Михаил Голденков - Огненный всадник
— Ничего, — улыбнулась Биллевич, не имея возможности взглянуть на Кмитича, — маленький город. Синагога, пара храмов лютеранских да православная церковь. Маентки мои не очень завидные, пан Самуэль. От Юрбурга до Таурогена — сплошные леса. Ах, да! Сыр, как Вы заметили, наш Юрбургский славен не меньше голландского! И белый сыр, и желтый. Что еще? У нас много янтаря. И в форме капель, и ниток, и лепешек… На все вкусы!
— Видите, какой богатый ваш край! — улыбнулся Кмитич, глядя прямо перед собой. — А я по сравнению с вами вообще нищий! Все мои маентки в Орше, Менске и Гродне захватил царь…
Пройдя променад, они повернулись лицом друг к другу. «Какое у нее правильное овальной формы личико!» — подумал Кмитич, обратив внимание на отсутствие обильной косметики, вопреки моде — лишь слегка подведены глаза. А губы… губы, кажется, не подкрашены вовсе. Остальные пары в это время проходили по колонне, останавливаясь такт за тактом. Далее шел восьмитактовый расход, после которого Кмитич и Александра улыбнулись друг другу так, будто прошло не восемь музыкальных тактов, а восемь дней разлуки любящих сердец. Ее лучезарная улыбка, открытая и ясная, не в пример другим светским дамам, обнажила еще одно ее достоинство — белые ровные зубы.
— Я хочу написать о вас верш, — шепнула Алеся, — я пишу и уже печаталась в Полоцке. Хотела посвятить верш погибшему жениху, но… Именно вы меня вдохновили, пан Самуэль. Ходят легенды, что пан Кмитич — это сущий дьявол. Это так? В чем вы дьявол, пан полковник?
— Наверное, я чуть-чуть язычник, — улыбнулся ей Кмитич, — и дружу с чертом. Если снять с меня туфлю, то там… копыто!
— А куда вы прячете хвост? — улыбнулась партнерша Кмитича.
— Хвост? А, хвост! Зачем мне хвост? Хвосты сейчас у чертей не в моде.
Девушка фыркнула, но тут же вернула серьезное выражение на лицо. Теперь смеялись только глаза. Кмитич заметил, что когда Алеся улыбается — она само воплощение веселья и почти детской радости, но может сделать серьезное лицо — даже королева позавидует такому надменному выражению.
Они опустили руки, кавалеры сделали выпад на правую ногу, дамы стали обходить их по часовой стрелке.
— Дьявол… Это так враги говорят обо мне, — обронил Кмитич, вращая головой вслед круговому движению Александры. Девушка смотрела прямо в глаза Кмитича, словно его взгляд не давал ей оступиться и упасть.
— Я ведь их изрядно поколотил пару раз, — улыбнулся Кмитич. Алеся пошла на последний такт, — вот, недавно под Двинском славная была сеча. Московцы после этого ушли из-под города. Увы, это не всегда заканчивается победой. Так ваш жених погиб? Сочувствую.
— Да, погиб, под Полоцком. Его тела даже не нашли. Вроде как пропал без вести. Никогда не думала, что этот тучный сорокалетний мужчина, стеснительный и неуклюжий, окажется таким смельчаком. Он со своей хоругвией бросился на в три раза превосходящие силы врага и даже зарубил конного стрельца. Я его явно недооценивала, считая увальнем, — пани Биллевич вздохнула и опустила голову, часто заморгав длинными черными ресницами, — вы хотите спросить, любила ли я его? Он мне был приятен, не отрицаю, но не более. Увы, мы, молодые знатные девушки, так несамостоятельны в выборе женихов!
— О, это мне так знакомо! А что, у Биллевичей не все складно идет, раз ваш выбор не был добровольным?
Алеся не ответила, так как здесь на первый такт пары первой линии делали легкий поклон залу.
— Наш род старый и сейчас переживает не лучшие времена, — вздохнула Алеся, — война с Хмельницким нас разорила. Да и эта тоже. Упадок и запустенье — наверное, не зря наш родовой герб — «Могила». А тут, на балу в Витебске, Павел Сапега, милый пан, как отец, заботящийся обо мне, пригласил меня на полонез. Потом к нам подошел еще один полоцкий шляхтич, пан Тележников, и Сапега представил мне его. Тележникову я очень понравилась, он был вдовец. Мне Тележников, впрочем, тогда тоже приглянулся.
— У Сапеги, надо заметить, — перебил Кмитич Алесю, — жены мрут как мухи. Пробачте, пани, за сравнение. Он, наверное, уже раз пятый женат.
— Третий.
— Надо же! Значит, трижды брак не заключал. Поговаривают, что в его Голыпанском замке в стене замурована его слишком навязчивая любовница, пытавшаяся его женить на себе.
— Вы-то сами в эту чушь верите? — иронично усмехнулась Алеся.
— Раньше не верил. А теперь… Ведь его первая жена, вдова Дмитрия Халевского, умерла в год их свадьбы. А старшая дочь от второго брака уже ушла в монашки. Не странно ли? — Кмитич осекся. «Я, наверное, сейчас выгляжу, как светская баба-сплетница», — подумал он, краснея.
— Ну, вот, так я и познакомилась с Тележниковым, — вернулась к своей теме Алеся, давая понять, что не хочет обсуждать Сапегу и прощает Кмитичу его пассаж в адрес витебского воеводы, — он вскоре предложил мне руку. Родственники настояли, чтобы я согласилась, говорили, не хорохорься, мы же пусть и знатные, но бедные.
— Но, дзякуй Богу, пока свободные! — парировал Кмитич. При этом пары уже выстраивались в круг по восьмиугольнику, чтобы перейти к шену. На последний счет Кмитич довернул Алесю для шена.
— Дедушка, кейдановский князь, — продолжала пани Биллевич, — оставил мне, сироте, все свое несколько запущенное россиенское поместье и долги. Я бы одна не справилась ни с тем, ни с другим. Вот тут меня и сосватали в Полоцк, к пану Тележникову. Он мне понравился: вдовец, добрый, внимательный и, главное, не жадный. Остальные же только на замок да на поместье и засматривались. А этот — нет. Увы… погиб. Но, видимо, так угодно Богу — забрать к себе лучших из нас.
Пошел шен, восемь тактов. Но Кмитич, видимо, чтобы отвлечь Алесю от грустных мыслей, стал тихо напевать ей:
Я цяцерку пасу, да ух, я!
На паповым лугу, да ух, я!
А цяцерка пад мост, да ух, я!
Биллевич почти по-детски хихикнула:
— А это что такое?
— Танец «Тетерка», — кавалеры обводили дам вокруг себя, и это же делал Кмитич, — «Тетерка» куда как веселей, чем полонез. Там нужно через ворота пробегать, девушку догонять да в конец ряда становиться. У нас в Орше такой часто танцуют. Точнее… танцевали, — вздохнул Кмитич, представляя, что же сейчас творится в его родном городе.
— Нет, вы и в самом деле необычный человек, — улыбнулась Алеся…
Глава 24
АЛЕСЯ
Александра наполнила темно-красным токаем два бокала и поднесла один Кмитичу:
— Так выпьем же за то, что мы уже шведы! — улыбнулась она.
— О! — засмеялся Кмитич. — Это так! Хотя будет еще один акт подписания Унии. Но это уже формальность.
