Даль Орлов - Репортаж из бездны
В толпе закричали.
Слепая старуха па коленях выползла на середину двора. В руках она держала пучок курительных палочек. Старик распахнул треугольное зеленое полотнище и накрыл нм старуху. При этом его сомнамбулический танец продолжался. Потом он взял плеть и стал сам бить ею о землю.
Старик подошел к алтарю, что-то написал на длинном, как лента, клочке бумаги и вручил старухе. Та поползла в сторону…
Помощники воздели руки к небу, и по этому знаку толпа начала вытекать на улицу. Старик, плавно покачивая плечами, скрылся в храмовом доме.
Афсал остался во дворике один. Опустился на корточки.
Вскоре вернулся старик, одетый в узкий шелковый халат. Устало присел на раскладной стульчик. Сделал ритуальный жест руками.
— Говори, сын! — сказал старик. — Чем дух твой смятен?..
— Учитель, тропа, по которой ты меня вел, оборвалась. Дальше — пустота… Ты учил: конец всех намерений — уничтоженье. Это конец?
— Все погибнет, но знанью конца не видно.
— Научи!
— Без знанья не достигнешь высшего пути. Я должен знать. Откройся!..
— Тебе, Учитель, лгать не могу… — Афсал произносил фразы медленно, как бы отбирая слова. — Мир — не только я. Но во мне, я недавно стал понимать, — мир всех. Отец — во мне, любимая — во мне и друг — во мне. А вокруг сейчас поднимаются змеи зла… Черные ядовитые лилии… Они встают стеной между мною и теми, с кем соединиться ты не разрешаешь.
— А, ты вот о чем! — протянул старик. — Запрет, о котором ты говоришь, накладывает высший дух. Я же только его воплощенье. Ты забыл наши беседы там, в горах… Тебя принесли на руках, ты сам ходить не мог. Я лечил твое тело и, помнишь, наставлял твой дух…
— Безгранична моя благодарность тебе, Учитель. Я ушел из монастыря на своих ногах. Я узнал счастье движения. Но сегодня я изнемогаю, Учитель. Кобра наступает на мой мир, она готова ужалить. А я окаменел…
Старик сурово посмотрел на Афсала:
— Отвергни! Обуздай себя! В сомнении тело неразумно. Победи его и бесконечности достигнешь…
— За те два года в монастыре ты мне открыл глаза, Учитель, — помолчав, сказал Афсал. — Я узнал, что все имеет начало, середину, конец… Земля — начало запахов. Вода — рожденье вкусов. Свет и солнце рождают образы. Движенье ветра дарит прелесть касаний.
Старик согласно кивал.
— Так земля сейчас рождает змей! Померк свет, ветер не приносит касаний… А значит, нет рожденья. И круг замкнулся?
— Мне жалко тебя, сын! — вымолвил старик. — С тобою в злые игры играет ум…
— Учитель! Я преклоняюсь перед твоей мудростью. Я буду помнить каждое твое слово… Но я пойду туда! Я не могу один.
— Когда ты один, ты близок высшей сути. Вдвоем — ты вдвойне слаб. Во множестве — ты пропадаешь вовсе…
— Пускай пропаду, — воскликнул Афсал. — Но жертва — благо! И этому ты тоже научил меня. — Афсал поднялся с земли. — Когда вернусь, ты меня опять наставишь.
Старик тоже выпрямился. В эту минуту он был не жрец, не прорицатель, не Учитель — просто старик, который страдал и боялся за сына. Он накрыл ладонью голову Афсала, молча посмотрел ему в глаза:
— Спасите его, добрые силы!..
Афсал остановился перед широкой мраморной лестницей в главном корпусе университета. Над головой простирался прозрачный застекленный свод. На ступенях и верхней балюстраде сидели юноши и девушки, возбужденные, наэлектризованные общим делом и общей опасностью. То там, то здесь возникало пение. Пели, взяв друг друга под руки, раскачиваясь в такт мелодии. Вскочил худенький мальчик, поднял руку.
— Пришел час испытаний! — прокричал он. — Родина в опасности. Отстоим демократию! Хаят Мамуд! Да здравствует Ассоциация Левых Сил!
Одобрительные крики поддержали оратора.
— Здесь, на этих ступенях мы говорим «Кобре», генералу Лиму, реакции, мы говорим: нет, нет, нет! Мы объявляем о солидарности с докерами порта. Кто за солидарность, скажите «да»!
Дружное «да» прокатилось под стеклянными сводами.
— Кто за демократию и свободу, скажите «да»!
Снова «да» громыхнуло между колонн.
— Кто против генералов, скажите «нет»! Веселое и смелое «нет» взвилось к прозрачному куполу.
— Селину не видел? — спросил Афсал у одного из студентов.
— Она, кажется, в библиотеке, наблюдает за площадью.
В темноте наступающей ночи на площадь перед университетом солдаты подкатывали пушки, разворачивали их стволами в сторону парадного входа.
Афсал увидел Селину в перспективе узкого пространства между стеллажами с книгами. Она прижалась к нему.
Афсал выглянул в окно: в свете прожекторов увидел двор перед зданием, отделенный от площади чугунной решеткой. По периметру площади стояли войска.
— Свора диких собак…
Селина прикрыла ему рот ладонью:
— Никогда не говори плохо о собаках.
— Бесконечный день! Утром, в самолете, я еще был чемпионом мира, и все было — счастье. Страшный день. Как будто последний…
— Глупости! Последний — я не согласна! Ты хоть успел чемпионом стать, а я вообще ничто… Так, одни надежды…
— Ты моя надежда, — сказал он.
Селина прильнула щекой к его груди:
— Все будет прекрасно. Мы всегда будем вместе. И с нами будут наши дети. Они будут гордиться своим отцом.
На мраморной лестнице Афсала и Селину окликнул бородатый Радж.
— Лучшие люди страны — с нами! — воскликнул он, приветствуя Афсала.
— Радж, — сказал Афсал, — там пушки…
— Пугают! — отмахнулся Радж. — Они же знают, что мы не вооружены.
— Ну не все, положим. — Юноша с длинными волосами потряс двустволкой антикварного вида.
— Убери и забудь! — серьезно сказал Радж.
— Мальчики, — произнес худощавый, бледный человек лет тридцати. — Это бессмысленная демонстрация. Давайте уходить. Иначе будет кровь.
— Почему же вы не уходите, профессор?
— Мое место на кафедре, даже если в кафедру стреляют.
— Вот и студенты должны оставаться в аудиториях, далее если на них направлены пушки.
Профессор сокрушенно махнул рукой.
Мать Афсала расставляла на столе тарелки, вид у нее больной, недовольный. Суфия развешивала пеленки на веревке, протянутой за окном. Анвар же бродил между кроватями и, ероша волосы, ворчал:
— Хорошо, спрятались. Но нельзя же прятаться бесконечно. Здесь безопасно, но что мы есть будем?
— Привыкай! — посоветовала Моми, которая красиво возлежала поверх одеяла и разглядывала свое лицо в маленькое фигурное зеркальце.
— Что?.. — не понял сначала брат. — Разлеглась! Матери помоги!
В дверь постучали, и не дожидаясь ответа, в комнату вошел Шафикул — огромный детина, с молодым, но рано оплывшим телом, начинающий лысеть и кривой на один глаз. Моми вскочила и оправила юбку.
— Простите, — стараясь выглядеть решительным, сказал Шафикул. — Моми здесь оставаться опасно.
— А нам — нет? — с вызовом спросил Анвар.
— Моми — девушка.
— Будем знакомы! — съязвил Апвар. — Специалист по спасению старух и девиц.
— Простите. Дом, в котором сегодня нет хозяина, опасный дом. Эта мысль мне пришла в голову.
— Поздравляю с приходом мысли. Это большая радость.
— Отстань от него, болтун! — вступилась Моми за Шафикула.
— Моми, дорогая, — Шафикул умоляюще сложил большие ладони перед грудью. — Пойдем ко мне, надо отсидеться!..
— И не подумаю! — откликнулась Моми. — У тебя есть старуха Тхи!
— Внуки уже забрали Тхи, — Шафикул не принял юмора.
— Иди, Моми, — Суфия отвлеклась от пеленок. — Так будет лучше…
С улицы донеслось рычание мотора. Первым у окна оказался Анвар. В просветах между пеленками он увидел зеленый джип с крытым верхом, из которого выпрыгивали плечистые люди в штатском и ныряли в глубину их дома.
— Шафикул, Моми, уходите! — крикнул он. — Суфия, иди с ними!
— Я не пойду. — Суфия прижала к груди малыша.
Шафикул взял Моми за руку и поволок девушку на лестницу.
Внизу стучали тяжелые ботинки. Путь был отрезан. Тогда они быстро поднялись выше и прижались к стене. Несколько человек в штатском ворвались в квартиру Деманов, и лестница опустела.
Шафикул и Моми сбежали вниз, в тесный дворик и нырнули в заднюю дверь лавки Шафикула.
В комнату Деманов ворвались четыре здоровенных парня в рубашках с короткими рукавами. Двое встали у дверей, двое устремились к Анвару.
— Подите прочь! — гневно выкрикнула старуха. — По какому праву…
— Сиди, — её легко толкнули на кровать. — Потом твоя очередь…
— Руки! — скомандовал один из пришедших Анвару.
Анвар нанес ему сильный удар в лицо. В следующее мгновение он сам увернулся от удара и хотел проскользнуть в открытые двери. Но не успел. Его повалили и били ногами — в лицо, в живот, в поясницу.
Страшно закричала Суфия, заплакал ребенок.
