Богдан Сушинский - Остров обреченных
– Почаще выносите ребенка на воздух, – первое, что она произнесла, окончательно придя в себя. – В хижине чадно, и ему трудно дышать. Ему вообще что-то трудновато дышать, у него что-то с грудью.
– Я учту это, Бастианна.
– Поскольку теперь у нас нет ни медика, ни охотника, вам придется все осваивать самой. Тем более, что и гувернантки у вас, герцогиня, теперь уже тоже нет.
– Неправда, у меня чудесная… Причем вы уже не гувернанка, а самый близкий мне человек, такой, какого…
– Остановитесь, – резко прервала ее корсиканка. – А не то мы обе разревемся.
И они обнялись, чтобы втихомолку, прячась друг в друга, выплакаться.
– Вы сможете дойти до хижины? – спросила норд-герцогиня, немного успокоившись.
– Я уж лучше здесь. У «форта» мне дышится легче.
– Тогда я поднимусь к хижине, сварю уху и принесу поесть.
– Я всегда очень плохо чувствую себя после жирного мяса. Особенно жаренного. Уха, рыба – это хорошо, мы, корсиканцы, все, как один, рыбаки и рыбники. Я немного отлежусь, и мы снова возьмемся за сети.
– Нет уж, лучше я сама.
– Возьмемся-возьмемся, это ведь и для меня тоже важно. Я должна чем-то заниматься, должна добывать пропитание, быть полезной вам и герцогу Рою де Робервалю. Ведь здесь не всегда так много рыбы. Помню, Рой говорил: «Рыба пришла» или «Опять рыба ушла в океан». Теперь рыба, похоже, «пришла», много рыбы. И в этом наше спасение.
Под вечер, еще раз накормив Бастианну, а затем Роя, Маргрет взяла малыша и пошла к могиле мужа. Уже в который раз она говорила себе, что надо бы выстрогать дощечку, сделать крест на самой могиле, и на дощечке выжечь гвоздем имя умершего, как это сделал перед смертью испанец с «Изабеллы». Но на это нужно было время, которого у нее сейчас не было. Вот и завтра нужно было с самого утра уходить в лес: кончались дрова. А еще нужно было совершить рейд по ближайшим скалам в поисках яиц; и крыша в спальной части хижины совсем прохудилась, ее нужно перекрыть, причем сделать это как можно раньше, пока не начались дожди…
Совершив ритуал посещения могилы, она с сыном подошла к жертвеннику и, не разводя костра, долго сидела там, давая возможность малышу вдоволь надышаться свежим морским воздухом. Возможно, Бастианна права: его действительно надо почаще выносить на воздух, в хижине ему уже трудно дышать. Да только когда его можно выносить: в морозы, в пургу, в холодные осенние дожди?
В эту ночь, впервые за все время пребывания на острове, Маргрет ночевала в хижине одна. Если, конечно, не считать спящего в люльке малыша. Конечно, она помнила, что где-то рядом Бастианна – ее верная гувернантка, подруга и наставница, с которой связаны ее детство, ее юность, все ее тайны и страдания… Но в то же время с ужасом думала, что будет, если вдруг Бастианна умрет. Сама мысль об этом приводила ее в ужас.
Было уже за полночь, когда, взяв в руки факел, сооруженный из пропитанных жиром тряпок, – они с Роем заготовили несколько таких факелов, чтобы можно было легко поджечь костер-маяк – Маргрет отправилась к «форту». Вечером она помогла корсиканке развести в «форте» костер, чтобы она не замерзла, принесла ей шубу. Но все же… Как она там?
– Бастианна, – позвала она, – открывая полог. – Вы слышите меня, Бастианна?
– Жива я, Маргрет, – послышался полусонный голос корсиканки. – Все еще жива. Не бойтесь, спите. До конца лета я еще как-нибудь продержусь. Зиму уже нет, но до конца лета…
– Завтра я переведу вас в хижину. Мне так страшно одной.
– Не нужно, даже если мне будет значительно лучше.
– Почему? – удивилась норд-герцогиня. – Хотите отдохнуть от Роя-Младшего?
– Запасов нам хватит на несколько дней. Хочу, чтобы эти дни вы провели одна. Помня при этом, что я все еще здесь, и, в случае чего, приду вам на помощь.
– Но почему вы так решили?
– Хочу, чтобы вы привыкали к одиночеству. К тому, что на острове только вы и ваш маленький сын. И никого больше. Лучше привыкать к этому сейчас, чем потом, когда уже действительно останетесь наедине со своим малышом.
Маргрет присела на камень у пригасшего костра и угрюмо молчала. Она понимала, что имеет в виду корсиканка, понимала, что та благоразумно готовит ее к своей смерти. Вот только мириться с этим не желала.
– Вы мудрая женщина, Бастианна.
– Это не я мудра, это мудра жизнь… Своей вещей, непостижимой мудростью.
* * *Умерла Бастианна в конце октября, когда над островом уже бесилась пурга, все перелетные птицы покинули эту твердь, а фиорд покрылся льдом.
Увидев этой осенью, как улетают гуси, Бастианна разрыдалась и сказала, что скоро точно так же «улетит» и она. Вслед за стаей. На Корсику.
Умерла она тихо, спокойно и совершенно неожиданно. Накануне они вдвоем отхаживали Роя-Младшего. Он все же простудился, очень тяжело дышал, лицо его время от времени наливалось синюшностью, и, чтобы помочь ему, они с Бастианной устроили небольшую купель, а затем все тело натерли смесью гусиного и козьего жира. Это все, что они могли. Никакого иного лекарства у них под рукой не было, и никто никакого совета дать им не мог.
Малышу действительно стало лучше, и под колыбельную песенку Бастианны он уснул.
– Значит, жир помогает ему, – заключила Бастианна, довольная своими опытами. – Тут я еще приготовила отвар из трав и пила его. Не знаю, может, он и не помогает, но и не вредит. Травы ведь всегда дают человеку какие-то соки.
– Хорошо, Бастианна.
– А вы, Маргрет, похорошели. Много работаете, часто бываете на воздухе. Мы болеем, а вы хорошеете. Я рада за вас.
– Вы тоже держитесь.
Это был их последний разговор. Ночью Бастианне стало плохо. Она с трудом выбралась из хижины, села на устланный ельником и мхом камень, на котором теперь старалась сидеть как можно чаще, и у нее начались сильные рвоты. Какое-то время Маргрет поддерживала ее, ожидая, пока рвота закончится, чтобы перенести на лежанку. И перенесла, вернее перетащила, однако это уже не помогло: на рассвете корсиканки не стало.
И опять, до самого вечера, лишь изредка наведываясь к Рою-Младшему, норд-герцогиня крошила топором мерзлый каменистый грунт, выдалбливая хоть какое-то подобие могилы. К ночи она не успела. Завернув тело корсиканки в парусину и присыпав его снегом, чтобы не привлечь внимания какого-нибудь зверя, она вернулась в хижину и тут же, совершенно изнеможенная, уснула.
К вечеру следующего дня холм над могилой Бастианны был выложен из камней, почти так же, как и над могилой Роя д’Альби.
Уже поздно вечером Маргрет вновь вернулась к могилам и постояла возле каждой из них, рассказывая Рою-Младшему, кто здесь спит вечным сном праведников. Хотя он еще был очень маленьким, но все же ей верилось, что этот вечер он запомнит.
