько мгновений, которые отделяли его от столкновения, успел еще задуматься: кричать ли ему: «Мой лев!»? Вообще-то он не имеет на это права, поскольку больше не Вивре, но ведь сейчас он сражается от имени всех Вивре… И он начал:
– Мой…
Но закончить не успел. Булава обрушилась на Анна с такой стремительностью, какой он и вообразить не мог. Инстинктивно он успел выставить ей навстречу оба своих меча, сложив их крест-накрест. Этим маневром юноша спас себе жизнь, зато остался безоружным. Раздался оглушительный металлический лязг, и в его руках остались одни обломки. Булава начисто снесла оба клинка с рукоятей.
Сам виноват! Отвлекся на мгновение, и это оказалось роковым…
С удивительной для его тяжеловесного сложения ловкостью черный всадник уже развернулся и вновь поскакал на своего молодого противника. Анн мысленно воззвал к Богу. Услышав торжествующий хохот из-под золоченого забрала, юноша понял, что погиб.
Нет, еще не погиб! Анн почувствовал, как внезапно его понесло вперед с такой быстротой, что он чуть не опрокинулся навзничь. Сам по себе, не понукаемый никем, Безотрадный рванул во весь опор, спасая своего хозяина от неминуемой гибели. Анн услышал за спиной яростный рев сира де Сомбренома, горячившего своего коня:
– Рр-раа, Самаэль!
Дорога была широкой и ровной, и Безотрадный летел по ней как птица, время от времени легко перепархивая через препятствия. Анн припал к его шее, чтобы избежать ветвей, хлещущих над головой. На этой скорости он не видел ничего. Что-то мелькало перед глазами в лучах света и тотчас же исчезало. Анн несся вперед – и это все, что он знал.
Однако какое-то время спустя молодой человек осознал и кое-что еще: противнику никак не удается его догнать. Адам перестал погонять черного жеребца, чей бешеный галоп слышался сквозь стук копыт Безотрадного. Анн почувствовал, как в нем зарождается слабая надежда. В этом бою он не будет победителем, но еще может не стать побежденным…
