Александр Дюма - Изабелла Баварская
Проехав половину большой Сент-Антуанской улицы, процессия была встречена парижским духовенством: священники шли пешком, неся святые мощи для целования. Французский король приложился к ним первым, за ним — король Английский. Затем духовные отцы с пением провели их в собор Нотр-Дам, где они совершили молитву перед главным алтарем, после чего, снова сев на лошадей, отправились каждый в свою резиденцию: король Карл — во дворец Сен-Поль, герцог Бургундский — в свой дворец Артуа, а король Генрих — в Лувр. На следующий день в Париж прибыли обе королевы.
Не успел еще новый двор разместиться в столице, как герцог Бургундский решил мстить за смерть своего отца. По этому поводу король Франции устроил в нижней зале дворца Сен-Поль заседание парламента. На одной с ним скамье сидел английский король, а поблизости находились мэтр Жан Леклерк, французский канцлер, Филипп де Морвилье, первый председатель парламента, и другие высокопоставленные советники короля Карла. По другую сторону, ближе к середине залы, сидели герцог Филипп Бургундский и окружавшие его герцоги Кларенс и Бедфорт, епископы Теруанский, Турнейский, Бовэский и Амьенский, мессир Жан де Люксембург и многие другие его рыцари и щитоносцы.
Но вот со своего места поднялся Никола Ролен, адвокат герцога Бургундского и герцогини, его матери, и попросил у обоих королей позволения говорить. Он рассказал о расправе, учиненной над герцогом Жаном; в этом преступлении Ролен обвинял дофина Карла, виконта де Нарбона, де Барбазана, Танги Дюшателя, Гильома ле Бутилье, председателя Жана Луве, мессира Робера де Луара и Оливье Лейе; в заключение своей речи он потребовал наказания виновных. Он настаивал на том, чтобы их посадили на телеги и в течение трех дней возили по улицам Парижа с обнаженной головою, с горящей свечой в руке и чтобы при этом они во всеуслышание каялись в том, что из зависти подло и коварно убили герцога Бургундского; чтобы затем их доставили на место убийства, то есть в Монтеро, где они дважды повторили бы слова раскаяния; чтобы, кроме того, на том месте, где герцог испустил последний вздох, была сооружена церковь и к ней были назначены двенадцать каноников, шесть священников и шесть служителей, единственной обязанностью которых было бы молиться за душу убиенного. Сверх того, на средства виновных эта церковь должна быть убрана, в ней должны быть алтарь, чаши, молитвенники, покровы — словом, все необходимое; к тому же Ролен требовал, чтобы за счет осужденных каноникам назначили содержание в двести ливров, священникам — в сто ливров и служителям — в пятьдесят ливров; чтобы над порталом новой церкви большими буквами было написано, почему она воздвигнута, дабы увековечить память об этом покаянии, и чтобы такие же храмы и с той же целью были возведены в Париже, Риме, Генте, Дижоне, Сен-Жак-де-Компостеле, а также в Иерусалиме, там, где принял смерть сам Спаситель.
Эту просьбу поддержали Пьер де Мариньи, королевский адвокат в парламенте, и Жан л’Арше, доктор богословия, ректор Парижского университета.
Затем взял слово канцлер Франции и от имени короля Карла, равнодушно выслушавшего все эти предложения, заявил, что милостью Божией и с помощью английского короля — его брата и сына, регента Франции и наследника короны — требования герцога Филиппа Бургундского будут исполнены в соответствии с законом.
На этом заседание было закрыто, и оба короля и герцог вернулись в свои дворцы.
Прошло тринадцать лет с тех пор, как в той же самой зале прозвучали те же самые обвинения; но тогда убийцей был герцог Бургундский, а обвинительницей — Валентина Миланская. Она требовала правосудия, и ей оно было обещано, как теперь его обещали герцогу Филиппу. И в тот раз ветер развеял королевское обещание точно так же, как он развеял его и сейчас.
Однако, следуя королевскому предписанию, 5 января 1421 года парламент начал суд над Карлом де Валуа, герцогом Туренским, дофином Франции. Ему было отправлено письмо с требованием явиться через три дня под угрозой, в случае неявки, подвергнуться изгнанию под звук трубы перед Мраморным столом. Поскольку он не явился, то был объявлен изгнанным из королевства и навечно лишен права наследования престола.
Дофин узнал об этом в Бурже и поклялся ответить на вызов с мечом в руках — ответить и Парижу, и Англии, и Бургундии.
Истинные французы глубоко сочувствовали дофину, тем более что безумие его отца было всем известно, и все знали, что не сердце старого короля изгнало любимого сына: все, что совершалось именем безумного, многим казалось неприемлемым и незаконным.
Роскошь, окружавшая английского короля в Лувре, в сравнении с той бедностью, в какой жил французский король во дворце Сен-Поль, вызывала ропот всей столичной знати. На Рождество 1420 года, в залитых огнями залах Лувра король Генрих наслаждался подобострастием обеих королев, герцога Филиппа, французских и бургундских рыцарей, тогда как в темных и сырых комнатах дворца Сен-Поль рядом с Карлом не было никого, кроме нескольких слуг и сердобольных горожан, сохранивших к нему давнюю преданность.
Как раз в это время одно непредвиденное обстоятельство несколько охладило отношения между английским королем и герцогом Филиппом. В числе пленников, взятых в Мелене, находился, как мы уже сказали, де Барбазан. Этот рыцарь был обвинен в причастности к убийству на мосту Монтеро, а по договору, заключенному герцогом Филиппом с королем Генрихом, всякий пособник или соучастник этого убийства отдавался на волю герцога Бургундского. Совет герцога в Дижоне был уже готов к допросу, когда пленник напомнил о братстве по оружию, которое предложил ему английский король после меленского сражения. Генрих не отступил от своей клятвы: он объявил, что человек, коснувшийся его королевской руки, не подвергнется позорному суду, даже если бы этого потребовал сам святейший папа. Герцог Бургундский, хотя и не подал вида, но был очень разгневан, и казнь де Кесмереля, незаконного сына Танги, и Жана Го, которые были четвертованы по приговору парламента, не могла смягчить его гнева. Де Кесмерель так гордился убийством, совершенным его отцом, что заказал расшитый золотом чехол для секиры, которой был сражен герцог Жан, и носил на богатой цепи золотую шпору, сорванную им с сапога герцога.
ГЛАВА XXIX
К концу месяца английский король и герцог Бургундский расстались: король Генрих направился в Лондон, чтобы отвезти туда свою супругу Екатерину и там короновать; герцог Филипп решил объехать свои города, многими из которых он еще и не был признан.
Их отсутствие оказалось губительным и для дел герцога, и для дел короля. Дофинцы, павшие было духом после падения Мелена и Вильнев-ле-Руа, вновь приободрились, узнав, что вражеские предводители уехали. Внезапным приступом они взяли замок Ла-Ферте и Сен-Рикье и, наконец, так жестоко разбили англичан близ Божи, что брат короля, герцог Кларенс, маршал Англии господин Рос, граф Кини и цвет английского рыцарства и английской кавалерии пали на поле боя; графы же Соммерсет, Хантингтон и Перш сдались дофинцам в плен. Однако тело герцога Кларенса не досталось врагам: один английский рыцарь поднял его к себе на лошадь и защищал столь храбро и успешно, что сумел передать это бесценное сокровище графу Солсбери, который отправил тело герцога в Англию, где оно было предано земле.
