Юрий Нагибин - Белая сирень
Архитектор. Боже праведный, у тебя 39°!
Рахманинов. Не говори Наталье. Пора одеваться.
Рахманинов пытается встать и со стоном падает назад в кресло. Лицо его сереет, покрывается испариной. Архитектор в растерянности смотрит на него.
Рахманинов. Ну, что стоишь, помоги мне встать!
Архитектор кидается на помощь, поднимает Рахманинова с кресла, с его помощью тот делает несколько шагов к зеркалу.
Рахманинов. Давай скорее фрак, а то я, боюсь, упаду, жуткая боль.
Архитектор. Тебе нельзя выступать в таком виде.
Рахманинов. Боль сейчас спадет, я знаю, давай фрак.
Архитектор подает фрак. Рахманинов с трудом поднимает руки, чтобы вдеть их в рукава, смотрит на себя в зеркало и, прерывисто дыша, беззвучно смеется.
Рахманинов. Ты погляди на меня в зеркало. Я похож на старую шлюху. Потрепанна, еле дышит, но желание гулять так сильно, что каждую ночь она прется на улицу в поисках клиента.
Зал набит битком. В проходах стоят стулья. Наверху, в ложах, везде люди вынуждены стоять. На сцену начинает выходить оркестр, музыканты занимают свои места.
400. (Съемка в помещении.) АРТИСТИЧЕСКАЯ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.Рахманинов сидит в кресле, готовый к выходу. Рядом Наталья и Соня. Со стороны не видно, каких трудов ему стоило одеться и приготовиться.
Наталья. Ты померил температуру?
Рахманинов. Нормальная… Хороший все-таки кларнетист в этом оркестре.
Появляется возбужденный Фолли.
Фолли. Вас ждут, маэстро!
Рахманинов, опираясь на ручку, осторожно встает, но тут же с глухим стоном валится обратно. Наталья и Соня переглядываются с Фолли.
Рахманинов. Сейчас отпустит.
Наталья. Тебе нельзя выступать.
Рахманинов. Уже прошло, помогите мне, пожалуйста.
Наталья. Сережа, ты к тому же простужен. Надо отменить.
Рахманинов. Ни в коем случае!
Наталья. Чарли, отменяйте концерт и вызовите «скорую»…
Рахманинов. Не сметь! Я здесь решаю! Помогите мне встать. Соня!
Соня. Сереженька, послушай, ты абсолютно без сил. Ты так умрешь на эстраде…
Рахманинов (с отчаянием). Соня, Чарли, помогите мне. Я должен подняться.
Наталья. Это безумие, ты никуда не пойдешь.
С огромным усилием, облокотившись о ручку, Рахманинов приподнимается и снова падает. Фолли, Наталья и Соня не знают, что делать.
Рахманинов (с мольбой в голосе). Девочки мои, Наташенька, Соня, если вы хотите, чтобы я еще пожил хоть немного, доведите меня до рояля. Разве вы еще не поняли, что я живу только потому, что играю? Вы слышите меня? Помогите!
Соня. Да, да, Сереженька, ты прав, ты должен играть. Мы тебя проводим.
Наталья и Соня подхватывают Рахманинова с двух сторон, и он, неверно переступая ногами, движется в раскрытую Фолли дверь.
401. (Съемка в помещении.) КОРИДОР ЗА КУЛИСАМИ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.Провожаемый взглядами дежурных, поддерживаемый сестрами, Рахманинов добирается до кулисы. У приоткрытой двери стоит взволнованный, растерянный Фолли. За ним — залитая светом эстрада, черные фраки оркестрантов, полумрак набитого до отказа зала.
Наталья. Надо, чтобы кто-нибудь довел тебя до рояля.
Рахманинов. Теперь я сам доберусь, не волнуйся.
Он одергивает фрак, лицо его преображается, подтягивается, как бы молодеет.
Рахманинов (бормочет, как бы про себя). Там жизнь, понимаете, мои родные, там, у рояля, ждет меня моя жизнь!
Он замирает на мгновение и шагает в яркую полосу света. Зал раскалывается от оваций. Все встают — и зрители, и оркестранты. Сестры смотрят на его покатую, согбенную фигуру, как всегда неторопливо пересекающую сцену. Соня не может сдержать слез, вослед осеняет его крестным знамением.
402. (Съемка в помещении.) СЦЕНА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.Рахманинов на авансцене, облокотившись о рояль, едва заметно кланяется. По проходу двое дежурных несут огромную корзину белой русской сирени, ставят на авансцену. Медленно, словно боясь упасть, Рахманинов садится за рояль. Овации не смолкают. Он смотрит в зал, переводит взгляд на пышную сирень, потом смотрит на дирижера. Зал неистовствует. Рахманинов смотрит на свои руки.
