Игорь Срибный - Вочий вой
Старшины молчали. Каждый хотел жить, зная, что при нападении ногайцев численное превосходство будет один к пяти. И даже высокий частокол не спасет от проникновения противника в радуту. А значит, придется биться до последнего казака. Но, вместе с тем, каждый понимал, что уступить без боя врагу казачий табун – значит покрыть позором не только свое имя, но и навлечь проклятье на весь свой род. Поскольку табун – собственность Сечи, это кони, которые в случае войны будут востребованы в любой момент.
Первым заговорил Гнат Заруба. И обратился он с вопросом к Кондрату.
- Какой-либо пикет разве не должен сегодня вернуться в радуту?
- Сегодня нет, - ответил Кондрат, - они позавчера ушли - на трое суток. Если только от метели кто пострадал, так казаки все опытные, знают, как укрыться от непогоды…
- А стрельба от пикетов не слышна? Ведь фальконеты громко бьют.
- Навряд ли, - ответил за Кондрата Гук, который сам неоднократно выезжал старшим на пикеты и прекрасно знал и их расположение, и их удаленность от заставы. – Но один маршрут конных разъездов как раз выходит к плавням с пивдня . В полутора верстах относительно к тылам нашей радуты. Только вот как рассчитать, когда они тут появятся?
- А куда они идут далее? – спросил Заруба.
- А далее они идут вдоль плавней до Чагамлыка, а потом заворачивают от речки до Седого кургана и возвращаются до бекета, - ответил Гук. – А-а, вот что. От Седого кургана до ближайшего пикета чуть более версты будет. Седой курган, потом безымянный – наполовину срытый, потом Матвеев курган – они все, как бы на одной линии стоят.
- Значит, нам надо перехватить этот разъезд и отправить его галопом на Матвеев курган, чтобы зажечь «фигуру», - подытожил Заруба.
- Уже думали, - сказал Баштовенко, - не успеем. Далеко.
Казаки вновь задумались, но как ни ломай голову, получалось, что помощи ждать неоткуда. И тогда заговорил Кондрат.
- Братья – казаки! Все мы понимаем, что коней отдавать нельзя. Сечь нам этого не простит! Но не это главное. Главное – это казачья слава! Какая ж будет слава о нас, если мы сбережем свои жизни, пойдя на предательство? Я так думаю: коль суждено нам сегодня сложить головы в бою, так сделаем это достойно! А коли Бог смилостивится над нами грешными, так и выстоим. Згода, казаки?
- Згода, згода…- вразнобой ответили старшины.
- Ну, тогда, с Богом. Побеседуем с басурманами, послушаем их предложения.
Один Заруба, задумчиво покачав непокрытой головой, высказался:
- Умереть-то мы все мастера. Для этого много ума не надо. Смирись, и пуля либо сабля тебя сама в степи найдет. Давайте все же отправим через потайную калитку гонца в плавни. Успеют, не успеют – это уж точно, как Бог положит. Но пытаться все равно надо - использовать все, что возможно, все варианты.
- Давай отправим, - сказал Кондрат. – Может действительно хоть кто-то успеет нам на помощь придти. Хотя сильно я в этом сомневаюсь – нападут ногаи через, может, час. Никак нашим не успеть к нам с подмогой… И, обернувшись к старшине, дал команду Байдужему:
- Хочь ты и Байдужий по призвыщу , да ответственный и исполнительный в службе. Потому тебе поручаю – выбери казака из своего куреня, который сможет разыскать в степи разъезд и вместе с ним домчать до пикета настолько быстро, что стрела не догонит.
Байдужий только молча кивнул в ответ и отправился выполнять приказание.
Кондрат задумчиво поглядел ему вслед и кинул, обращаясь к Зарубе и Гуку:
- А вы собирайтесь, поедем с басурманами говорить.
Через несколько минут трое всадников, одетых в парадные казачьи свитки, выехали навстречу ногайцам.
ГЛАВА 12
Про смерть нашу не думаем,
И жизнь наша на поле (боя)
Прекрасна.
(«Велесова книга», дощечка 8)
Застоявшийся Орлик гарцевал и пританцовывал под хозяином, пытаясь сорваться в галоп. Кондрату стоило больших усилий сдерживать коня и заставлять его идти степенным шагом.
Чуть поотстав, ехали за Кондратом Заруба и Гук. Янычар шел спокойно, высоко подняв породистую сухую голову. Ему непонятно было нетерпение Орлика, хотя и он не прочь был промчаться ветром по заснеженной степи.
Конь Гука – трофейный ахалтекинец по прозвищу Щур , добытый в бою с турками у Кононова брода, поддаваясь настроению Орлика, пошел боком, косясь черно-фиолетовым глазом на седока и ожидая команды перейти на рысь. На скаку Щур буквально летел, едва касаясь ногами земли, за что и получил свою кличку. Гук крепче натянул поводья, сдерживая коня, от чего тот обиженно мотнул головой.
Ногайский эскорт находился уже в полусотне метров, медленно приближаясь, и казаки видели, как загорелись у ногайцев глаза при виде казачьих коней.
Вскоре всадники сошлись. Некоторое время царило молчание – разглядывали друг друга, подбирая слова.
Неугомонный Орлик игриво поглядывал на серую кобылу, на которой гордо восседал Бидайхан, зазывно скаля зубы. Заинтригованная вниманием красавца-коня, кобыла в ответ часто закивала головой, распушивая гриву. Непосредственность животных, мгновенно выказавших свои чувства, как-то сняла напряжение людей, и Бидайхан едва не позволил себе улыбку. Но вовремя сдержался и заговорил, безжалостно коверкая привычную казакам южно - русскую речь:
- Я тибе узнал, - его обличающий перст указал на Зарубу. – Это ты рубала сабля моя людишка!
- Я тебя тоже узнал, - ответил Заруба. – Это ты со своими людьми напал на нас и пытался отбить табун наших лошадей. Это твои люди, числом около десятка, пытались зарубить меня, но ни хрена у них не вышло!
Бидайхан мгновенно вскипел и выхватил из ножен длинную кривую саблю.
- Ти суйкын ! Ти умрешь сичас, а осталная твоя сабака казак – до захода солнца!
Заруба спокойно смотрел в глаза Бидайхану. Он даже не дернулся в седле, видя явную угрозу своей жизни.
- Ты пришел испугать нас? – спросил он. – Тогда ты напрасно гонял лошадей. Чтобы нас испугать, тебе придется привести сюда всю Едисанскую орду. И тогда мы втроем умрем здесь, но не от страха, а оттого, что не сможем порубать всю орду – числом завалите.
Бидайхан, понемногу успокаивался, только ноздри короткого носа широко раздувались, да глаза метали молнии. Но рука уже вложила саблю в ножны.
- Я знаю, что ви не боялася моя. Ви храбрии воини. Но ваша мала-мала, а моя - минога болше. Ми придем и побиваем ваша. Я не хочу побивать ваша. Ви мине даете висе ваша лошад, и моя воини идем в Орда. Не надо кров, не надо смерт.
