Иоганн Гете - Клавиго
Входит Карлос.
Карлос. В чем дело? Весь дом взбудоражен. Что за гость был у тебя?
Клавиго. Брат Мари.
Карлос. Так я и думал. Мне только что повстречался этот старый пес, бывший слуга Жильбера, и он сболтнул, будто ему еще со вчерашнего дня известно, что у Жильбера ожидают приезда этого братца. Это был он?
Клавиго. Замечательный юноша!
Карлос. С ним мы живо разделаемся! По дороге сюда я уже все обдумал. Чем же дело обернулось? Вызовом? Объяснением? Этот малый очень горячился?
Клавиго. Он потребовал от меня письменного признания, что его сестра ничем не подала мне повода к измене.
Карлос. И ты написал?
Клавиго. Даже почел за благо.
Карлос. Хорошо, очень хорошо! Этим все и ограничилось?
Клавиго. Он требовал или поединка, или письма.
Карлос. Последнее было разумнее. Кому охота ставить жизнь на карту из-за какого-то романтического дуралея. Он что, с ножом к горлу требовал этой бумаги?
Клавиго. Он диктовал мне ее, и я должен был еще созвать в галерею всех слуг.
Карлос. Понятно! Ну, погоди у меня, любезный братец, ты еще сломишь себе шею! Назови меня книжным червем, ежели я в два дня не упеку этого юнца в тюрьму и не отправлю с первым же транспортом в Индию.
Клавиго. Нет, Карлос, все обстоит совсем иначе, чем ты думаешь.
Карлос. Как же?
Клавиго. Я надеюсь через его посредничество своими настойчивыми просьбами добиться прощения несчастной девушки.
Карлос. Клавиго!
Клавиго. Надеюсь загладить прошлое, восстановить все, что сам разрушил, и вновь стать честным человеком в глазах света и своих собственных.
Карлос. Черт возьми, что за ребячество! Впрочем, я всегда знал, что ты человек не от мира сего. Позволить так себя одурачить! Неужто ты не видишь, этот план явно рассчитан на то, чтобы завлечь тебя в ловушку?
Клавиго. Нет, Карлос, он не хочет этого брака. Они все против. Мари обо мне и слышать не желает.
Карлос. Ну, знаешь!.. Нет, милый друг, не сочти за обиду, но я такое разве что в комедиях видел — так дурачат деревенских простаков.
Клавиго. Ты оскорбляешь меня. Прошу тебя, отложи свои шутки до моей свадьбы. Я решил жениться на Мари. По доброй воле, по велению сердца. Все мои надежды, все мое счастье связаны с мыслью добиться ее прощения. А значит — гордость побоку! Вновь, как и прежде, небесное блаженство для меня — объятия моей любимой. Слава, коей я добьюсь, высокое положение, коего я достигну, только удвоят мое чувство, ибо моя возлюбленная разделит их со мною, та, которая дважды сделала меня человеком. Прощай! Я должен пойти туда. Мне необходимо поговорить хотя бы с мадам Жильбер.
Карлос. Погоди, пообедай сперва!
Клавиго. Ни минуты промедленья!
Карлос (некоторое время молча глядит ему вслед). Вот и опять человек совершает глупость. (Уходит.)
АКТ ТРЕТИЙ
ДОМ ЖИЛЬБЕРА
Софи Жильбер. Мари Бомарше.
Мари. Ты его видела? Меня бьет дрожь. Ты видела его? Я была близка к обмороку, когда услыхала, что он пришел, а ты его видела? Нет, я не могу, я… я не могу с ним встретиться…
Софи. Я вконец растерялась, когда он вошел. Ах, разве я не любила его так же, как и ты, — всем сердцем, чистой сестринской любовью? Разве его исчезновенье не ранило, не измучило меня? И вдруг он возвращается, исполненный раскаяния бросается к моим ногам! Сестра! В лице его, в звуках его голоса таится какое-то необъяснимое очарование. Он…
Мари. Нет, никогда, никогда в жизни!
Софи. Он совсем не изменился — то же доброе, нежное сердце, та же пылкость чувств. Он, как и прежде, жаждет быть любимым, как и прежде, мучительно боится, что ему откажут в этой любви. Все, все как прежде! А о тебе, Мари, он говорит, совсем как в былые счастливые дни пламенной страсти. Точно твой ангел-хранитель сам побудил его к этой неверности, к отчуждению, дабы нарушить вялое однообразие длительного знакомства и вновь оживить ваши чувства.
Мари. Ты просишь за него?