Рахманинов (глядя на руки, еле слышно). Прощайте, мои бедные руки!..
Наконец овации смолкли. Дирижер взмахнул палочкой. Большие рахманиновские руки ложатся на клавиатуру, и волшебные, полные скорбной мощи аккорды Второго концерта заполняют зал…
403. (Натурная съемка.) СТАЛИНГРАД. ЗИМА. ДЕНЬ.Тема концерта разворачивается как сопровождение к образам. Идет хроника Сталинградской битвы. Падающие русские воины. Разрывы снарядов. Засыпанная снегом, разбитая и ржавая военная техника. Машина смерти… Падающие горящие самолеты и трупы, трупы… По истерзанной, дымящейся земле — присыпанные снегом тела убитых. Знакомый нам молодой боец тащит смертельно раненного Ивана.
Иван (открыв глаза). Не трудись, сынок… Все… Слышь? Срубили под корень.
Молодой боец (в отчаянии). Погоди, дядя Иван… Погоди умирать, я тебя дотащу… Пробьемся.
Иван. Все, сынок, все… Дожил… (Он улыбается щербатым ртом.) А хорошая вышла у меня жизнь…
Он откидывается и как бы перестает жить. Но внутренний взор его видит… как над огромным полем Сталинградской битвы к нему из-за горизонта приближается нарядный, весь в лентах и цветах воздушный шар Монгольфье… Музыка Второго концерта продолжает звучать.
404. (Съемка в помещении.) «КАРНЕГИ-ХОЛЛ». КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ.Тему оркестра опять подхватывает рояль. Лицо Рахманинова, полное внутреннего напряжения, живет в созвучии с музыкой, тонкие крылья носа раздуваются, когда он напевает, вторя льющейся мелодии. Рахманиновские руки творят волшебную музыку, в которой слышится грохот океанского прибоя и раскаты грома, шум дождя по листьям сирени, шелест ветра в ветвях…
Надпись: «ЭТО БЫЛ ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ СЕРГЕЯ РАХМАНИНОВА. ОН СКОНЧАЛСЯ В СВОЕМ ДОМЕ В КАЛИФОРНИИ, НЕ ДОЖИВ ДВЕ НЕДЕЛИ ДО СВОЕГО СЕМИДЕСЯТИЛЕТИЯ».
405. (Съемка в помещении.) КУЛИСЫ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.В кулисах, обнявшись, стоят Наталья и Соня. Лица их освещены каким-то светом, который словно исходит из музыки. Они смотрят на своего единственного и любимого человека, как бы прощаясь с ним… Мы приближаемся к их глазам, вместе с ними прощаемся с нашим героем, и перед нами летящим хороводом проносятся образы…
Игры в прятки в Сенаре, съемки любительского фильма, смеющиеся Шаляпин и Рахманинов.
А вот испуганные Наталья и Соня слушают разгульную цыганскую песню в обшарпанном номере дешевой гостиницы и молодой Сергей с бутылкой вина…
Наталья и Сергей, обнявшиеся, счастливые, в толпе, приветствующей государя-императора и императрицу в карете…
А вот совсем маленькая Наталья влюбленно смотрит сквозь балясины беседки на загоревшего подростка Сергея, который склонился над нотными листами…
И Зилоти в головокружительном вальсе с молоденькой гувернанткой, а за роялем в шесть рук дубасят вальс Вера, Татуша и Сергей…
Маленький Сергей в окне поезда, уносящего его из Петербурга в Москву, к новой жизни…
…Детские ножки в стоптанных ботинках карабкаются по обшарпанным ступеням. Шестилетний мальчик с загоревшим продолговатым личиком одолевает крутую лестницу, ведущую туда — к колоколам. Этот мальчик — Сергей Рахманинов. Потный, радостный, с взъерошенными волосами, он смотрит сквозь арки колокольни на раскинувшийся вокруг простор России.
И в музыке Второго концерта мы слышим колокола. Колокола, поющие о любви и рождении, набатные кличи, возвещающие грядущие беды и пожарища, и сквозь все это — ликующие призывы, полные веры в торжество бесконечной жизни на земле и на небесах…
К колокольне, как далекое видение детства, над необъятными русскими просторами плывет, приближается яркий, цветастый шар Монгольфье…
КонецПримечания
1
Сценарий написан при участии Андрея Кончаловского. — Примеч. издателей.
