Надежда Кожушаная - Разлука [=Зеркало для героя]
![Надежда Кожушаная - Разлука [=Зеркало для героя]](/uploads/posts/books/276806/276806.jpg)
Надежда Кожушаная - Разлука [=Зеркало для героя] краткое содержание
Надежда Кожушаная
Разлука (Зеркало для героя)
Отцы и дети
Сергей. Отец (в старости).
Они только что встретились: стояли, обнявшись. Недолго.
— На воздухе бываешь? — Сергей быстро и внимательно оглядел отца, поседевшего, постаревшего.
— В гастроном хожу, — ответил отец, глядя на сына покрасневшими от радостных быстрых старческих слез глазами. — Не умирать же с голоду.
Сергей качнул головой: отец не изменился.
— Работу твою получил, спасибо, что держишь в курсе. — Отец сидел за письменным столом, собранный, деловой, немножко хитрый: он приготовил сюрприз, сейчас делал вступление. — Прочитал. Перечитал. Пере-пере-перечитал. Я не психолог, не лингвист. Я шахтер, но если тебя интересует мое мнение, скажу.
— Конечно. — Сергей улыбался. Разглядывал знакомые стены, фотографию отца и матери в рамочке сердечком. Все было как всегда.
— При всем моем уважении к тебе вынужден сделать вывод, что твоя диссертация никого, кроме специалистов, заинтересовать не сможет.
— Ну почему! — улыбнулся Сергей, лениво прочел нараспев: — «Особенности пространственной организации биоэлектрической активности мозга во время речевых актов!» Стихи! — Сергей прошелся по комнате, прикрыл на ходу дверь кладовки. Не получилось: дверь опять открылась.
— Я обдумывал, почему это произошло: ты не смог нащупать болевой точки современности. В порядке помощи собрал для тебя материал о наиболее серьезной проблеме…
— …И, чтобы тебе не было скучно копаться в цифрах и статьях, изложил его в виде повести.
Сергей оторопел.
— Выслушать прошу внимательно, — отец начинал заметно волноваться, трогал четыре тетрадки, исписанные мелким, едва разборчивым почерком, на обложке каждой была наклеена картинка с пейзажем, — не перебивай. Написано это для тебя, впоследствии прошу не торопиться выбрасывать и перечесть несколько раз, чтобы понять идею полностью. — Замолчал, приготовившись. Спросил: — Ты не голоден?
— Нет. — Сергей стал серьезным, ждал.
Отец помедлил еще и начал:
— Название условное. «Закрытие Рыбинской ГЭС». Впоследствии можно будет подумать о более удачном… Пролог. «В турбинном зале Рыбинской ГЭС наступила наконец так долгожданная тишина, показавшаяся неожиданной для всех. Алексей Николаевич Кондратьев вытер пот со лба и прошел, гулко ступая, по молчащему залу, обойдя понуро стоящего бывшего директора ГЭС Лычкина. Он подошел к окну и увидел, как медленно, словно нехотя, вода начинает отступать. Уже никогда больше ее безжалостный напор не будет вращать гигантские машины, загубившие сотни и сотни русских деревень и городов», — подумал про себя Алексей Николаевич. Ему представилось, как обнажаются из отступающей воды остовы затопленных домов и церквей. «Скоро все это заживет полноценной жизнью, туда вернутся люди, чтобы возродить русскую землю. Мысли его сами собой унеслись на пять лет назад, когда борьба только начиналась…» Конец пролога.
…Сергей стоит на крыльце дачного домика, рассчитываясь с хозяином, словоохотливым старичком в замызганном ватнике.
— И недорого, — старичок пересчитывает деньги, сует в карман: — Москва рядом, машина своя. Раз — и там, раз — и здесь. Скульптора здесь жили. Такие люди здесь бывали, не нам с тобой чета.
На этом фоне возникает заглавие, идут титры. Из «Жигулей» выбралась женщина лет тридцати, хотела что-то сказать, но передумала, закурила.
— Да я не себе, — говорит Сергей. — Отца привезти хочу. Он у нас противник цивилизации. А здесь ему в самый раз.
— Это меня не касается. Кто хотите, те и живите. Дом-то братнин. При жизни мы совсем чужие были. А перед смертью вспомнил, дом отписал. Знаменитый был при жизни скульптор. Умер вовремя, похоронили с почестями. А я кто? Ни то ни се, а живу…
Во дворе и саду стоят и валяются неоконченные, заброшенные, наполовину вросшие в землю скульптуры: женщины в трусах и майках с отломанными носами, «спортсмены» с луками без стрел, у забора торчит из земли часть огромной мраморной головы, у которой резвится Даша, шестилетняя дочь Сергея.
— Единственная просьба, — просит старичок, — ничего во дворе не трогать. Здесь из Москвы люди приезжают посмотреть. Вроде как реликвенное место. А если понравится, я и на годик сдать могу.
— Разберемся. — Сергей протягивает руку. — Значит, денька через три.
— Три так три. — Старичок уважительно пожимает руку, спрашивает: — А супруга ваша что не посмотрела? Такую даль ехать и не посмотреть.
