Тээт Каллас - Шлягер этого лета
Председатель суда придвинул к себе бумаги, сухим официальным тоном начал:
— Слушается дело о разводе Катрин Арнольдовны Пруун и Велло Яановича Прууна. Катрин Арнольдовна Пруун — год рождения 1946, место жительства — г. Таллин, улица Туукри, 8, квартира 23, эстрадная артистка, в данный момент без постоянного дохода. Вы настаиваете на своем требовании? Отвечайте, пожалуйста, ясно и громко «да» или «нет».
— Да, — сказала Катрин.
— Дополнительных претензий не имеете?
— Нет.
— Велло Яанович Пруун, год рождения 1942, место жительства — г. Таллин, улица Туукри, 8, квартира 23, редактор телевидения. Вы настаиваете на своем требовании? Отвечайте, пожалуйста, ясно и громко «да» или «нет».
Велло пробормотал что-то нечленораздельное, однако энергичный председатель все-таки заставил его ответить более определенно — прозвучало глухое «да»…
В квартире Катрин был включен телевизор. Шла прямая трансляция конкурсного концерта, а в перерыве музыковед отвечал на вопросы репортера:
— Да, конечно, но я все-таки не верю, что в течение этих двух дней в таблице могут произойти какие-то серьезные и неожиданные изменения. Завтра вечером в концертном холле участники конкурса представят нам по две новых песни, которые будут оцениваться двумя жюри. В состав первого входят представители городов и предприятий, в состав второго — авторитетные музыкальные критики и эстрадные артисты, которые в этом конкурсе не участвуют. Публика, со своей стороны, тоже может повлиять на начисление очков своими аплодисментами — каждая минута аплодисментов прибавляет очко.
— Вы вначале сказали, что никаких неожиданностей не предвидится, — сказал репортер. — Вы имеете в виду весь конкурс вообще?
— Не совсем. Нечто неожиданное для нас, конечно, было, но, к сожалению, это сюрприз, так сказать, не из приятных. Симпатичная мне певица Катрин Пруун вместе с сильным ансамблем «Кокос» выступает довольно бледно. Мне кажется, что темперамент этой певицы не приспособлен для жесткой борьбы… то есть, для конкурсной игры. Это сказалось и в выборе песен, они как-то не очень подходят для конкурса…
Катрин этих слов не слышала — ее просто не было дома, она ушла, оставив включенный телевизор. Ушла поспешно — вот небрежно брошенный нотный листок, вот недопитая чашка кофе, перерытая сумочка, вечерням газета, в которой губной помадой обведено объявление: «Обувному производственному объединению «Коммунар» требуются модельеры и работницы на конвейере…»
Обувной комбинат, закройный цех. Шум, грохот, крики. Катрин ходит по цеху в сопровождении мастера, вид у него светски рассеянный, но за этой маской угадывается неловкость. Мастер что-то показывает, многословно объясняет. Ему тоже как-то неловко, он никак не может взять в толк, почему эстрадная певица вдруг заинтересовалась обувным делом.
— Работаем в основном пока вручную, поэтому у нас положение более сложное по сравнению с другими цехами.
Катрин кивает.
— В смене у нас работает примерно сто двадцать женщин… Вот это одна из лучших наших работниц, недавно получила орден.
Катрин кивает.
Моложавая женщина ловко выбирает из высокого штабеля лист кожзаменителя, по трафарету вырезает заготовку, поднимает взгляд на Катрин, но трудно сказать, замечает ли ее. Работница думает о своем. Но
Катрин смущается, виноватая улыбка появляется на ее лице. Нервы, нервы…
Шумят и ухают вокруг какие-то не понятные для Катрин машины, а к их агрессивному грохоту прибавляется вдруг уже знакомый нам, режущий ухо гул усилителя. Этот звук становится почти невыносимым, он растет, растворяя в себе все иные звуки.
А заключительный концерт конкурса уже начался. На сцене ансамбли и певцы сменяют друг друга под аплодисменты зала.
За кулисами же чувствуется нарастающая паника — «Кокос» ищет свою солистку. Ее ищут повсюду, бранят, сетуют — но Катрин нигде нет. Ее отсутствием озабочены не только музыканты «Кокоса». Яако быстрым шагом подошел к стоящей у дверей Ирис.
— Ты тоже не видела Катрин? А домой звонила? Звони — и быстро!
Ирис пошла звонить, а Яако выскочил на улицу и заметался среди машин с надписью «ТВ». Двери всех машин оказались запертыми. Только водитель микроавтобуса оказался человеком беспечным, даже ключ зажигания оставил на месте. Яако вскочил в микроавтобус, завел мотор и уже успел услышать взволнованный крик Ирис:
— Телефон не отвечает.