Софи. Нет, сестрица, этого я ему и не обещала. Но, моя милая, я вижу вещи в подлинном свете. А ты и наш брат видите все в свете романтическом. Ты не первая и не последняя девушка, которую обманул и бросил возлюбленный. А то, что он вернулся в раскаянии исправить свою ошибку, воскресить былые надежды, — счастье, и другая на твоем месте не стала бы им пренебрегать.
Мари. Сердце мое разорвется на части!
Софи. Я верю тебе. В первый миг при виде его ты взволнуешься до глубины души, но потом, моя милая, прошу тебя, не сочти тот испуг и растерянность, что, видимо, овладели тобой, за ненависть, за отвращение. Сердце твое тянется к нему сильнее, чем ты думаешь, именно поэтому ты боишься увидеться с ним — ты слишком жаждешь его возвращения.
Мари. Помилосердствуй!
Софи. Ты будешь счастлива. Если бы чувство подсказывало мне, что ты презираешь его, что он тебе безразличен, я бы и словечка более не проронила, и никогда бы ему не видать меня. Но, дорогая моя… ты еще станешь благодарить меня, за то, что я помогла тебе справиться с этой мучительной нерешительностью, она — верный признак настоящей любви.
Те же. Жильбер. Буэнко.
Буэнко, Жильбер, идите сюда! Помогите мне вдохнуть мужество в эту малютку! Придать ей силы, в которых она так нуждается.
Буэнко. Если мне дозволено будет сказать — не принимайте его вновь!
Софи. Буэнко!
Буэнко. У меня сердце замирает в груди от мысли, что ему достанется этот ангел, та, которую он подло оскорбил, чуть не довел до могилы. Она достанется ему! Отчего? Чем склеит он разбитое? Ужели своим приходом? Тем, что ему вдруг вздумалось вернуться и заявить: «Теперь она мне по сердцу, теперь я хочу, чтобы она была моею!» Так, словно эта прекрасная девушка — какой-то сомнительный товар, который наконец уступают покупателю, торговавшемуся за каждый грош, как последний жид. Нет, я за Клавиго просить не стану, пусть даже сердце Мари рвется к нему. Вернулся… Но отчего как раз теперь? Или он ждал приезда вашего храброго брата, мести которого боится, чтобы прийти и просить прощения, как провинившийся школяр? Да, он столь же труслив, сколь и подл.
Жильбер. Вы рассуждаете, как настоящий испанец, но кажется, будто сами вы не знаете испанцев. В эти мгновения нам грозит опасность, которой вы и вообразить себе не можете.
Мари. Жильбер, дорогой!
Жильбер. Я воздаю должное предприимчивости нашего брата, я втайне наблюдал его геройство и теперь желаю, чтобы все кончилось хорошо, чтобы Мари решилась отдать свою руку Клавиго, ибо… (улыбаясь) сердце ее уже принадлежит ему.
Мари. Как вы жестоки!
Софи. Выслушай его, прошу тебя, выслушай!
Жильбер. Твой брат вынудил Клавиго написать объяснение, оправдывающее тебя в глазах света, но это-то нас и погубит.
Буэнко. Почему?
Мари. О, боже!
Жильбер. Клавиго написал объяснение в надежде растрогать тебя. Если это не удастся, он пойдет на все, чтобы уничтожить бумагу, он может это сделать — и сделает. Твой брат собирается, вернувшись из Аранхуэса, немедленно напечатать и распространить сей документ. Боюсь, если ты станешь упорствовать, он никогда оттуда не вернется.
Софи. Жильбер, милый!
Мари. Я умираю!
Жильбер. Клавиго не допустит распространения этой бумаги. Ежели ты отклонишь его предложение, он, как человек чести, будет драться с твоим братом, и лишь один из них останется в живых. Умрет твой брат или выйдет победителем, он все равно погиб. Чужеземец в Испании! Убийца предпочтенного царедворца! Сестра! Весьма похвально чувствовать и мыслить столь благородно, но губить из-за этого себя и своих близких…
Мари. Софи, посоветуй, как мне быть, помоги мне!
Жильбер. Буэнко, что вы можете возразить мне?
Буэнко. Он не посмеет, он слишком дорожит своей жизнью, иначе он не написал бы этой бумаги, иначе не просил бы руки Мари.
Жильбер. Тем хуже. Он сыщет сотни наемников, готовых по его коварному наущению убить нашего брата. Буэнко, ведь ты уже не ребенок. Разве каждый придворный не держит про запас наемного убийцу?
Буэнко. Король всемогущ и великодушен!
Жильбер. Что ж, в добрый час! Попробуйте проникнуть сквозь все стены, что окружают короля, сквозь стражу, сквозь все, чем эти придворные льстецы отгородили монарха от его народа, и спасите нас! Кто там пришел?
