Иван Дроздов - Горячая верста
Иван Дроздов - Горячая верста краткое содержание
Иван Дроздов
Горячая верста
Роман
Книга отсканирована и подготовлена для публикации в сети Интернет на сайте www.ivandrozdov.ru участниками «Русского Общественного Движения «Возрождение Золотой Век» с разрешения автора. За основу взято издание:
Редактор В. Крупиц Художник М. Лисогорский. Художественный редактор Б. Мокин. Технический редактор В. Никифорова. Корректор М. Стрига
Сдано в набор 22/XII‑1972 г. Подписано к печати 15/11–1973 г. А 02035. Формат 84Х 1081/32 Бумага тип. № 1. Печ. л. 9,5+1 вкл. Усл. печ. л. 16,07. Уч. — изд. л.
14,61. Тираж 100 000 экз. Заказ № 3–72. Цена 72 коп.
Издательство «Современник» Государственного комитета Совета Министров РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли и Союза писателей РСФСР. 121351, Москва, Г-351, Ярцевская, 4
Отпечатано с матриц типографии «Труд», г. Орел, на Книжной фабрике им. М, В. Фрунзе Республиканского производственного объединения «Полиграфкнига» Госкомиздата УССР, Харьков, Донец — Захаржевекая, 6/8.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Голос доносится сверху, точно из–за облаков: — Его–о–рий!..
Так зовет Лаптева Феликс, один только Феликс.
Странные испытываешь чувства, когда смотришь на окна верхних этажей высотного дома. Здание инженерного корпуса будто оторвалось от земли и улетает. А из–под крыши, как из–под крыла самолета, вылетают облака. И чем дольше смотришь, тем быстрее летят облака. Потом тебе чудится, что и сам ты летишь в небо.
— Его–о–рий!..
«Ага, вон черная точка. Это Феликс Бродов машет мне рукой».
— …дыма-а… то–о–ри…
«Подымайся в лабораторию», — угадывает Егор. Он ещё с минуту смотрит на облака, а затем направляется к центральному входу.
В лаборатории много народа, все стоят по углам в позах провинившихся детей и слушают белоголового худого старика, сидящего в кресле у стола с приборами. На вошедшего никто не взглянул; только Феликс Бродов кивнул Егору и показал место — дескать, стой.
Старик, поблескивая стеклами очков, говорил раздраженно, стучал кулаком по мягкому валику кресла и дольше, чем на других, задерживал взгляд на директоре завода. В лаборатории были ещё какие–то важные лица, но все они почтительно молчали и с тревогой, с ожиданием чего–то грозного, смотрели на старого человека. Егор хотел спросить у Феликса, что происходит и что это за старик, но Феликс был далеко, и Егор решил занять место подальше от сердитого деда. А дед вдруг перевел на него сверкающие стекла очков и почти выкрикнул:
— Фамилия?
— Лаптев! — ответил Егор и машинально, точно его кто толкнул сзади, выступил вперед.
Дед с минуту разглядывал Лаптева, и Егор видел, как на его лице исчезает сердитое выражение, как за стеклами очков раскрываются зеленоватые глаза, и теплеет их взгляд, — старик уже и покашливает добродушно… Потом нехотя, не скрывая усилий, поднялся в кресле, протянул Егору руку:
— Будем знакомы, товарищ Лаптев: я — Фомин. Академик Фомин. Может, слышали?..
— Федор Акимович!.. Вас все прокатчики знают.
— Ну–ну–ну… — отмахнулся академик и спросил: — Как стан идет?
— Вроде бы неплохо. Тысячу тонн смена прокатала.
— Тысячу — и говорит: неплохо, — пробурчал старик. — Да вы должны четыре прокатывать — вот тогда будет неплохо! Отец в какую смену работает?
— Во вторую заступил.
— Вот он побольше прокатывает. А слова мне лестные не надо говорить.
