Софи-Од Пикон - Сара Бернар
Она даже вполне серьезно думала об уходе, чтобы вновь обрести свободу, ее вдохновлял импресарио Жарретт, предложивший организовать турне в Америку, откуда она должна вернуться, осыпанная золотом. Однако Перрен, предчувствуя разрыв, написал ей трогательное письмо, тогда как актеры пытались переубедить ее с помощью экономических и моральных аргументов.
Пребывание в Лондоне, отмеченное тяжелыми столкновениями с неуклюжей иерархией, заставило ее почувствовать давление, зависть и соперничество труппы. Но пока еще она не решалась порвать с «Комеди Франсез». Вернуть себе свободу в условиях той эпохи было равносильно едва ли не самоубийству, и профессиональному, и финансовому, а Сара пока была недостаточно уверена в своей известности, чтобы пойти на такой риск. Впрочем, близкие не советовали ей этого делать.
По возвращении в Париж она нашла у себя дома множество анонимных писем, осуждавших ее поведение во время пребывания в Лондоне и оскорблявших ее лично. Одно из них, довольно гнусное, за подписью «Зритель», она приводит в книге «Моя двойная жизнь», когда рассказывает, как дала прочитать его Перрену, который пришел отчитывать ее, не советуя появляться на церемонии встречи труппы со зрителями в отделанном заново зале Ришелье:
«Несчастная скелетина, не вздумай совать свой ужасный еврейский нос на послезавтрашнюю церемонию. Боюсь, как бы он не стал мишенью для всех яблок, которые запекают сейчас в Париже по твою душу. Скажи, чтобы в хронике написали, что ты харкаешь кровью, и не вставай с постели, обдумывая последствия твоей бесстыдной рекламы».
Воспитанная в католической вере, по рождению Сара была еврейкой и нередко становилась мишенью антисемитских выпадов. Карикатуристы того времени с удовольствием подчеркивали ее семитское происхождение, чаше всего рисуя Сару в профиль и обращая внимание на размер и форму ее носа. Однако не в ее характере проявлять осторожность. Поэтому она решила отважно противостоять мстительному гневу толпы, придя на пресловутую церемонию, и даже добровольно подвергнуть себя возможным насмешкам. Но после нескольких минут нерешительности зрители устраивают ей овацию. Есть в этом образе Сары, такой несгибаемой и одинокой под порывами бури, явившейся лицом к лицу встретиться с теми, кто порочил ее, горевшей желанием укротить недовольных и вновь завоевать своих зрителей, некие героизм и безрассудность, что, безусловно, можно сопоставить с ее увлечением дикими зверями, но вместе с тем и с девизом, который она себе выбрала: «Во что бы то ни стало!»
Казалось, воинственные статьи были преданы забвению, пресса на какое-то время перестала клеймить ее поведение, и зрители вновь обрели своего идола. Ее популярность велика, о чем свидетельствуют многочисленные карикатуры, которые так и сыпятся, например: «Похищение Сары на воздушном шаре», «Сара в своем гробу» или даже «Сара, принимающая ножную ванну». По воскресеньям газета «Тентамар» публикует остроты, избравшие мишенью ее худобу: «Мадемуазель Сара Бернар отличный товарищ, она ни на кого не отбрасывает тень», «Прогуливаясь по тротуару улицы Вивьенн, мадемуазель Сара Бернар вдруг исчезла под землей, провалившись в щель водосточной плиты» или «У дверей „Французского Театра“ останавливается пустой фиакр, из него выходит Сара Бернар». Одна газета устраивает конкурс на тему «Искусство и манера сделать карикатуру на мадемуазель Сару Бернар с помощью метлы». Впрочем, Сара сама принадлежала к литературной богеме той эпохи, какое-то время она входила в клуб «Гидропатов», созданный в 1878 году и объединявший юмористов и шансонье, карикатуристов и писателей. А несколько лет спустя она станет вдохновительницей Салона непутевых, организованного Жюлем Леви, его целью было заставить смеяться, выставляя карикатуры, сатиру, пародии и каламбуры.
Благодаря заработанным в Лондоне деньгам Сара купила участок земли в Сент-Адресе, возле Гавра, неподалеку от моря, которое всегда влекло ее, чтобы построить там виллу, которую она назовет «Замок одиночества». Между тем чаяния Сары так и остались неудовлетворенными; время тянется для нее слишком медленно. Она прежде всего неутомимая труженица, а Перрен опять предлагает ей возобновить прежние успешные роли. Зимой 1879/80 года она играет королеву в «Рюи Блазе» и донью Соль в «Эрнани», 25 февраля отмечается пятидесятый спектакль этой пьесы. На банкете присутствуют самые знаменитые политические и литературные деятели, для нее это минута триумфа, ибо она восседала справа от Виктора Гюго и должна была декламировать стихотворение Франсуа Коппе во славу великого поэта под названием «Битва за Эрнани». Но если ей льстят знаки внимания и почести, то актерская работа не приносит радости. И хотя она буквально пожирает тексты, которые предлагают ей молодые трепещущие авторы, новых поэтических гениев отыскать не удается. Она с нетерпением ожидает возможности сыграть другие роли, чтобы выбраться из череды романтических образов, на которые ее обрекали прежние успешные постановки.
