Жан Ануй - Медея
Медея (тихо). Если то, о чем мы говорим, уже мертво, то почему же мы оба так страдаем, Язон?
Язон. Потому, что все на свете рождается в муках и в муках умирает.
Медея. Ты страдал?
Язон. Да.
Медея. Поступая по-своему, я была не счастливее тебя.
Язон. Я это знаю.
Пауза.
Медея (глухо). Почему же ты так долго оставался со мной?
Язон (делает движение). Я любил тебя, Медея. Я любил нашу неистовую жизнь. Я любил злодейства и преступления, раз ты принимала в них участие. И наши объятия — эти грязные, мерзкие схватки, и то взаимное понимание сообщников, которое приходило к нам вечером, когда, утомленные, мы ложились на тюфяк в углу повозки. Я любил твой мрачный мир, твою смелость, бунтарство, твое панибратство с ужасами, и смертью, твою бешеную жажду все разрушать. Я, кaк и ты, верил, что нужно вечно сражаться и что все позволено.
Медея. А теперь ты уже не веришь в это?
Язон. Heт. Теперь я хочу только принимать.
Медея. Принимать?
Язон. Я хочу стать покорным. Хочу, чтобы этот мир, этот хаос, сквозь который ты вела меня за руку, обрел наконец ясные очертания. Конечно, ты была права, говоря, что в мире нет ни разума, ни света, ни покоя, что надо всюду шарить окровавленными руками, душить и отбрасывать прочь все, что удалось схватить. Но теперь я хочу остановиться, хочу стать человеком, а может быть, без всяких иллюзий, как те, кого мы презираем, делать то, чем занимался мой отец, и отец моего отца, и все те, кто жил раньше нас и относился к жизни проще, чем мы… Я хочу расчищать местечко для человека среди этого хаоса и мрака.
Медея. И ты думаешь, что способен на это?
Язон. Без тебя, без твоего яда, который мне приходилось пить изо дня в день, думаю, что способен.
Медея. Без меня? Так, значит, ты можешь представить себе мир без меня?
Язон. Я буду стараться изо всех сил. Я уже не так молод, чтобы страдать. От этих раздирающих противоречий, этих бездн, этих ран я найду самую простую защиту, какую придумали люди, чтобы жить: я прогоню все сомнения и рассею все страхи.
Медея. Ты говоришь спокойно, Язон, но слова твои ужасны. Как ты уверен в себе! Как силен!.
Язон. Да, я силен.
Медея. О отродье Авеля, отродье праведных, отродье богатых, как спокойно вы говорите! Хорошо, не правда ли, иметь на своей стороне небеса, а вдобавок и стражников! Хорошо в один прекрасный день начать думать, как думал твой отец и отец твоего отца, как все те, кто испокон веков был прав. Хорошо быть добрым, благородным, честным! И все это приходит внезапно, само собой, приходит с первой усталостью, первыми морщинками, как только заводятся деньги. Включись же в игру, Язон, сделай этот ход, скажи «да!» Ты подготовишь себе мирную старость.
Язон. Этот ход Я хотел сделать вместе с тобой, Медея. Я отдал бы все за то, чтобы мы состарились вместе, бок о бок, в мире, который обрел покой. Но ты не захотела этого.
Медея. Да.
Язон. Продолжай же свой путь! Извивайся, рви свое тело, осыпай себя ударами, презирай, оскорбляй, убивай, отвергай вce, что не является тобой. Я же отказываюсь от этого. С меня довольно. Я возвращаюсь к мирной, спокойной жизни с той же твердостью, и решимостью, с какой я когда-то отказался от нее вместе с тобой. И если надо сражаться дальше, то я буду сражаться именно за эту жизнь; ни на что не претендуя, я буду искать опоры у хрупкой стены между мною и бессмысленным небытием, у стены, выстроенной моими руками. (Пауза.) И, наверное, в этом, и только в этом заключается, в конце концов, смысл человеческой жизни.
Медея. Не сомневайся, Язон. Ты теперь человек.
Язон. Я принимаю твое презрение вместе с этим именем. (Поднимается.) Эта девушка прекрасна. Правда, не так, как была ты, когда предстала предо мною в тот первый вечер в Колхиде, и я никогда не буду любить ее так, как любил тебя. Но она невинна, простодушна и чиста. Через несколько часов в лучах восходящего солнца она предстанет переда мной вся в белом, в сопровождении свиты детей, и я без улыбки возьму ее из рук отца и матери. От прикосновения ее неловких девичьих пальцев я жду покорности и забвения. Я жду — если это будет угодно богам — того, что больше всего на свете ненавидишь ты, того, что всегда бежало тебя: счастья, простого счастья.
Пауза.
Медея (бормочет). Счастья…
Пауза.
