Богдан Сушинский - На острие меча
— Да, мощи святой Варвары, у себя! — донесся хриплый, раздраженный голос ротмистра. Улич хорошо понимал, что не должен был открываться. Никому. — Но я бы не советовал тревожить его сейчас!
— Придется потревожить! Вы его слуга?!
— Князь так не считает!
— Ему письмо из Варшавы! Из приемной самого канцлера Речи Посполитой! Получив его по эстафете, я проскакал целый день, чтобы доставить это послание еще сегодня! Так было велено!
— Ну, если велено… — лениво протянул Улич. — Тогда что ж, придется звать! Хотя у полковника это и вызовет неудовольствие. Слишком уж неудачное время выбрали вы для своего визита.
— Что бы это могло значить? — медленно поднимался полковник, все еще не отзываясь на голос посыльного офицера.
— Ничего особенного, — полушепотом заверила его графиня де Ляфер. Она лежала, уткнувшись головой в подушку. Оголенные, изящно отточенные плечи ее призывно вздымались, соблазняя Гяура формами своими, женственной свежестью тела и фиалковым запахом распущенных волос.
— Но там посыльный с письмом.
— А здесь — раздетая и обласканная тобой женщина, — томно напомнила графиня, приближая изгиб длинной лебединой шеи к его губам и не позволяя подняться с кровати. — Письмо от канцлера Польши — только-то и всего. Что вас так встревожило, мой невозмутимый князь?
— Нужно бы одеться. Сейчас посыльный будет здесь.
— Давайте сюда это письмо. Я передам, — вновь ожил голос Улича.
— Это невозможно. Обязан вручить полковнику лично в руки.
— А вот это действительно невозможно! — хрипло рычит Улич. — Князь Одар-Гяур лежит в постели. Залечивает раны.
— Он ранен? Тяжело?
— Во всяком случае, ему пришлось выдержать тяжелую осаду. После того, как сам отчаянно бросился на штурм.
Так ничего и не поняв из сказанного ротмистром, гонец промолчал. Зато Гяур и Диана прекрасно знали, что он имел в виду.
— Какой же он негодяй, — незло пробормотал полковник, лихорадочно одеваясь. — Вот уж, действительно…
— Спокойнее, князь, — пыталась усмирить его графиня.
— Улич! — предупредительно крикнул Гяур. — Пропустить посыльного! Я готов принять его!
— Ну вот, очевидно, полковник ранен не так уж тяжело, — извиняющимся тоном бормотал офицерик, решительно прорываясь сквозь заслон и поднимаясь по крутой наружной лестнице в гнездовье князя Одара-Гяура. — А значит, лично сможет принять меня…
— Смогу, смогу, — нервно успокоил его Гяур, набрасывая на плечи кафтан.
— Лучше доверь это мне, — вроде бы полушутя, но все же довольно решительно оттеснила его Диана. — У меня это получится трогательнее.
— Да не пристало тебе получать мои письма, — возмущенно прошептал Гяур, но уже было поздно, поскольку над порогом мансарды возникла голова посыльного. А поскольку графиня встречала его, стоя на коленях и заслонив собой Гяура, то прямо перед глазами оробевшего молоденького офицерика возникла ее полная, сияющая, как две доли щедрой луны, грудь.
— Простите, пани. Имею честь. Лейтенант Пшекревский.
— Ну что вы там бормочете, мой уставший, — с нежной издевкой проворковала графиня. — Вы принесли письмо? Так считайте, что оно уже у полковника, врученное ему лично в руки.
— Тысячу извинений, господин полковник, — растерянно пробормотал посыльный, убеждаясь в том, что появление его в самом деле оказалось убийственно несвоевременным. Гяур тут же извинил его, а графиня приподняла фуражку офицера и по-матерински поцеловала его в лоб.
— Это вам — в виде награды, мой доблестный. Считайте, что самый великий подвиг на военной службе вы уже только что совершили. А главное, не забудьте доложить своему грозному командиру, что вы — ангел. Сошлитесь при этом на меня, графиню де Ляфер.
— Еще раз извините, пани, и вы, господин полковник. Я не знал… Меня послали. Пакет, — продолжал лепетать лейтенантик, еще какое-то время завороженно глядя на грудь графини. — Очень срочный пакет, — извиняющимся тоном бормотал он, опускаясь вниз, так и не дождавшись ни благодарности, ни каких-либо объяснений самого полковника. И даже не будучи уверенным, полковник ли это на самом деле.
43
— Наконец-то вы снова объявились, граф д'Артаньян. Парижан, конечно, сотни тысяч, но есть среди них люди, чье исчезновение — одного-единственного человека — с улиц Парижа превращает его в заурядный провинциальный городишко.
В устах герцогини д'Анжу эти слова звучали, как монолог из классической трагедии в устах бездарной актрисы. Поневоле начинаешь задумываться не над смыслом, а над фальшью, порождаемой каждым высказанным ею словом.
— Если бы из Парижа вдруг исчезли вы, герцогиня, его величеству пришлось бы подыскивать для своей столицы новый город, — платил ей мушкетер той же фальшивой монетой. — На этот раз где-нибудь в глубине Гасконии.
Д'Артаньян не решился бы выяснять, какие дела привели герцогиню в Лувр. Он прекрасно знал, что в королевский дворец, как и во многие другие, ее приводили не какие-либо конкретные дела.
— Ходят слухи, что вы оказались на войне, мой милый граф. Неужели Франция до того оскудела на воинов, что посылает воевать даже королевских мушкетеров?
— Любые попытки начать войну без мушкетеров просто-напросто завершаются крахом. Были бы королевские мушкетеры, — изощрялся в красноречии д'Артаньян, — а уж начать войну они могут и без короля.
— Как же вы несносны, граф, — капризно сморщила носик герцогиня, улавливая в его словах солоноватую иронию. — Несносны и неисправимы. Вам не понять искренности моих слов.
— Почему же, я пытаюсь.
— Оставить парижские салоны без таких кавалеров, — вздохнула герцогиня.
И д'Артаньян понял: игра кончилась. Этот вздох был криком души. Непозволительно стареющая герцогиня безбожно флиртовала со многими офицерами. Правда, создавалось впечатление, что приглашать их в свои будуары герцогиня не спешила, все больше окружала себя молоденькими девицами. Ценность флирта с красавцами-мужчинами содержалась для нее в самом искусстве флирта.
Они вышли на небольшую ротонду, из которой открывался вид на внутренний парк, и уселись на одной из скамеек.
— Только что секретарь предупредил, что в ближайшие два часа Мазарини не сможет принять меня. Я заметила: вы были у него… — д'Анжу вопросительно взглянула на лейтенанта.
— Обычное донесение с фронта, герцогиня. Возвращаясь из Кале, я побывал в штабе главнокомандующего…
— О, так принц де Конде возвел вас в ранг посла?
— Это называется скромнее: «гонец».
