Бернард Корнуэлл - Крепость стрелка Шарпа
И тут он увидел нечто, объяснявшее, почему маратхская артиллерия в центре перестала стрелять. В промежутках между пушками вдруг появились бегущие люди. Люди в длинных одеждах и тюрбанах. Просачиваясь струйками между орудиями, они соединялись в огромную нестройную колонну, над которой уже реяли длинные зеленые полотнища на высоких, с серебряными наконечниками флагштоках. Арабы. Шарп видел их и раньше. В Ахмаднагаре. Но те были по большей части мертвые. На память пришли слова Севаджи — приятеля полковника Маккандлесса, маратха, воевавшего на стороне британцев. Тот говорил, что арабы — самые опасные наемники неприятельского войска.
И вот теперь орда воинов пустыни двигалась навстречу 74-му батальону и его соседям.
Какого-то определенного строя арабы не придерживались. Украшенные резьбой и инкрустациями ложа мушкетов поблескивали в лучах предзакатного солнца, а кривые сабли оставались пока в ножнах. Шли они легко, почти беззаботно, как будто собрались на прогулку и нисколько не сомневались в собственном превосходстве над врагом. Сколько их было? Тысяча? По меньшей мере. Офицеры ехали верхом. Наступали арабы не шеренгами, а общей массой, впереди которой бежали самые отважные — или самые безрассудные? — которым не терпелось поскорее пустить кому-то кровь. Вся эта огромная толпа издавала пронзительные воинственные крики, а шедшие в середине ее барабанщики отбивали нервный, тревожно пульсирующий, разбегающийся по полю ритм. Шарп заметил, что британские пушкари заряжают картечью. Зеленые знамена колыхались над головами наступающих, и узкие шелковые полотнища извивались в воздухе подобно змеям. На них было что-то написано, но как Шарп ни старался, разобрать загадочные письмена не мог.
— Семьдесят четвертый! — крикнул майор Суинтон. — Стой!
78-й тоже остановился. Двум шотландским батальонам, понесшим тяжелые потери под Ассайе, выпала незавидная честь принять на себя удар главной силы маратхской пехоты. Центр сражения был здесь. Все прочее как будто замерло в ожидании схватки. Шарп не видел ничего, кроме катящейся сверху улюлюкающей, воинственной людской лавины.
— Приготовиться! — призвал Суинтон.
— Приготовиться! — эхом отозвался Уркхарт.
— Приготовиться! — крикнул сержант Колкхаун.
Солдаты подняли мушкеты к груди и отвели назад тяжелые курки.
Шарп шагнул на свободное место между шестой и стоявшей левее седьмой ротами, жалея, что у него нет мушкета. Сабелька в руке казалась легкой, хрупкой и ни на что не годной.
— Цельсь! — подал команду Суинтон.
— Цельсь! — повторил Колкхаун, и приклады уткнулись в плечи солдат.
Сосед Шарпа справа опустил голову, ведя взгляд по дулу ружья.
— Стрелять ниже, парни, — предупредил стоявший за ротой Уркхарт. — Стрелять пониже. Мистер Шарп, займите свое место.
Чтоб тебе провалиться, подумал Шарп. Вот и еще одна ошибка. Он встал позади роты — его обязанность заключалась в том, чтобы наблюдать за строем и не допустить бегства.
Арабы приближались. Им оставалось пройти не больше ста шагов. Некоторые, самые нетерпеливые, уже вытащили сабли. В воздухе, загадочным образом очистившемся от дыма, стоял несмолкающий боевой клич. Звучал он непривычно пронзительно, со странными, жутковатыми модуляциями, от которых холодела кровь и по костям словно пробегала царапающая дрожь. Уже недалеко. Уже почти близко. Мушкеты в цепи были слегка опущены. При выстреле дуло вскидывало вверх, и у неопытных, необученных солдат, не готовых к сильной отдаче, пуля уходила обычно выше цели. Здесь новичков не было.
— Ждем, парни, ждем! — крикнул седьмой роте Свиные Ушки.
Прапорщик Венейблс нервно рубанул палашом по какому-то кустику. Лицо у него стало бледное.
Уркхарт вынул пистолет, взвел курок, и Шарп увидел, как дрогнули от щелчка уши капитанской лошади.
Лица арабов, казалось, не выражали ничего, кроме кровожадной ненависти. Барабаны били все громче. Красная ленточка глубиной в два ряда выглядела невероятно тонкой и ненадежной перед накатывающей на нее силой.
Майор Суинтон набрал в легкие побольше воздуху. Шарп снова шагнул вперед, протиснувшись в брешь между ротами. К чертям, он должен быть впереди, там, где убивают. Стоять сзади еще хуже, чем впереди.
— Семьдесят четвертый! — крикнул Суинтон и сделал паузу. Пальцы замерли на курках.
Пусть подойдут поближе, думал майор. Пусть подойдут поближе.
А тогда мы им покажем.
* * *Брат Ману Баппу, раджа Берара, не был в деревне Аргаум, где Львы Аллаха шли сейчас в атаку, намереваясь нанести удар в самое сердце британской армии. Раджа не любил драться. Сама идея соперничества, состязательности, завоевания была ему по вкусу; он с удовольствием смотрел на захваченных пленных и на переполняющую хранилища добычу, но участвовать в битве самому… Нет, столь грубое занятие было не для него.
А вот Ману Баппу жил исключительно ради войны. Собственно, война и была смыслом его жизни. Баппу исполнилось тридцать пять, воевать он начал в пятнадцать и мечтал только об одном: чтобы боги даровали ему возможность драться еще лет двадцать или сорок. Себя он считал настоящим маратхом — разбойником, бродягой, вором в доспехах, грабителем и мародером, чумой, наследником, потомком и продолжателем дела тех маратхов, которые на протяжении сотен лет хозяйничали в Западной Индии, совершая внезапные набеги на плодородные долины и терроризируя богатое население многочисленных внутренних княжеств. Проворная сабля, быстрый конь, жирная добыча — чего еще желать мужчине? Вот почему Ману Баппу часто и надолго покидал родное княжество, чтобы вернуться с богатством в маленький Берар.
Но теперь беда угрожала всем маратхским землям. Одна британская армия завоевывала северные территории, другая пыталась следовать ее примеру здесь, на юге. Именно эта, южная армия разгромила войско Скиндии и Берара под Ассайе, и тогда раджа призвал на помощь брата и его неустрашимых Львов Аллаха и повелел им растерзать захватчиков. Такое дело нельзя поручить всадникам, предупредил раджа брата. Такое по силам только пехоте. Только арабам.
Ману Баппу рассуждал иначе и рассчитывал именно на кавалерию. Арабы победят, в этом он нисколько не сомневался, но они могут лишь сломать врага непосредственно на поле боя. Первоначально князь планировал подпустить красномундирников к самым пушкам, а потом послать вперед арабов, но в какой-то момент сражения, не устояв перед соблазном приблизить триумф, отправил своих Львов перед артиллерией. Пусть арабы расшатают неприятельский центр, пусть переломят британцам хребет, а когда те дрогнут и побегут, за дело возьмутся маратхские всадники. Близился вечер, солнце опускалось к розовеющему горизонту, но небо оставалось безоблачным, и Баппу уже предвкушал восторг ночной охоты на залитых лунным сиянием просторах Деканского плоскогорья.
