Богдан Сушинский - На острие меча
Приняв ванну, герцогиня опять поинтересовалась, удалось ли поднять мушкетера. А к! огда Маргарет сообщила, что в этот раз он выставил не только своего слугу, но и ее, решительно направилась к комнате лейтенанта. Сопровождая ее, Маргарет почти с ужасом представляла себе, как все это произойдет. Решиться войти ранним утром в спальню к почти незнакомому мужчине!
— Ты свободна, — спокойно прервала ее терзания герцогиня д'Анжу. — Подобные зрелища не для твоих нервов.
Когда она вошла, граф безмятежно возлежал на перине. Он спал. Вид оголенного тела совершенно не смутил герцогиню. Прикрыв гостя легкой периной, она тотчас же полушутя отхлестала его по щекам.
— Вы, кажется, собирались оставить этот гостеприимный дом еще на рассвете, граф. Или же решили, что мой дворец — постоялый двор?
Усевшись в кровати, д'Артаньян растерянно осмотрелся: в своей ли он комнате.
— Я понимаю, что нарушила все общепринятые нормы этикета. Но меня это не волнует.
— Вы удивительно свежо выглядите, герцогиня, — умиленно осмотрел ее лейтенант. — Как вам это удается? После такой-то ночи, — он сумел захватить ее за руку и потянуть в постель.
— Ну и что это значит? — как можно строже поинтересовалась герцогиня, оказавшись усаженной рядом с ним. — Как я должна истолковывать ваше поведение?
— Вы подарили мне удивительную ночь, — нежно прошептал д'Артаньян, привлекая ее за талию и пытаясь уложить рядом с собой. Но увесистая, мужская пощечина мигом остановила его и заставила если не протрезветь, то, по крайней мере, окончательно проснуться.
— Я понимаю, что вы провели сладострастную ночь, граф, — проговорила герцогиня, поднимаясь и отходя к двери. — Но при чем здесь я? Благодарите свою искусительницу, красавицу Сесилию де Роан, которая так понравилась вам вчера.
— Что?! — приподнялся д'Артаньян, совершенно забыв о том, что он гол. — Так это была… Сесилия? Эта?…
— «Эта, эта…», которая с таким же успехом могла бы заласкать и укачать всю вашу мушкетерскую роту.
— Но каким образом она?…
— Впредь советую смотреть, кого вы тащите в постель, герой-любовник, — презрительно доконала его герцогиня, хлопая дверью.
47
Гяур сразу же попытался отобрать у графини письмо, но та, словно не замечая его руки, деловито вскрыла пакет и тут же приказала зажечь стоящие в подсвечнике на небольшом столике свечи.
«Князю Одару-Гяуру, полковнику кварцяного войска Его Величества короля Речи Посполитой, — негромко, но так, чтобы мог слышать сам полковник, прочла она. — По получении сего письма просим незамедлительно отправляться в Варшаву. А по прибытии явиться с докладом в канцелярию его сиятельства господина канцлера…»
— Канцлера? — переспросил Гяур. — Что бы это могло значить? У меня был приказ идти в Каменец. И я пришел сюда.
— Вы словно бы догадываетесь, что этот вопрос следует задать не кому бы то ни было другому, а именно мне, мой непорочный князь.
— Простите, графиня. Считайте, что задал самому себе. Как и полковник Сирко, я был уверен, что в Варшаве пока что мало кто догадывается о моем существовании.
— Да нет же, я говорю серьезно. Вы не ошиблись.
— Таких полковников в Польше тысячи, — все еще воспринимал ее слова за шутку.
— Но ведь кто-то же давал согласие на вашу службу, поручал послу при дворе венгерского правителя Ракоци I разыскать вас, провести переговоры. Что посол и сделал, как только появился в Пруссии.
— Вам все это откуда известно?!
— О нет, я не собираюсь отбивать хлеб у Ольгицы. Просто догадываюсь.
— Но этим действительно занимался посол в Венгрии.
— Видите, как все сходится, — загадочно молвила Диана. — Вами специально занимался посол. А вы утверждаете, что таких, как вы, — тысячи.
— То, о чем вы говорите, — смирился Гяур с тем, что правды от графини все равно не добиться, — делалось с ведома военного командования. А здесь налицо вызов к канцлеру. — И надолго умолк.
— Над чем задумались, князь?
— А не может ли случиться так, что причиной послужил донос майора де Рошаля?
— Вы тоже бывали откровенны с ним? Напрасно. Впрочем, успокойтесь. Перед своей гибелью мерзавец виконт не успел оказать вам такой чести. Другое дело, что, по странной случайности, именно такое же письмо с подписью канцлера пришло и полковнику Сирко. Как раз в тот день, когда я давала прием, — проговорила графиня, поправляя платье и усаживаясь прямо на комод.
— Вы уверены, что именно такое? Все считают отъезд Сирко неожиданным. Никто толком не знает, зачем его вызвали. Отсюда редко кого вызывают, даже когда речь идет о высокопоставленных польских сановниках. Да и сам полковник ни словом не обмолвился ни о своем отъезде, ни вообще о письме.
— О письмах.
— Что?
— Видите ли, мой мужественный князь, в тот день полковник получил сразу два письма. Одно из них, как и вам, пришло из канцелярии Оссолинского. Другое — от французского посла в Варшаве графа де Брежи, — не спеша, неохотно натягивала она чулки. С куда большим удовольствием она снова отшвырнула бы их.
— Он говорил вам об этом?
— Считал, что это тайна. Потому и молчал.
— Тогда как вы узнали о письмах?
— Не попугайничайте, Гяур. Задавать одни и те же вопросы, да к тому же — даме, просто неприлично.
— Извините, — пробормотал князь. — Вы назвали графа де Брежи. Еще один ваш знакомый?
— Француз, причем истинный, — опять прибегла к словесной уловке Диана. — Можете мне поверить, мой непоколебимый, но грустный князь. О нет, не стоит ревновать. Все равно в Париже вам непременно намекнут на то, что графиня де Ляфер была любовницей герцога Орлеанского. Одной из самых юных его любовниц, уточнила бы я, присутствуя при этом разговоре.
— Самого герцога Орлеанского? Дяди Людовика XIV?
— Не скажи я вам этого, так никогда и не узнали бы, что в этот прекрасный лунный вечер здесь, на краю Украины, вы поневоле стали лютым врагом и соперником герцога Орлеанского. Признайтесь, что уже возгордились?
48
Нет, герцогиня была неправа, настраивая его против хозяйки пансионата. Очевидно, она делала это из ревности или зависти.
Оказалось, что маркиза Дельпомас — сама вежливость. Экипаж приняли слуги. Лейтенанту, Сержу и кучеру выделили по комнате в «доме для попечителей». Дав гостю немного передохнуть, маркиза любезно пригласила его вместе отужинать.
За столом д'Артаньян несколько раз пытался завести разговор о деньгах, поскольку так и не знал суммы, которую нужно было внести.