…И вот уже машина промчалась по Морскому бульвару к центру, чудом проскочила между двумя сблизившимися трамваями, а затем через пешеходный переход под гостиницей «Виру» и все это, сигналя, словно «скорая помощь» или пожарная.
…Яако долго звонил и стучал в двери.
— Катрин! Катрин! Это Яако!.. Вы на концерт опаздываете… Есть тут кто?
Никто не отвечал, и тогда Яако просто толкнул дверь — в комнате, в углу, совершенно безучастно сидела Катрин.
— Простите меня, но концерт уже начался, — торопливо проговорил Яако. — Пойдемте скорее, машина ждет… Скорей!
Катрин не реагировала. Яако с мгновение стоял в растерянности, потом кинулся в ванную и вернулся с полным ведром холодной воды. Не раздумывая, он вылил всю воду на Катрин.
— Что вам от меня надо? — зло выкрикнула она, вскочив.
— Ишь ты, нежная душа! — дал себе волю и Яако. — Что ты тут валяешься? Нет у тебя такого права. Если у тебя что-то не получилось, это еще не причина для смерти. Тебе бы радоваться, что ты избавилась от своего телерепортера. Чего ты ноешь! Неужели самой не надоела эта бледная, унылая морда? С чего ты взяла, что все сады сразу должны расцвести, как только ты рот откроешь? Пойми, у тебя никогда нес будет легкой жизни, никогда! Ты вообще не из тех рядовых крикунов, которыми переполнены все приемники и телевизоры!..
И свершилось чудо — Катрин и в самом деле, кажется, надоело ее кислое лицо. Она улыбнулась. Смущенный Яако сбавил тон:
— Ну, что вы так смотрите? У меня же тоже нервы…
Катрин шествовала по коридору концертного холла в окружении музыкантов ансамбля «Кокос».
— Ярмарка есть ярмарка, правда, Катрин Пруун? — подмигнул ей Тороп.
— Ярмарка есть ярмарка, Курт Тороп, — в тон ответила Катрин.
Они вышли на сцену, и публика встретила их вежливыми аплодисментами. Катрин проверила микрофон и кивнула Торопу, который уселся за рояль. Звучит та же песенка про давно миновавшие семнадцать лет. Те же слова, та же мелодия. Но Катрин вдруг почувствовала, что на этот раз у нее получается, что все выходит, как надо. Вот и публика притихла, вежливое равнодушие уступило место вниманию, а потом и восхищению… Да, Катрин Пруун вдруг открывается как незаурядная певица, убедительная, потрясающе красивая, способная повелевать своим голосом, своими чувствами.
Куплет за куплетом поет она, заражая чистым восторгом сердца всего зала:
Кто бы пел про мою радость,
Если не я сама?
Кто бы пел про мое горе,
Если не я сама?
Горе у всех одинаковое,
Радость у всех похожа…
Звучат последние аккорды, но вот и они смолкают, и в зале на секунду наступает многозначительная тишина, и тут же она взрывается бурей аплодисментов. Публика растрогана, публика растеряна, хотя ничего особенного не произошло, просто встретились массы и настоящее искусство…
Усталая и растерянная Катрин кланяется еще и еще. Она хочет уйти со сцены, по аплодисменты снова возвращают ее.
«Кокос» тоже в восторге. Тороп вскочил из-за рояля, подбежал к Катрин, обнял и поцеловал. Почти танцуя, вернулся он на место и восхищенно сказал:
— Прямо в десятку! Поняли, мужики? С этим мы — гвоздь сезона! У нас на все лето есть свой шлягер!
Под ноги Катрин падают цветы. А Тороп одной рукой уже начинает импровизировать на рояле, и ансамбль снова начинает играть ту же мелодию.
Идут конечные титры фильма. И одновременно перед зрителями проносится калейдоскоп кадров и крохотных эпизодов.
Вот под известную уже мелодию Тороп машет букетом и лихо улыбается. Букет сливается в белое пятно, и мы переносимся в зимний заснеженный Таллин.
Час пик. В густом снегопаде движутся по улицам троллейбусы, автобусы, трамваи, такси. И отовсюду то тише, то громче звучит все та же песня.
Мы видим героев этой истории: Яако сидит в машине с тем же таксистом, который летом вез Катрин к морю, Велло и Ирис ссорятся в каком-то баре, Тороп прижимает к уху транзистор…
…Катрин Пруун едет в трамвае домой. Она стоит, плотно стиснутая толпой за кабиной водителя. Из кабины доносится ее песня. Катрин выходит на остановке, лицо ее недовольно — песенка, видно, изрядно надоела ей. И она облегченно вздыхает, когда входит в тишину своего подъезда, поднимается наверх, открывает дверь квартиры…
