Ролан Валейр - Умолкнет навсегда
Голос Анны Феликс. Это ты! Мой принц! Принц мой Иудейский! Я буду Дульсинеей, если ты назовешь меня Дульсинеей. Взгляни, я поднимаюсь вверх! Я воспаряю. Небо мой покров…Давай, воспарим вместе, мой принц Иудейский. Я покажу тебе сады Кордовы.
Пауза. Сервантес отходит от окна и поворачивается к Сандовалу. На его лице и печаль, и облегчение.
Сандовал (Удивлен выражением лица Сервантеса). Ну что? Что вы видели?
Сервантес улыбается. Затемнение.
Сцена 3.14
Декорация 2. Гостиная в Мадриде.
Дульсинея 2. Инквизитор…
Телло де Сандовал (Он раздражен). Он выполнил свою задачу.
Сервантес. Нет, он ошибся. На костер он послал безумную.
Телло де Сандовал. Случаются и ошибки. Инквизиция — не была машиной для разрушения, она была машиной для убеждения.
Мигель 2. А если кто не хотел, чтобы его убеждали?
Дульсинея 2. Какая разница, хотел или не хотел! Смерти никто не заслуживал!
Телло де Сандовал. Повторяю, ошибки случаются и у нас. Я этого не отрицаю. Даже нацисты, даже ЭсЭс совершали ошибки!
Пауза. Телло де Сандовал осознаёт масштабы только что им сказанного.
Телло де Сандовал. В любой системе, даже самой совершенной, есть потери, но есть и те, кто счастливо их избежал.
Мигель 2 и Дульсинея 2 подходят поближе друг к другу, как бы пытаясь защититься от беды.
Телло де Сандовал. Мы только люди, не более того.
Дульсинея 2. Только инструмент не может выйти за пределы своей функции. Человек — совсем другое дело.
Телло де Сандовал. Церковь трудится на многих мельницах, для которых инквизиторы являются… были убежденными мельниками. Следовало перемолоть черную пшеницу ереси…отбелить… очистить. Следовало потрудиться ради хлеба Господня.
Мигель 2. Отец мой говаривал, что у плохого рабочего всегда плохие инструменты.
Мигель 2 и Дульсинея 2 молча уходят. Телло де Сандовал и М. де Сервантес остаются одни. Какое-то время оба молчат.
Телло де Сандовал. Стало быть, мой победитель это он? Ваш рыцарь печального образа?
М. де Сервантес. Он…и Дульсинея. Как принято писать в книгах, она прожила долго, и у нее было много детей.
Затемнение
Сцена 3.15
Декорация 5. Камера Сервантеса. Он сидит за столом. Приподнимает белый листок, берет письмо архиепископу и рвет его. Достает чистый лист бумаги, умокает перо в чернила и пишет.
Голос Сервантеса. В некоем селе Ламанчском, название которого у меня нет охоты припоминать, не так давно жил-был один из тех идальго, чье имущество заключается в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке. Надобно сказать, что вышеупомянутый идальго с жаром и увлечением отдавался чтению. Сидел он над книгами каждую ночь с вечера до утра и каждый день с утра до вечера; и вот, оттого, что он мало спал и много читал, мозг у него стал иссыхать, так что, в конце концов, он и вовсе потерял рассудок. Воображение его было поглощено всем тем, о чем он читал в книгах: чародейством, распрями, битвами, вызовами на поединок. В воображении своем встречал он на своем пути великанов, как это обычно бывает со странствующими рыцарями, великанов, которые падали на колени и говорили смиренно: «Я — великан Каракульямбр, правитель острова Малиндрании, побежденный на поединке рыцарем Ламанчским, еще не в должной мере оцененным. Он и велел мне явиться к вашей милости, дабы ваше величие располагало мной по своему благоусмотрению». Как и положено, наш доблестный рыцарь присовокупил к своему имени название своей родины. Вследствие чего стал он называться дон Ишот… (Сервантес раздумывает некоторое время, потом зачеркивает слово и продолжает). Вследствие чего стал он называться…Дон Кихотом Ламанчским.
Сцена 3.16
Декорация первая. Год 1563. В степи. Пустое пространство. Темно. Слышны шаги лошади и тяжело нагруженного мула по каменистой дороге.
Голос Тасита. Санчо…
Голос Санчо. Дон Кихот?
Голос Тасита. Мой добрый Санчо. Мне следует отдать принадлежащую тебе долю богатств. Золотую императорскую корону …или крылья Купидона, которые я вырвал у него против шерсти.
Голос Санчо. Будет вам… Короны в комедиях сделаны из белого железа.
Голос Тасита. Не говори дурно о комедиях, Санчо. Ни о тех, кто их пишет, и кто играет. Как только пьеса заканчивается, за кулисами все становятся равны.
Голос Санчо. Не поручусь, что мы все еще на большой дороге.
Голос Тасита. Видишь ли ты что-нибудь?
Голос Санчо. Нет, дон Кихот, но я чувствую запах сосисок. Толедских сосисок, поджаренных на углях и истощающих жир, подобно неверному на костре.
Конец
![Николай Эрдман - Письма: Николай Эрдман. Ангелина Степанова, 1928-1935 гг.[с комментариями и предисловием Виталия Вульфа]](/uploads/posts/books/271681/271681.jpg)
