Елена Чудинова - Робин Гуд
Каркнула вспугнутая ворона. Закачались, словно страшные руки, ветви черного гнилого пня, высунувшегося из-под снега. Вздыбился под шерифом вороной жеребец, заржал, забил в воздухе передними копытами.
— Эй, Гийом, Франсуа, Жерве!! Сюда!! Ко мне!!
Тут только сообразил шериф, что, задумавшись, отстал от свиты. Дело пустячное, только дунь в рог, что висит на боку — мигом услышат сигнал. Да только как дотянешься до рога, когда понесла испугавшаяся лошадь и мчится невесть куда не разбирая дороги?! Ветви хлещут по лицу — береги глаза! И двух рук еле хватает удержаться.
Наконец конь споткнулся, упал на оба передних колена: перекинувшись через лошадиную голову, шериф растянулся плашмя на снегу.
Что же, руки-ноги целы, хотя тело так ноет от удара, что не разогнуться в полный рост. Шерифова гордость, вороной Ветер, прядет ушами, еще волнуясь, но виновато косит влажным глазом. Только б вскарабкаться самому в седло! А куда ж его, разрази гром, занесло! Не слышно криков шерифовых солдат. Снега больше, значит выше. Не приведи Господь…
— Экая беда! Не ушиблась ли Ваша Милость?
Слава Богу, есть кому помочь. Силы небесные! Да ведь это проклятая змея, Рейнольд Гринлиф!! Ах, чтоб тебе неладно было! Рука шерифа потянулась к рогу.
В руке разбойника блеснула смертоносная сталь.
— Коли хочешь, труби, милорд! Поспеют как раз полюбоваться на твой труп. И меч из ножен не тащи — не успеешь, я с тобой драться не стану, метну нож оттуда, где стою.
— Чего ты хочешь, Рейнольд Гринлиф? — в горле шерифа странно пересохло.
— Зови меня Малюткой Джоном, — усмехнулся разбойник. — А хочу я того же, что и ты. Сорока на хвосте принесла, что ты ехал сюда повидать Робин Гуда. Сам Бог все устроил лучше некуда. Можешь не сомневаться, что Робин Гуда ты увидишь!
Малютка Джон негромко засвистал сойкой. Стояли друг напротив друга — враг напротив врага шериф и разбойник — один с обнаженным ножом, другой с застывшей на пол-пути к рукояти меча рукою. Стояли, покуда ни послышались легкие шаги и ни вышли на поляну двое молодцов в зеленом.
— Привет Алан и Клем, — сказал Малютка Джон. — Сам лорд шериф пожаловал в лес, чтобы я мог достойно отплатить ему за его гостеприимство. Как-никак был я его стрелком пять месяцев! Повнимательней к дорогому гостю — возьмите меч, чтобы он не порезался. Клем, возьми лошадь!
Дружный смех встретил гостя под закоптевшими от костра сводами пещеры. Недобрый смех. А этот — русоволосый, сероглазый — сам проклятый Робин Гуд, ни с кем его не перепутаешь, расступаются перед ним разбойники. Он не смеется.
— Милости прошу, шериф города Ноттингема. Чувствуй себя как дома — ты ведь здесь всех знаешь.
— Как я могу вас знать, разбойники? — вскинул голову шериф. — Знаю лишь эту змею, что пригрел на груди — Рейнольда Гринлифа! Было б наше знакомство короче, кабы угадал я в нем грабителя!
— Длиной с пеньковую веревку, не сомневаюсь. Да после драки кулаками не машут, милорд шериф. Значит, не признаешь ты своих знакомых? Честишь разбойниками да грабителями — неладно выходит. Уж кому бы бросаться здесь такими словами, да только не тебе.
— Это еще почему? — мысль о неминуемой смерти придала шерифу мужества. — Кому, как ни королевскому шерифу, называть разбойников разбойниками, а грабителей — грабителями?
