Наталья Павлищева - Вещий Олег. Князь – Варяг
Из задумчивости Олега вывел подскочивший Путятич. С этим купцом князь еще в свою бытность в Ново Граде хорошо знался. Давно уже Путятич не ходил за моря сам, но на торге много товаров держал. Он одним из первых понял, что торговать можно и незаморским, а своим, славянским. Понравился этим Олегу, тот ему помог на ноги встать после пожара да возврата помощи не потребовал.
Голос старого купца дрожал радостью:
– Княже… Позволь поглядеть на тебя…
Олег обернулся. Путятич был ростом немал, князь никогда не смотрел на него, как на других, сверху вниз, но и того, и второго время слегка согнуло. Все равно стояли вровень. Седые волосы купца трепал ветер.
– Э-э… поседел…
– А и ты не помолодел, княже, – возразил ему Путятич.
В тот вечер они долго вспоминали былые дни, тех, кто жил в Ново Граде, кто его ставил и поднимал. Рассказывал Путятич про древний Словенеск, что когда-то стоял на Волхове, про славян, которые то приходили сюда, то снова почему-то уходили.
– Как ты мыслишь, княже, долго ли теперь здесь просидим?
Олег твердо ответил:
– Теперь навсегда! Никуда больше Русь отсюда не уйдет!
Слезы выступили на глазах у Путятича, а Олег вдруг озорно блеснул глазами из-под седых бровей:
– Не то мы зря с тобой здесь торжище поднимали?
– Не зря! – засмеялся старый товарищ.
Ночь Олег провел без сна, говорил себе, что устал, пора остановиться, нельзя объять всего земного… И вспоминал, до самых утренних петухов вспоминал.
Жизнь точно делилась на две части – до Руси и с ней. Сейчас первая казалась чужой, а происходившее словно не с ним. Или будто здесь проснулся и жить стал, а до того спал и неясные сны видел. А ведь немало лет рядом с тем же Рюриком прожил, в набеги с ним ходил, даже в той же Ладоге бывал прежде, но не задевало, смотрел на все как завоеватель, думал только о дани, о выгоде. Но он и сейчас о выгоде думает… только как-то по-другому.
Когда все началось? Когда родился Ингорь? Олег заглянул глубоко в свое сердце и вдруг понял, что нет. Давно уже не ради Ингоря старается, а ради всей Руси. А тогда просто испугался, за себя испугался. Он был под Рюриком, а тот силен, и Рольф хотел только одного – чтобы Рюрик скорее ушел в свой Скирингссал, чтобы ему руки не связывал. И все равно не то… вот когда Раголд начал ему про богатые земли славянские рассказывать, вдруг захотелось не просто с них дань брать, а свой порядок навести. Когда по-настоящему себя хозяином в Ново Граде почувствовал, это было еще при Рюрике, уже не смог больше жить без этого ощущения силы и власти, сознания, что делают так, как он распорядится. И не викинги на румах, не рабы на дворе под плетьми надсмотрщиков, а вольные люди, способные постоять за себя с оружием в руках! Сначала было опьяняюще, но этот хмель быстро прошел. Славяне хотя и притихли, почуяв твердую руку, но скоро дали понять, что долго насилие над собой не потерпят. Тогда он решил уйти в Киев, даже не о Киеве думал, просто знал, что в Ново Граде не останется.
Многой кровью далась ему победа! Сначала Аскольдовой, тогда он был еще варягом, хитрым, жестоким. Он и сейчас хитер и с врагами жесток, но тогда враги были всюду, зря он думал, что славяне вот так легко подчинятся чужаку. Олегу тяжело дался Киев, хотя и выглядело все просто. Дружина желала грабить, а он вдруг понял, что если хочет остаться, то должен управлять. Труднее всего оказалось со своими, но боевые соратники подчинились его воле первыми. А ведь они могли вернуться домой, а Олег нет.
Потом были древляне и остальные племена, но князь уже изменился, он видел ужас гибели соплеменников от рук своих же. Странно, это не впервые, многие люди гибли на его глазах, и никогда это не тревожило сердце. Какая разница, соплеменники они или нет? Когда изменились его мысли? Неужели там, на капище у волхвов? Но ведь те ничего не говорили, только советовали внимательно прислушиваться к себе… Значит, это в нем самом родилось понимание, что поднимать меч против врагов – это защита, а против своих – преступление? И это у варяга, привыкшего разить мечом, не задумываясь, кто перед ним?
Он стал Верховным волхвом, так и не узнав многих тайн, которые должен знать даже простой волхв, и все равно люди верят, что он Вещий, что знает обо всем наперед… Научился уважать чужих богов и понимать волю своих, славянские боги стали для него своими, помогали. Помогали? Но он не просил помощи, просто старался делать добро тем, кто их почитал. Да, бывал жесток, очень жесток, и по его вине лилась людская кровь, но без жестокости в этом мире не бывает власти, иначе сразу решат, что слаб, а слабым не подчиняются.
Олег остановил сам себя – подчиняются не только силе или жестокости, но и уму. Много лет прошло, пока он научился подчинять умом. Его боятся? Да. Больше враги, меньше свои. Это хорошо, Русь давно уже не воюет. Даже когда на Византию ходили, сумел малой кровью обойтись, хитростью взял. Умом взял. Сумеет ли так же Ингорь?
Мысли вернулись к сыну. Ведь сделал все, о чем мечтал еще в Ново Граде, когда ушел Рюрик. Стал Хозяином, собрал огромные, богатейшие земли, заставил с собой считаться. Ингорю оставляет великую страну, а как удержать – не научил…
Все чаще хочется вспоминать не победы, а ошибки. Глупости, зачем их вспоминать? И так всякий раз, поняв, что допустил ошибку, долго думал, что сделал неправильно. И научился предусматривать каждый шаг заранее, а все считали, что боги подсказывают. Наверное, так и было, ведь они вкладывают свои мысли людям.
Боги… Первой его победой было признание славянских богов. Спросив совета у волхвов, он сделал первый шаг к своей победе. Над кем? Над судьбой? Над собой?
Он не пустил на славянские земли тех, кто учил не поклоняться чужим богам, за это его считали жестоким. Но иначе нельзя, если раскачать веру у только что завоеванных людей, они скинут власть. Он видел, что люди готовы жертвовать собой ради спасения идолов, и не стал тех уничтожать. Наоборот, свозил в единое капище и ставил всех вместе. Сначала его не понимали, потом привыкли, но не было несогласных, и не потому, что княжья воля, а потому, что он все делал с уважением. И это тоже была победа. Разве можно было позволить такое разрушить? Разрушить доверие к нему как отцу-защитнику, как Верховному волхву?
В какой момент общее заступило личное? Когда русские вдруг стали его детьми? Не потому, что стар уже, не потому, что у него власть, а потому, что думает о них как о своих детях. Может, и власть потому, что отец?
А Ингорь нет. Как получилось, что, родившись от Олега, будучи воспитанным Олегом, Ингорь все взял скорее у Рюрика? Зря Геррауд оставил мальчика на попечении Рольфа, из него вышел бы отличный викинг, помешанный на море и походах. Но жизнь не повернешь вспять, что было, то прошло.
