Синтия Хэррод-Иглз - Шевалье
После этого Нитсдейлу, последнему из подсудимых, оставалось лишь сослаться на то, что он принимал очень незначительное участие в восстании. Наконец, Коупер поднялся для объявления приговора.
– Именем суда, вы возвращаетесь в заключение в Тауэр, откуда вы будете доставлены на место казни. И пусть всемогущий Господь будет милостив к вашим душам.
Одетые в белое служащие суда разбились на две группы. Пленники вышли из-за барьера. Их отвели в зал в сопровождении палача. Лезвие его топора было повернуто к ним.
Приговор вынесли 9 февраля, а казнь назначили на двадцать четвертое. В оставшиеся две недели Аннунсиата не сидела сложа руки. Она с ужасом выслушала приговор. Она не могла поверить в то, что Карелли ждет смерть. Графиня посещала его ежедневно и встречала у него священника. Тем временем она связалась в семьями других осужденных пэров, чтобы подготовить прошение в палату лордов. Вскоре в один из вечеров ее посетила леди Нитсдейл.
– Я слышала, что король собирается завтра устроить прием. Я думаю пойти с подругой и остановить его по пути и умолять даровать жизнь моему бедному мужу. Так что, миледи, не пойдете ли вы со мной? Вам также дорог ваш сын, как мне мой муж. Более того, король ваш родственник, и ваше присутствие может помочь нам. Вы согласны, миледи?
– Конечно, – ответила Аннунсиата, – хотя я не питаю особых надежд в отношении этого короля, как вы назвали его. Но я испробую все средства, которые только представятся. Если вы полагаете, что мое родство с курфюрстом увеличит наши шансы, я пойду с вами и обращусь к нему как к кузену.
– Мой письмоводитель написал прошение. Не хотите ли вы ознакомиться с ним? Если вы пожелаете подготовить такое же в отношении вашего сына, мы сможем вручить их его величеству до того, как он достигнет приемной. Моя подруга, миссис Морган, говорит, что между апартаментами короля и приемной есть длинный зал, где мы сможем подождать его.
– Да, я знаю, – отозвалась Аннунсиата. – Длинная комната с тремя окнами и стульями около них. Мы можем устроиться у среднего окна, где он непременно нас увидит.
– Думаю, нам следует одеть черное, будто мы в трауре, – сказала леди Нитсдейл, взглянув на пышный наряд Аннунсиаты. – Это произведет на него более благоприятное впечатление и может тронуть его сердце.
Аннунсиата с удивлением посмотрела на нее, и на лице ее отразилось сомнение, но она согласилась с планом.
На следующее утро Аннунсиата надела черное платье, как они и договорились, но не унизилась до скучного однообразия. Платье из черного атласа было задрапировано так, чтобы показать юбку, простеганную черным атласом и отделанную малиновым кантом. Лиф был обшит гагатовыми бусинами, а в центре она носила крест с жемчугом и аметистами, который подарила ей ее мать и который когда-то принадлежал Анне Болейн. Вокруг шеи она надела бриллиантовое ожерелье, подаренное ей королем Карлом II. Графиня считала уместным напомнить курфюрсту, что пользовалась расположением тех, кто владел троном по праву до него.
Георг-Луис, наконец, появился из своих апартаментов в сопровождении четырех слуг и направился через зал в приемную. Его глаза остановились сначала на Аннунсиате, потом на леди Нитсдейл, а затем курфюрст быстро устремил взор на дальнюю дверь. Аннунсиата догадалась, что он решил не заметить их. Она приготовилась твердо стать на его пути и обратиться к нему, но ее опередила леди Нитсдейл, которая бросилась на колени перед курфюрстом и, ухватившись за него, безумно умоляла о прощении на очень плохом французском.
Аннунсиата была раздражена, но попыталась по возможности сгладить неловкую ситуацию. Она заговорила на немецком, объяснив, что женщина на коленях – графиня Нитсдейл, и сообщила, что они обе хотели бы вручить ему прошение. Леди Нитсдейл, все еще лепечущая на французском, старалась засунуть свое прошение в карман Георгу-Луису. Курфюрст, не обращая на нее никакого внимания, довольно грубо оттолкнул руку Аннунсиаты и хотел пройти дальше, обойдя коленопреклоненную фигуру леди Нитсдейл, которая в отчаянии ухватилась за фалды его мундира и держалась за них так крепко, что решительный шаг курфюрста протащил ее от середины комнаты до дверей приемной.
Сцена получилась постыдной. Курфюрст пытался избежать скандала. Потом сопровождавшие его слуги схватили бедную женщину сзади, разняли ей руки, освободив тем самым курфюрста, который быстро скрылся в приемной. Двери приемной поспешно захлопнулись за ним. Прошение леди Нитсдейл выпало из его кармана и было смято закрывшейся дверью.
Аннунсиата попробовала встретиться с курфюрстом на следующий день, надеясь, что без леди Нитсдейл у нее больше шансов на успех, но когда курфюрст увидел ее, он нахмурился и сказал:
– Мне нечего вам сказать. Мятежников надо вешать. Таков закон.
В тот же день графиня узнала, что прошение, поданное в палату лордов, отклонено, и что курфюрст был разгневан на пэров, которые осмелились предположить, что он простит мятежников. Все это не вселяло надежд. Аннунсиата всю ночь просидела с отцом Ринардом в молитвах, обсуждая планы спасения Карелли. На следующее утро она послала Даниэля в отдаленный район Лондона купить напильник. «Если не будет помилования, – думала она, – тогда надо организовать побег».
За три дня до казни Аннунсиата приняла посетительницу, молодую женщину в густой вуали, которая назвалась миссис Фриман, веками освященным псевдонимом для незнакомок.
– Ты можешь предположить, кто она и чего хочет? – спросила Аннунсиата Хлорис.
– Ее рост, рыжие волосы и голос нельзя не узнать, моя госпожа, – ответила Хлорис. – Это сама Божественная Диана, а потому, можно легко догадаться, чего она хочет.
– Что-нибудь в отношении Карелли, – сказала Аннунсиата. – Она в истерике?
– Нет, моя госпожа, но взволнована, должна вам заметить.
– Хорошо. Может быть, у нее есть какая-нибудь идея. Приведи ее сюда.
Аннунсиата никогда не видела Диану ди Франческини, но слышала о ней как о певице от Карелли, который достаточно сообщил о ней, чтобы Аннунсиата смогла догадаться о многом остальном. Графиня ожидала встретить надменную, поверхностную, тщеславную и очаровательную женщину, настолько упоенную своей красотой, что она смогла отвергнуть любовь Карелли. Когда высокая молодая незнакомка откинула вуаль, Аннунсиата увидела, что красота и гордость не были преувеличением, но в рассказах о ней совсем не упоминались ее ум и чувства. В больших синих глазах застыло страдание, а губы, научившиеся не дрожать, выражали решительность.
Диана, со своей стороны, не ожидала, что графиня так красива и так человечна. Семидесятилетняя женщина находилась для Дианы за пределами понимания, а потому должна быть для нее чужой и трудной в общении. Но она увидела женщину, подобную себе, гордую и с чувством собственного достоинства. Они разглядывали друг друга с искренним интересом, с которым одна признанная красавица рассматривает другую.