(Вдруг говорит вполголоса, покорно, не двигаясь.) Язон, эта трудно, почти невозможно произнести. Я задыхаюсь, мне стыдно… Если бы я сказала, что хочу вместе с тобой вступить на новый путь, ты бы мне поверил?
Язон. Нет.
Медея (после паузы). Ты был бы прав. (Обычным голосом.) Значит, конец. Мы все сказали друг другу, не так ли?
Язон. Да.
Медея. Ты высказался. Ты очистился. Теперь ты можешь уйти. Прощай, Язон!
Язон. Прощай, Медея. Я не могу сказать тебе: будь счастлива! Будь сама собой. (Уходит.)
Медея (опять бормочет). Их счастье… (Вдруг выпрямляется и кричит вслед ушедшему Язону.) Язон! Не уходи так! Обернись! Крикни хоть что-нибудь! Усомнись, почувствуй боль! Язон, умаляю тебя! Пусть на один миг в твоих глазах появится растерянность или сомнение — и мы спасены! (Бежит за ним, потом останавливается и кричит.) Язон, ты во всем прав, ты добр, ты справедлив; и за все наши грехи во веки веков буду отвечать я одна. Но хоть на мгновенье усомнись, на один-единственный миг! Обернись, Язон, может быть, эта будет моим спасением! (Ее рука устало опускается. Язон, должно быть, уже далеко. Зовет другим голосом.) Нянька!
Кормилица появляется в дверях повозки.
Уже рассветает. Разбуди детей, одень их по-праздничному. Пусть они отнесут мой свадебный подарок дочери Креона.
Кормилица. Твой подарок? Бедняжка, что у тебя осталось, какой подарок ты можешь преподнести?
Медея. В тайнике черный ларец, тот, что я привезла из Колхиды. Принеси его!
Кормилица. Ты же запретила его трогать. Даже Язон не должен был знать о его существовании!
Медея. Ступай за ним, старуха, без разговоров! Мне больше некогда тебя слушать. Теперь надо действовать как можно скорей. Отдай ларчик детям и проводи их до того мecтa, откуда виден город; пусть они спросят, где царский дворец, пусть скажут, что нecут новобрачной подарок от своей матери Медеи… Пусть отдадут ларец невесте в собственные руки и вернутся. Слушай дальше: в нем тканное золотом покрывало и диадема — остатки сокровищ нашего рода. Дети не должны открывать этот ларец! (Кричит старухе, которая стоит в нерешительности, ее голос страшен.) Ты будешь делать, что тебе велят!
Кормилица скрывается в повозке. Немного погодя она выходит оттуда с детьми.
(Оставшись одна.) Да, Медея, теперь должна быть самой собою. О зло! Огромное чудовище, ты ползаешь по мне, ты лижешь мое тело своим горячим языком, так возьми же меня! Этой ночью я твоя, я твоя жена. Войди в меня, терзай мое нутро, набухай в моем чреве, жри меня! Смотри, я жажду тебя, я помогаю тебе, я отдаюсь… Навались на меня всей тяжестью своего большого волосатого тела, сожми меня в своих грубых, корявых лапах, пусть я задохнусь в твоем хриплом дыхании! Наконец я живу! Я мучаюсь, я рождаюсь. О моя брачная ночь! Вся моя жизнь была преддверием этой ночи нашей любви.
О ночь, тягостная ночь, полная шорохов и приглушенных криков борьбы! Под твоим покровом звери преследуют друг друга, спариваются и убивают! Умоляю тебя, ночь, помедли еще немного, не лети с такой быстротой! О бесчисленные звери вокруг меня, мрачные труженики этой пустоши, страшные в своем неведении убийцы! И люди называют спокойствием ночи этот гигантский хоровод безмолвных совокуплений и убийств… Я чувствую вас, впервые сегодня ночью я слышу вас всюду: в глубоких водах, в высокой траве, в ветвях деревьев, под землей… в наших жилах течет одна кровь. Ночные звери, душители, братья мои и сестры! Медея — такой же зверь, как и вы. Как и вы, Медея будет наслаждаться и убивать. Эта пустошь прилегает к другой, потом еще пустошь и еще, и так до самой границы тьмы, и везде миллионы зверей одновременно отдаются друг другу и убивают друг друга. О звери ночные! Медея здесь, среди вас, я ваша сообщница, я предала свой род. Вместе с вами я испускаю жуткие звериные вопли, вместе с вами, не рассуждая, я подчиняюсь владычеству тьмы. Я затаптываю, я гашу жалкий свет, я плюю на него! Все беру на себя, сама буду расплачиваться за свои поступки и сумею постоять за себя. Звери, вы — это я! Все, что охотится и убивает сегодня ночью, — это Медея.