— Я и не думаю льстить вам, Федор Акимович. Вас действительно все знают, как генерального конструктора стана.
— Ну–ну, убелили. Только чести–то мало быть его конструктором. Стан пока и вполсил не работает. Велика Федора да дура. А?.. Так я говорю?.. Народ в него деньги вбухал, а пользы с гулькин нос. Нету от него пользы, нет! Восемьсот заказчиков договор с заводом заключили, понадеялись на него дурака, а он им шиш вместо листа сует. В триста адресов посылаете, а пятьсот заводов, строек, объектов разных на колени поставили. Вот мы, товарищ Лаптев, какой стан–то изобрели, какого дурака на свет божий народили. А все потому, что торопились. И вышло у нас по той украинской пословице: «Быстро робят, слепых родят». А вы — знают!..
Академик говорил возбужденно, словно продолжал начатый с кем–то спор. Стоявшие у окна люда отошли в сторонку. Директор завода присел на ветхий табурет, Феликс, отодвинув с подоконника бутыль с зеленоватой жидкостью, примостился на нем, как петух на жердочке. Егор стоял перед академиком и слушал его невеселую речь. Он понимал: академик бранит не одного себя и не один стан, а кого–то другого, от которого зависит работа агрегатов, звеньев, систем. Лаптев каждый день читает заводскую многотиражку, она из номера в номер помещает статьи о стане: о нем же говорят по заводскому радио, на разных собраниях, — никто не винит создателя стана, наоборот, все говорят о том, что стан лучший в мире, а вот работать на нем ещё не научились. И с автоматикой что–то не ладится.
— Нам, Федор Акимович, время нужно, — вздохнул Егор. — Мы освоимся.
Из угла подал голос пожилой интеллигентный человек — с виду грузин или армянин:
— У рабочих больше оптимизма, чем у нас с вами, Федор Акимович.
Эти слова были сказаны с улыбкой и надеждой смягчить Фомина. Академик воспринял реплику благодушно, не возразил, не взглянул на говорившего, — хотя и задумался. Затем продолжил свою мысль:
— Конечно, конечно… Время рождает умение, а умение — мастерство, но тут, товарищ Лаптев…
Фомин прервал речь, достал из–под стола покрытый красной эмалью табурет, предложил Егору сесть и, положив ему руку на плечо, спросил:
— Как вас зовут?.. Егор? Очень хорошо. Вот я вас просил позвать — зачем бы вы думали?.. Не мастера, не старшего оператора, а рядового рабочего. Зачем?.. А затем, чтобы спросить, как вы справляетесь с обязанностями, которые должен выполнять прибор «Видеоруки». Вы на стане что делаете?
— Должность моя — ученик оператора, но сейчас на первой эстакаде… подправляю лист… если он начинает косить.
— Чем подправляете?
— Клещи… вроде ломика.
— Ишь как, ломиком. А «Видеоруки» и не видят, и не поправляют. И многие другие приборы — счетчики разные, фиксаторы, сигнализаторы… Особенно же фильтры много хлопот доставляют. Да, мой друг, — и это на стане, который считают самым могучим в мире! И он действительно самый могучий! Да, да. И самый совершенный! В него заложены мощности, которых не знает мировое станостроение. И рабочие Уралмаша, Новокраматорска, Ижоры и Коломны — всех заводов, дававших узлы для стана, образцово исполнили механизмы. А вот некоторые ученые и даже целые институты подкачали. Особенно столичный НИИавтоматики подвел нас с вами, Егор. Вас заставил заниматься варварским трудом, а меня краснеть перед вами. И перед всеми людьми, перед народом, который ждет от стана шесть миллионов тонн листа в год, а он в нынешнем году едва четвертую долю выдаст. В Тольятти начал работу огромный автомобильный завод; в Татарии строится второй автогигант — прожорливые конвейеры уже сейчас кричат: «Листа, листа, листа!..» А наш стан держит их на голодном пайке.
