Пьер Понсон дю Террайль - Король-сердцеед
Между тем Маликан сказал Паоле:
— Сударыня! Каждую ночь я буду навещать вас, пока не случится несчастья с кем-нибудь из тех, кого ненавидит ваш отец, и, до тех пор пока я буду приходить сюда, с вами не случится ничего худого!
Сказав это, Маликан ушел.
Тогда Фаринетта обратилась к Одышке, Волчьему Сердцу и Шмелю:
— В ту ночь, когда этот человек не придет сюда, я порву сдерживающую вас цепь и дочь Рене будет отдана в вашу власть!
Паола поняла, что она погибла, так как вспомнила о перчатках, отравленных ее отцом. И в то время как сообщники Фаринетты плотоядно облизывались, итальянка снова упала в обморок.
XXI
Невозможно описать тот ад, который поднялся в душе Крильона при словах Маликана. Он бежал по улицам, словно за ним гнался целый легион демонов, и думал горькую думу. Ведь он дал клятву Рене, что вырвет Паолу из рук сообщников Фаринетты. Пусть Рене — негодяй, но слово дворянина должно оставаться нерушимым, кому бы оно ни давалось — королю или палачу, все равно! Он, Крильон, еще никогда не нарушал своего слова…
Но как же быть теперь, когда слово дано, а сдержать его нельзя?
Крильона не остановило бы то, что освобождение Паолы шло против интересов принца Генриха. Действительно неустрашимый, он не побоялся бы пойти даже против самого короля. Но ведь он дал слово принцессе Маргарите постараться обезопасить принца и его близких от покушений со стороны Рене. Паола как заложница отлично гарантировала эту безопасность, и ее освобождение было бы равносильно нарушению данного принцессе слова. Так как же поступить, если в обоих случаях он все равно нарушал данное слово?
Правда, слово, данное принцессе, имело право первенства. Поэтому Крильон и отказался от намерения сдерживать слово, данное Рене. Но как пережить невозможность сдержать последнее?
В этом хаосе чувств Крильон дошел до своего дома.
На его стук вышел Фангас с лампой в руках.
— Что с вами, ваша светлость? — спросил испуганный конюший. — Вы так бледны!
— Проводи меня наверх! — хмуро сказал Крильон. Когда он вошел в комнату, служившую временной тюрьмой Флорентийца, его взорам представилось довольно необычайное зрелище. Посредине комнаты за столом сидел Рене; на стене красовались три огромные фляги вина, из которых две были совершенно пусты, а третья наполовину. Среди фляг и кружек герцог увидал игральные кости и стакан для них. Около Рене виднелась кучка красных бобов. У места, где сидел Фангас, бобы покрывали два кошелька — его собственный и Флорентийца.
Рене был очень бледен, его потускневший взор выдавал сильгейшее опьянение.
— Что это значит? — удивленно спросил герцог.
— Да видите ли, ваша светлость, — ответил конюший, господину Рене не хотелось спать, а захотелось утолить жажду. Вот я и подумал, что ваша милость не будет сердиться, если я угощу его стаканом вина…
— Ты называешь это «стаканом»? — сказал герцог, указывая на монументальные фляги.
— У него была очень сильная жажда!
— И у тебя тоже?
— О, я пил только для того, чтобы поддержать ему компанию!
— Допустим. Далее?
— Вашей милости известно, что господин Рене очень богат. Вот я и рассказал ему, что мне давно хочется купить себе домик с виноградником, да денег все нет. Рене и предложил мне столько денег, чтобы я мог купить себе отличное поместье где-нибудь около Авиньона!
— Однако он очень щедр, — заметил Крильон. — А что он хотел взамен?
— О, сущих пустяков: чтобы я отпустил его домой спать! Крильон расхохотался.
— А ты предпочел отказаться от дома с виноградником?
— Ну вот еще! Конечно нет. Только, не желая получать деньги даром, я предложил господину Рене сыграть со мной в кости. Ну и не повезло же ему, бедняге, надо сказать!
— Ты много выиграл?
— А вот судите сами, ванта светлость! Сначала мы начали играть очень скромно, но господин Рене — горячий игрок, и если он проигрывает, то удваивает и учетверяет ставки. В самом непродолжительном времени его кошелек перешел ко мне. Тогда я принес сотню бобов и дал их Рене. Мы условились, что каждый боб будет стоит пистоль…
— И ты все это выиграл?
— О, уже давно! Затем мы повысили стоимость боба до двух, четырех, десяти пистолей… Наконец…
— Ну, наконец?
— Теперь каждый боб стоит тысячу пистолей!
— Черт возьми! — вскрикнул герцог. — Но вы разорены, милейший Рене!
— Такое несчастье бывает раз в тысячу лет, — заметил Фангас, тогда как Рене лишь бессмысленно заморгал в ответ на слова герцога. — Ваша светлость разрешит нам продолжать?
— Как, разве тебе еще не хватает выигрыша на покупку дома?
— Нет, хватает, но я переменил решение. Я решил отправиться в Рим, повидать папу и… попросить его продать мне свой авиньонский замок, в котором он уже давно не живет!
Герцог хохотал до одышки.
— Да ну же… играть! — невнятно пробормотал пьяный Рене.
— Постой-ка! — сказал герцог, которому пришла в голову странная, но блестящая мысль. — Я буду играть за тебя, Фангас!
— О, ваша светлость, — огорченно заметил Фангас, — это изменит полосу…
— Дурак! — сказал герцог, кидая на стол свой кошелек. Неужели герцог Крильон проиграет там, где его конюший выигрывает?
Крильон взял в руки стакан с костями и сказал Рене:
— Ставлю вам тысячу ливров!
— Идет! — ответил Рене, совершенно подпавший под власть демонов игры и вина.
— А вы, со своей стороны, поставите ту клятву, которую я дал вам недавно!
— Клятву? Какую клятву? — пробормотал Рене. — Не помню клятвы!
— Да это не важно, помните вы или нет, — нетерпеливо сказал Крильон. — Вы только играйте. Если я проиграю, вы получите тысячу ливров. Если я выиграю, я буду свободен от данного вам обещания!
— Идет! — ответил Флорентинец, после чего взял из рук герцога стакан, кинул кости и, взглянув на них, с торжеством сказал: — Семь!
— Господи! — с отчаянием крикнул Фангас. — У него никогда еще не было семи во весь вечер! Крильон пожал плечами и сказал:
— Сейчас увидишь, глупое животное! Он бросил кости в свою очередь.
— Восемь! — сказал он. — Я выиграл!
— Браво! — крикнул восхищенный Фангас.
— Хороший удар… очень хороший удар! — пробормотал Рене, положив голову на руки, и… заснул, сраженный волнением и хмелем.
Крильон встал, потянулся с довольным видом и сказал:
— Черт возьми! Я буду отлично спать в эту ночь теперь! Знаешь ли ты, Фангас, что я чуть-чуть не обесчестил себя?
Герцог взял свечу и отправился в свою комнату. Фангас взял Рене на руки и отнес его на кровать. Затем он собрал кошельки и бобы и пробормотал:
