Елена Яворская - Обыкновенная любовь
Портрет одиночества
А верилось, что путь прямой и гладкий!
Но снова из трамвая – прямо в грязь.
Начальник смотрит сладко. Шоколадки —
Да запросто, не прячась, не чинясь.
Быть мог июнь поярче и пожарче,
В цветении надежд, в сиянье гроз…
В отделе мужички хот-доги харчат,
И сизый дым от скверных папирос.
А если бы хватило бы отваги,
Умчалась бы куда глаза глядят…
Звонки, и совещанья, и бумаги…
Коловращенье, канцелярский ад!
А дома… ну а что такое «дома»?
(Гордиться бы, что есть и кол, и двор!):
Бабусина стряпня, звонки знакомых,
С подругой бесконечный разговор…
О ком же? О Ванюше, ясном солнце,
Скорей бы он из армии пришёл!..
Да только зря. Она ведь не дождётся,
Настойчив некто по прозванью Фрол.
А младшая сестра на дискотеке —
С дружком, с пивком. Не выучен урок…
…И хочется сквозь сомкнутые веки
Вдруг увидать, что сверху смотрит Бог.
Материнское
А беда-то сама накличется,
Что слова ей? – всё трын-трава!
Ты тихоня была, отличница,
А теперь – сорвиголова.
Что-то счастье твоё артачится,
Не идёт…
Он живет сам-два.
Он женат.
А ты – неудачница,
Ты – соломенная вдова.
Но, как прежде, мечтаешь-мечешься,
Всё мудришь ты – а в том ли смысл?
Ах, солдатик ты мой, разведчица,
Ты возьмись-ка за ум, возьмись!
Ты прикинься простой, не гордою.
Эх, начало – беда лиха!..
У стола, усталая, сгорбилась,
Топишь горе свое в стихах.
Топишь горе – и улыбаешься:
Нет, беда не пришла пока.
Засыпает сын, баю-баюшки…
…Ты зовёшь его – сын полка.
Ракушечное
Снова образы чужие и чуждые
обретаются в моей голове.
Жизнь-житуха депрессивная, скучная!
Повседневность распласталась ракушкою,
между створок отыскать бы жемчужину
(жадность чавкает: «А лучше бы – две!»).
Платье белое с утра отутюжено.
Вот и гость мой – импозантный брюнет.
Гость? А может, мой единственный, суженый?..
Скатерть новая – жемчужное кружево.
Вот и вина – золотистые, южные.
Вот и сладости. И – целая дюжина
Перламутровых ракушек.
Но – нет
ни одной, ну ни единой жемчужины!
Ну хоть смейся, хоть ругайся, хоть ной,
Нет жемчужины, увы, ни одной.
Стук ракушек по столу костяной.
За окном – осенний дождь проливной.
Одиноко допиваю вино…
Фантазия
Лира, любовь – сладкозвучное «эль».
Где же ты, мой своенравный,
Где ты, мой светлый, отважный мой эльф?
Стал ты отчаянным фавном…
Фраза, финал – отчужденное «эф».
В цепких объятиях фавна
Жду я – вернётся отважный мой эльф
Светлый, святой, богоравный…
Современница
Безмолвный час, больной сезон,
Сквозит эпоха.
В руках – мобильный телефон
И томик Блока.
Небес линялые шелка,
Вуаль пороши.
Ты каждый вечер ждёшь звонка
Из жизни прошлой.
Сквозь времена и времена
Метёт поземка.
А ты по-прежнему одна,
О, Незнакомка.
И не очнётся старый сквер
От летаргии.
Воздев знамёна чуждых вер,
Грядут другие.
И позади, и впереди —
Чужие встречи.
Повремени, не уходи,
Безмолвный вечер!
…А помнишь, как тебя весна
Околдовала?..
Но солнца блик тусклей вина
На дне бокала.
Сильная женщина
С годами приходит готовность платить за успех…
да что за успех? – за простую, как вера, удачу.
Всё больше событий. Всё меньше ступеней и вех.
Ненайденный смысл бытия безнадёжно утрачен.
Твой принц расставался с тобой как простой фанфарон —
делил даже рюмки, подушки и бабские цацки.
И вот – ни тылов, ни обозов. Но держится фронт,
и ты – на коне. На подружек взираешь по-царски.
А дома привычно побродишь по джунглям ти ви.
И – ужин богини: вино, сериал и консервы.
А что же, есть повод (прекраснейший повод… увы) —
сегодня досрочно присвоено звание стервы.
Герой сериальный слезлив, хоть и бывший морпех.
А вот героиня… Ну что тут сказать? – героиня!
…Всё больше событий. Всё меньше ступеней и вех.
В глазах – мельтешенье смешавшихся яней да иней.
В бокале – подтаявший лёд.
На пороге – нетающий иней.
Судьбою мне данный
Игорь Лозинский, как написали бы в старинном романе, обладал звучным именем, кое и составляло всё его достояние.
Впрочем, у него была крыша над головой – отгороженный шкафом уголок в родительской однокомнатной квартирке, был и кусок хлеба – семья из трёх человек худо-бедно кормилась на зарплату инженера и учительницы.
Во взрослую жизнь он вступил с красным дипломом юрфака местного вуза и амбициями, достойными шевалье д’Артаньяна. Преподаватель латыни, которому он прошлое лето напролёт помогал в строительстве дачи, в благодарность подыскал местечко в частной юридической консультации. Деньги не бог весть какие, да и перспективы близки к нулю, но для начала сойдёт, – решил Игорь – и превратился в юрисконсульта И.Н. Лозинского.
По его убеждению, вынесенному больше из книг, нежели из жизни, старушка Судьба давно исчерпала потенциал своей фантазии. Оно и к лучшему, сразу ясно, как надо действовать, чтобы не остаться в дураках, – так подумал господин юрисконсульт, выяснив, что хорошенькая пышечка на ярко-красной, прямо-таки игрушечной машинке – единственная дочка шефа. Игорь пока что плохо разбирался как в машинах, так и в девушках, но намерен был в кратчайшие сроки восполнить оба пробела в образовании. И при первой же возможности отрекомендовался белокурой хозяйке ярко-красной гламурной игрушки.
– Настасья, – назвалась хозяйка.
Почему вдруг «Настасья», простецкое «Настасья» вместо гордого «Анастасия» или душевного «Настя»? Этого Игорь тогда не понял. Не понимал и теперь, год спустя, хотя официально числился женихом мадемуазель Красновой, жил с ней под одной крышей, в элитной двухкомнатной квартире на двоих, и ездил по доверенности на ярко-красной машинке… впрочем, эту игрушку он сразу же после свадьбы собирался сменить на что-нибудь более подходящее его полу и статусу. «Настасья», – он называл невесту именем, от которого веяло не дорогими духами, а деревенским коровником. Настасья… Получше узнав свою суженую, Игорь вполне мог предположить, что она ничтоже сумняшеся уподобляет себя великолепной Настасье Кински. Он не раз ловил себя на мысли: ах, если бы Настасье Красновой хоть сотую долю внешнего обаяния ее звёздной тезки! Что же до нрава… Говорят, актрисы капризны. Настасья Краснова актрисой не была, она вообще никем не была, хотя в верхнем ящике её туалетного столика пылился диплом с отличием по специальности «Экономика и менеджмент». Однако умению будущей мадам Лозинской разыгрывать драмы могла бы позавидовать любая знаменитость. За те два месяца, что они были вместе, любящая невеста трижды возвращала жениха родителям, словно надеясь на исправление производственного брака. И ни разу не смогла внятно объяснить своему обеспокоенному отцу, из-за чего, собственно говоря, сыр-бор.
Возвращения домой, как легко догадаться, были отнюдь не триумфальными. Игорь старался прошмыгнуть по родному двору незамеченным – и так уже соседи проявляют ехидный интерес к его перемещениям по жизни.
Сегодня – не удалось.
Маргаритка осталась такой же, как была: тёмно-русые, наверное, никогда не крашеные, волосы уложены пучком в стиле ретро с помощью старомодных шпилек, а вот ногам шпилек явно недостает – в стоптанных туфлях без каблука Маргаритка едва-едва по плечо ему, а ведь он отнюдь не двухметровый богатырь.
Маргаритка как Маргаритка. Он никогда не видел её другой. Даже на выпускной вечер она пришла не в вечернем платье, а в строгом костюме, разве что волосы догадалась распустить… волосы у неё густые, до пояса, отблёскивают красивым рыжим. Любая бы гордилась, прически наводила – нормальные, вместо того чтобы бабусины пучочки крутить.
– Привет, Игорь.
Дальше должно было бы последовать традиционное: «Как дела?» При этом полагалось исподволь, но красноречиво поглядывать на его дорожную сумку. Но Маргаритка – это Маргаритка: принялась деловито выяснять, есть ли какой-нибудь закон, запрещающий ставить личные автомобили на детской игровой площадке.
– Представляешь, скоро уже в песочнице парковаться будут, а детей прогоняют, боятся за свои драгоценные авто!
Игорь улыбнулся нелепому предположению: ну кому придет в голову парковаться в песочнице! И спросил:
– А ты, случаем, не педагогический окончила?
– Педагогический, – спокойно, будто бы и не удивляясь его догадливости, отозвалась Маргаритка. – Ты ведь знаешь, я собиралась.
…Да, кажется, она говорила. Она всегда охотно делилась мыслями и мечтами с соседом по парте, в которого тайно была влюблена… то есть, думала, что – тайно. И на выпускном ждала приглашения на танец, по глазам было видно – ждала. Да только к чему эти прощальные танцы, когда впереди совсем другая жизнь?..