Перрену пришла скверная мысль заставить ее играть роль, которая ей не нравилась, — донью Клоринду в «Авантюристке» Эмиля Ожье, писателя довольно среднего уровня, но постоянного автора «Комеди Франсез» наравне с Дюма-сыном. Эта романтическая нравоучительная пьеса давала сатирический портрет ловкой, бессердечной куртизанки, которую преобразила любовь. Пьеса славила добрые нравы и добрые чувства в неоклассическом духе. В начале марта Сара начала репетировать, заметив, однако, Перрену, что он ошибся, назначив ее на эту роль. На репетиции она опаздывает, работает неохотно, всеми способами показывая свое презрительное отношение к произведению. Завязывается новая борьба с Перреном, не желавшим поддаваться тому, что он считал еще одним капризом. Приближался день премьеры, Сара, предчувствуя неудачу, просит заменить ее или перенести дату спектакля, но безуспешно. Вечером 17 апреля критики оказались на посту, их перья были безжалостны к ней. Огюст Витю дошел до сравнения, страшно обидевшего актрису и задевшего ее самолюбие. «У новой Клоринды, — писал он, — в течение двух последних актов случались разного рода чрезмерные вспышки, прежде всего они заставляли актрису слишком напрягать голос, который приятно звучит только в среднем регистре, а кроме того, вызывали такие телодвижения, словно она заимствовала их у Виржинии из „Западни“, что никак не подобает актрисе „Комеди Франсез“».
Это сравнение с персонажем Золя было просто невыносимо для Сары, льстившей себя надеждой, что она никогда не бывает вульгарной. Актриса решает разорвать контракт с «Комеди», оправдывая свое решение желанием дать волю злым языкам: «Мне стало ясно, что гремучая ненависть поднимает свою змеиную голову. Под моими цветами и лаврами копошился подлый гадючник, мне давно это было известно. Порой я даже слышала за кулисами позвякивание их чешуйчатых колец. Я решила доставить себе удовольствие и заставить их зазвенеть всех разом». Она снова посылает Перрену письмо об отставке, а чтобы не довелось менять своего решения, копии письма она той же почтой отправила в газеты «Эвенман» и «Голуа». Это письмо свидетельствует о силе ее гордыни, хотя уход Сары наверняка был заранее обдуманным шагом. Она, вероятно, ждала удобного случая, чтобы уйти с максимальным шумом и, стало быть, рекламой, что оправдывает отправку копии письма в газеты:
«Вы принудили меня играть, хотя я не была готова… <…> Случилось то, что я предвидела. Однако последствия превзошли мои ожидания. <…> Это мой первый провал в „Комеди“, он же станет последним. Я предупреждала Вас в день генеральной репетиции. Вы не обратили на это внимания. Я сдержу слово. Когда Вы получите это письмо, меня уже не будет в Париже. Прошу принять, господин директор, мою незамедлительную отставку».
Не сомневаясь, какой взрыв вызовет эта отставка, Сара спешит покинуть Париж и укрыться на своей вилле в Сент-Адресе, где несколько хорошо осведомленных журналистов будут ее преследовать. Этот невероятно театральный эпизод едва не обернулся драмой, когда у актрисы начался сильный жар после проведенного под холодным дождем дня: так она спасалась от репортеров. Через три дня после отставки, когда в столице бушевали газеты и злые языки, Жарретт, сопровождавший Сару в Лондон импресарио, предложил ей контракт на гастроли в Америке.
А тем временем весь Париж только и говорит о ее последнем чудачестве и связанном с этим огромном скандале: «Голуа» помешает заголовок «Вопрос Сары Бернар», пытаясь определить долю вины Сары и Перрена, который защищается в письме, опубликованном в газете «Фигаро» 20 апреля. «Комеди Франсез» решает преследовать Сару по суду за «неисполнение служебных обязанностей»: не было предусмотрено никакой замены, и заявленные спектакли пришлось отменить. Журналисты не преминули предсказать неизбежный закат и одиночество этой одаренной, но капризной актрисы, которая не умела подчиняться правилам и следовать установленной в Доме Мольера иерархии. Годы спустя Адольф Бриссон излагал причины этого неизбежного разрыва: «Повадки госпожи Сары Бернар свидетельствуют о независимости характера, капризном бурлении, плохо сочетавшимися с установками государственного института. Она из наполеоновской породы: как он, она авторитарна и создана осуществлять командование». В результате судебного процесса, на котором Сара не присутствовала, уже отправившись в британское турне, ее обязали выплатить «Комеди Франсез» в качестве возмещения убытков сто тысяч франков, с этим долгом она так никогда и не рассчитается, и он будет прощен ей в 1900 году после того, как она предоставила свой театр труппе, которую покинула, когда здание «Комеди» пострадало от пожара.