— А кто сделал разбойников разбойниками, грабителей — грабителями? — гневно сверкнули серые глаза Робин Гуда. — Что ж, встряхнем твою память. Говори, Клем!
— Разве ты не знаешь меня, лорд шериф? — выступил вперед широкоплечий разбойник. — Не думал я бродить по дорогам, честно служил свинопасом моему господину лорду Этельреду. Но его родовые земли отсудил с твоей помощью норманн Гийом де Бор. Не захотел мой лорд подчиниться неправому суду, заперся в своей усадьбе. Тогда осадили нас люди де Бора с твоими стрелками. И была страшная бойня. Моего лорда, и всех сыновей моего лорда, и всех его слуг перебили норманны. Один я уцелел из могучего дома — брошенный в канаву с тяжелыми ранами. А теперь ты говоришь, что не знаешь меня?
— Говори ты, Скэтлок! — сказал Робин Гуд.
— И меня ты не знаешь, лорд шериф? — спросил рыжеволосый Скэтлок. — Не собирался я быть разбойником, жил в веселой деревеньке Тисби, где жимолость над каждым крылечком. В тот год случился недород — не расщедрилась земля ни на ячмень ни на рожь. Но вы собрали все налоги до фартинга. И зимой нам осталось варить старые ремни, чтобы не околеть с голоду. И чтобы не умерли мои дети я поймал в лесу жирного фазана. По твоему приговору мне должны были отрубить руку, если б я не сбежал в лес.
— Говори ты, Алан, — сказал Робин.
— И я не думал тешить лютней медведей, — засмеялся певец, откинув рукой длинные светлые кудри. — Я учился грамоте у добрых монахов и собирался идти пешком в ученый Оксфорд. Но на празднике в Ноттингеме меня оскорбил твой пьяный стрелок. Мы оба были при ножах и сошлись в драке. Я ранил твоего стрелка и заставил съесть свои слова с уличной грязью. И хотя сотня свидетелей могла сказать, что драку затеял норманн, твое правосудие обернулось против сакса. Я должен был быть брошен в тюрьму, но сбежал в лес.
— Довольно ли тебе, лорд шериф, или ты хочешь слушать до утра? — спросил Робин Гуд. — Посмеешь ли ты еще раз назвать нас разбойниками?
— Я не надеюсь, что тебе нужен выкуп, сакс, — негромко проговорил шериф. — Думаю, что тебе нужна моя жизнь.
— А ты отпустил бы меня ради выкупа? — засмеялся Робин Гуд. — Ладно, утро вечера мудренее. Устройте-ка нашего гостя на ночь так, как частенько доводится ночевать лесным стрелкам.
Всю ночь проворочался шериф под дуплистым старым дубом. Но не холод и сырость гнали прочь его сон. То загоралась в его душе надежда, что верная дружина успееет найти дорогу к разбойничьему логову, то гасла, и страх сжимал сердце ледяной рукой. И вновь вставали перед его глазами лица людей, которых его правосудие загнало в лес. Жестокой будет их месть, жестокой и страшной! Ах, не в пору затеял он охоту за зеленым оленем! Крепки оказались у зверя рога… Вот он, его последний рассвет!
— Хорошо ли тебе спалось, лорд шериф? — Мартовские льдинки сияли в глазах Робин Гуда, невеселой была его усмешка.
— Долго ли ты хочешь мучить меня, Робин Гуд? Я не хочу ночевать здесь второй ночи — уж убивайте меня сразу!
— Я не буду тебя убивать, — спокойно сказал Робин Гуд, и серый лед марта вновь заплескался в его взгляде.
— …Что ты сказал? — шериф отступил на шаг: он хорошо знал, что не убивать можно по разному. Можно уморить голодом или жаждой. Можно закопать живьем в землю… Можно… Ох, зря он надеялся на легкую смерть! Шериф испугался, что мужество оставляет его — неужели он упадет сейчас на колени, понапрасну моля не мучить его слишком жестоко?