Сергей оглядывается на жену…
…которая раздраженно курила, прислонившись к машине.
— Болеет она. Голова.
— Ай-яй-яй. — Старичок, сочувственно покачав головой, идет к дому. Сергей берет за руку дочь, ведет к машине.
— Лучше бы такими деньгами коридор обклеил, хоть видно было бы, — жена давит окурок сапогом, — раньше хоть бесплатно блажил.
Дочь и жена усаживаются на заднее сиденье. Сергей отходит от машины и замирает в положении «смирно!». Отдает скульптурам честь и четким шагом подходит к передней дверце. Садится.
Даша смеется с удовольствием, жена отворачивается в сторону.
Машина, пробуксовав, срывается с места.
Они едут по ухабам, машину потряхивает. Даша улеглась на заднем сиденье. Жена равнодушно, бессмысленно смотрит в окно, потом говорит в воздух:
— Второго родить, что ли?..
Сергей не отвечает.
«Суд над преступниками закончился, — читал Кирилл Иванович, — публика поднялась на ноги и аплодировала стоя. Алексей Николаевич с трудом сдерживал слезы, вспомнив эту сцену. Сознание его вернулось к действительности. Он оглядел друзей, стоявших рядом с ним. „Можно приступать к демонтажу!“ — сказал Ефим Иванович Пьянков.
Так была остановлена и демонтирована Рыбинская ГЭС».
Сергей, а прошло уже больше трех часов, как отец начал читать, облегченно вздохнул.
Но отец перевернул страницу и прочел:
— «Эпилог. Прошел год. Друзья ввосьмером стояли перед спасенной землей и окидывали ее взглядами. Благодатная нива расстилалась перед ними. Видны были пионеры, пришедшие на уборку урожая. Девочки сплели венки и надели их на головы…»
Сергей прикрыл лицо ладонью и помассировал виски.
— «…Мальчики пели пионерскую песню. „Трудно представить себе, — сказала Николаю Ильичу Лидия Ивановна, — что, если бы не Георгий и не Игнат Васильевич, наша земля была бы уничтожена“. Николай Ильич благодарно улыбнулся.
Георгий и Вера стояли поодаль, держась за руки. Вера была в белоснежном платье, похожая на невесту. Георгий повернулся к Вере и спросил Веру…» Два раза «Вера». — Автор взял ручку и вычеркнул слово. — «Георгий повернулся к Вере и спросил: „Вера, на какой прекрасной земле мы живем!“ Девушка покраснела и посмотрела на Георгия…
…Глаза ее говорили больше. Он понял и приблизился к ней: „Вера, я люблю тебя и прошу тебя стать моей женой“».
Сергей слушал из последних сил.
— «Они стояли рядом, молодые и одухотворенные». — Автор покраснел, но дочитывал. — «Девушка повернула к нему свое лицо, он наклонился и поцеловал ее в губы». — Кирилл Иванович снял очки, закрыл тетрадь, сказал: — Писав эту повесть, я пережил все те чувства, о которых здесь говорится: любовь, страх, ненависть. Болела голова. Не мог спать несколько ночей. Я человек обычный, и если переживаю такое, значит, тысячи и тысячи людей поймут и проживут то же, что и я.
— Все? — спросил Сергей. Встал.
— И последнее, — сказал отец. — Понимаю, что подобный финал может вызвать нарекания, но, по моему убеждению, цель искусства — предложить выход из тупика, уверить читателя в том, что справедливость торжествует всегда, в любом случае. Если человеку однажды доказать, что у его идеи никогда не будет будущего, человек умрет. А положительный финал убедит читателя в том, что борьба его во имя родины осмысленна и верна. Все.
— Давай пять. — Сергей пожал отцу руку. — Молодец. Приедем, я глазами посмотрю. — Раздернул шторы, впустив в комнату поток солнечного света. — В общем, так. Билеты я заказал, дачу снял. От Москвы сорок минут на электричке. На сборы три дня. Навещать поначалу будем не часто: Дашка пошла в музыкалку, но выходные все твои.
Кирилл Иванович пожал плечами. Выдохнул что-то вроде «да!».
— Батя, кончай, — сморщился Сергей, — я обещаю: приедем, прочтем. Ты как будто бы писатель, я как будто бы читатель.
— Переезда не будет, — сказал отец, сжав кулаки. Сидел прямо.
— Почему? Потому что Сереже не понравился папин роман? Сколько ты читал? Больше трех часов. Сережа сидел и слушал. Тебе же не понравилась моя диссертация.
— Повесть здесь ни при чем. Я читал, нимало не заблуждаясь на твой счет. Ты и твои друзья — люди конченые, это вне обсуждения. Это — для молодых, для тех, кому необходим идеал в будущей жизни. Вера — вот кардинальный вопрос каждого поколения. Идеал надо предложить молодым, иначе вы оставите их с одним «ура!».
![Надежда Кожушаная - Война [=Нам не дано предугадать…]](/uploads/posts/books/276859/276859.jpg)