Марина Александрова - Волгарь
Вскоре стрельцы оказались зажаты между подошедшими основными казацкими силами и набежавшей с отдаленных улиц голутвой, вооруженной чем попадя. Городской люд кричал стрельцам, чтоб не учиняли кровопролития, что Степан Тимофеич не враг беднякам и казаки простому люду братья. И стрельцы в самом деле побросали оружие наземь, понимая невозможность сражаться далее.
Скорый на расправу атаман казнил голову и других стрелецких начальников, а затем Разинские казаки и яицкая голутва разбежались на грабеж по городу. Они не щадили приказных и торговых людей, чинили расправу над местными богатинами, а пограбленные животы со всего города тащили в дуван.
Опьяненный битвой Ефим носился по городку вместе с оравой голутвы и первый врывался в дома, выволакивал из подвалов спрятавшихся там, трясущихся купцов и устраивал над ними потеху, пока остальные ворошили кладовые. Молодой казак мало обращал внимания на возможность поживы, он считал, что его по справедливости наградит атаман.
Но в одной из очередных лавок его вдруг остановил алый взблеск, отмеченный краем глаза. Ефим развернулся в эту сторону и увидел скорчившегося в углу тщедушного трясущегося приказчика, который со страхом взирал на беснующихся людей, молитвенно сложив перед собой руки. На безымянном пальце правой руки подмигивал Ефиму кровавым глазом батюшкин перстень!
Далее Ефим действовал словно в бреду: мешалось у него перед глазами, казалось, что вместо руки приказчика, манит его снова в жаркую бездну отрубленная рука родителя. С налитыми кровью глазами сгреб он несчастного приказчика за шиворот и прошипел тому прямо в лицо:
– Где кольцо взял, иуда? Отвечай!
Дрожа и заикаясь, перепуганный мужичонка выговорил:
– Не погуби! Все скажу, все! Хозяин скопом купил шкатулку у заезжего гостя, а мне отдал за ненадобностью. Не погуби, милостивец!..
Но Ефим уже не мог остановиться: полыхание дьявольского камня отнимало разум. Казак перерезал приказчику горло, выпустил обмякшее тело и отрезал палец с надетым на него кольцом. Затем брезгливо пнул безжизненный труп и вышел из лавки.
Он надел кольцо на палец, не отрывая взгляда от камня, и в этот миг почудился ему злобный скрежещущий хохот, а руку словно охватило жарким пламенем, и красная пелена застлала глаза...
Немногим позднее Ефим пришел в себя и вновь посмотрел на отцовский перстень: камень был спокоен и беспросветно черен, словно и не было ничего, только бешенно колотилось сердце парня, будто собралось выскочить из груди, да по спине стекали струйки холодного пота.
А колечко, словно бы живое, уютненько так устроилось на пальце нового законного владельца. Притаилось выжидаючи. Восемь лет прошло, как оно ушло из семейства Парфеновых, и много чего случилось за эти годы.
ГЛАВА 4
...Отрубленная рука Харитона с перстнем на пальце оказалась на персидском корабле. Когда ж отплыли персы подальше от места побоища и стали прибирать палубу, то злосчастную руку, попавшую под лавку галерных гребцов-рабов, никто и не приметил. Только ночью, когда галера легла в дрейф и гребцы получили возможность немного поспать, один из них обнаружил этот жуткий обрубок.
Был это красивый молодец примерно двадцати лет. На галеру попал он недавно, поэтому непосильная работа еще не успела оставить свой след на его могучем теле, но рубцы от кнута уже покрывали его дочерна загорелую спину.
Звали раба Глебом, и был он горд и строптив непомерно. Оттого частенько охаживали его плетью. Глеб Растокин был дворянским сыном, рано осиротевшим. Воспитывал его дядя, что служил в Посольском приказе и, гордясь умом племянника, готовил его в свои преемники. Когда Глеб вошел в возраст, то взял его с собой дядя в Персию. Там-то и опоили парня коварные персы, польстившись на недюжинную его силушку: Глеб подковы гнул одной рукой и кочергу мог узлом завязать.
Таким своим умением и похвалялся он в порту, будучи уже в изрядном подпитии. Языки Глеб знал во множестве, нрав имел открытый и веселый, потому и мог быстро стать своим в любой компании. Дядя-то считал, что с такими талантами прямая дорога племяннику иноземным послом стать. Да только судил Бог иначе.
Очнулся Глеб в каменном грязном и вонючем подвале, связанный по рукам и ногам. Да еще и голова трещала изрядно после вчерашних неумеренных возлияний. Поозирался он вокруг, пребывая в недоумении, потому как память у него отшибло начисто: ничего не помнил молодец о том, как оказался в таком положении. Но приметив еще два десятка таких же бедолаг, Глеб наконец-то уразумел, что пленили его работорговцы. И как ни старался молодец, как ни напрягал могучие руки, оказалось, что путы порвать нет никакой возможности. Персы-то не дураки были: крепко опутали парня, помня об его немереной силище.
Испытал молодец сильное смущение чувств от такого оборота, но, подумавши немного, несколько приободрился: порешил он, что как только появятся его пленители, то объявит он им про свое родство, чтобы к дяде грамоту отправили с просьбой о выкупе. Не было у Глеба сомнений в том, что заплатит дядя за него полновесной монетой и рабство его недолгим будет.
Да только не оправдались его чаянья: как получил дядя от персов грамотку о выкупе, так пришел в великое негодование. Разорвал он ее, на пол бросил, ногами затопал. Кричал, что де не собирается всякую теребень кабацкую выручать и что если племянничек его заботы об себе не ценит, а, напротив, безобразия учиняет, то пусть сам же и выпутывается.
Обозленные работорговцы отпинали Глеба ногами, выместив таким образом на нем свою досаду за долгое бесплодное ожидание. Они-то уверились в получении выкупа, ан нет – не свезло им. Вот и продали они Глеба на пиратскую галеру гребцом.
...Когда же на галере молодец обнаружил Харитонову руку, то хотел было сразу выкинуть за борт эдакую дрянь, да вдруг на пальце увидал колечко с камушком: горел камушек ровно уголек, манил к себе. Глеб снял перстенек, поглядел недолго на дивный камень, да и надел тот перстенек на свой палец.
Словно огнем руку охватило, будто колечко только что из горнила вынули. Едва сдержался молодец, чтоб не вскрикнуть от боли, и уже по-иному взглянул на нежданную обнову. А камушек-то словно успокаиваться начал: цвет свой пламенный пригасил, а потом и вовсе мигнул искрами раз-другой да и погас, стал невзрачным и черным.
Пожал плечами Глеб на странности эдакие, да и спать лег. А то ведь персы проклятущие до свету на весла опять посадят. Но с той минуты сменилась судьба у молодца, хоть сам он об этом и не догадывался.
В следующем плавании случилось так, что обронил надсмотрщик над гребцами ключи от оков аккурат рядом с Глебом, тот их приметил да и пригреб ногой под лавку. А ночью отомкнули все рабы свои кандалы, напали на своих хозяев и перебили их. Особливо поиздевались они напоследок над капитаном пиратским, который злобностью своей и жестокостью даже команду свою стращал, а не токмо рабов.
