Коллектив авторов - Великолепная десятка: Сборник современной прозы и поэзии
С улицы Салтыкова-Щедрина Славка повернул на Литейный. Позади остались величественный дом Офицеров, похожий на торт Преображенский собор, памятник Некрасову, кружевной фасад центрального лектория. На углу, на пересечении Невского с Владимирским – буква Г сорок девятого дома. Красноватые стены, полукруглые окна и тяжёлая дверь – вход в «Сайгон».
Уже лет двадцать строгие мамы заклинали подросших сыновей и дочерей держаться подальше от этого злачного места. Начиная с конца шестидесятых, здесь собиралась питерская богема. Художники, писатели, музыканты, наркоманы и фарца, студенты и просто бездельники – молодые и не очень. В «Сайгон» шли стиляги, хиппи, рокеры, рафинированные кочегары и дворники. Мальчики и девочки из хороших семей тянулись в «Сайгон», как сельдь на нерест. Сюда убегали от одиночества. Здесь писали стихи, читали конспекты, обменивались самиздатом, влюблялись и собирали деньги на выпивку.
Мамы заклинали, а дети, разумеется, поступали по-своему. Новые и новые поколения юнцов протирали штаны на низких подоконниках «Сайгона», которые использовались как скамейки. Сидя на них, пили кофе и вели умные беседы, узнавали о квартирниках и глазели на своих кумиров.
Славка толкнул тяжёлую дверь и шагнул вперёд, прищуриваясь. Жёлто-белым светили и подмигивали засиженные мухами длинные лампы дневного света. Похожие на паруса шторы наполовину закрывали окна. Зал казался вдвое больше оттого, что отражался в дальней зеркальной стене – говорили, что за ней прячется конторка с многочисленными микрофонами.
У стойки Славка разглядел Боба и направился туда, лавируя между столиками и редкими ещё посетителями. Жизнь в «Сайгоне» начиналась после пяти, когда приходили завсегдатаи. По утрам в кафе заглядывал случайный люд, с полудня до часу завтракали книжные спекулянты-перехватчики с Литейного. Затем обычная публика пила кофе – часов до четырёх. Сейчас вечер только расходился, набирал градус.
Славка добрался до стойки и хлопнул Боба по плечу. Тот обернулся всем корпусом, распахнул руки, заголосил комично:
– Сколько лет, сколько зим!
– Пойдём за столик, пока свободно, – предложил Славка.
– Пошли. Ты с нами, Пат? – повернулся Боб к стоявшей рядом девице, которую до этого загораживал от Славки.
Девица оказалась… Ох, и оказалась! Славка даже сглотнул непроизвольно. Стриженная «под пажа», высокая. Тоненькая, но не тощая – изящная, как фарфоровая фигурка, сахарно-белокожая.
– Я тебя здесь не видел раньше, – сказал Славка, едва уселись.
– Видел. Но не замечал. Я была с Вольдемаром.
– Вот как? – Вольдемаром звали модного скульптора, специалиста по бюстам вождей. – И где Вольдемар?
– Кто знает, – Пат пожала плечами и вдруг взглянула на Славку в упор чёрными, в пол-лица глазами. – Я больше не с ним.
Славка чувствовал, как тонет к чёртовой матери в этих глазищах, как затягивает омут неведомого и знакомого откуда-то, почти родного.
– Споёшь? – подняла бровь Пат.
Славка кивнул. Боб молча подал ему гитару. Пальцы легли на привычные гриф и деку. И что-то включилось само собой. Славка был аккордом и словом, нанизывал мир на струну и повелевал им. Он целовал в губы жизнь и чувствовал, знал – всё ещё будет, будет…
И всё было. Квартирник у Люды Лосевой, и податливые плечи Пат, и лютый мороз зимы восемьдесят шестого – были. Были вечера в «Сайгоне», полуподвальные концерты в занюханных районных ДК, ментовские облавы. Были демонстрации в девяносто первом, и стихийные концерты на площадях, и пьянящая мысль: «Вот теперь…» Были кипящие ртутью стадионы и девичий визг в залах, и девичьи же драки у гримёрок. Первая, она же последняя, «дорожка». Были похороны – Сашины, Витины, Янкины, Серёжины. Стук земляных комьев и недоумение: «Как же так? Куда?»… Было повторяющееся рефреном мамино «Скоро тридцать, Славик» и чудесным образом упорядочившая быт и бытие Оля. Был нескончаемый гастрольный «чёс» по стране… Всё было.
2011, сентябрь
В дверь гримёрки стукнули.
– Вячеслав Михалыч, время.
– Вижу! – отозвался «Вячеслав Михалыч», с трудом удерживаясь от желания хорошенько потереть глаза. Морда лица нарисована, и нечего по ней елозить. Сегодня не просто концерт – юбилей с кучей приглашённых музыкантов, которыми нужно рулить, съёмка для первого канала… За осветительскую схему и аппаратуру можно не волноваться – ребята мышей ловят. Осталось самому нормально отработать.
На сцене Славка осмотрелся. В зале – публика в пиджаках, упакованные гражданки средних лет. Аранжировка зазвучала плавно, потом запульсировала ярким крещендо. Обычно еще на проигрыше, с первых же тактов, начинался свист, с первых слов начинали подпевать, потом затихали – чтобы не упустить. Сейчас помалкивали. Что ж, огромный зал «Олимпийского» поднять непросто…
Через служебный вход Славка выбрался на улицу и жадно вдохнул. Отыграл, с музыкантами попрощался, дальше администратор разберётся. На банкет не хотелось. На Ленинградский теперь, ночь в поезде и дома. Славка выбил сигарету из пачки, прикурил. Ночная Москва ухмылялась лукавой шалавой, подмигивала галогеновыми глазами…
Дома, как всегда, был порядок. Идеальный – ни пылинки. И, как всегда, было тихо, светло и уютно. Оля умела поддерживать чистоту и понимала толк в домашнем комфорте. Она вообще много что умела и во многом понимала толк. И вкус у неё был прекрасный, лучше, чем у Славки, намного лучше и тоньше.
Гостиная пепельно-белого окраса, кажется, в стиле «модерн», картины на стенах – кисти молодых художников, пока неизвестных, но непременно талантливых и амбициозных. Славка не сомневался, что через пару десятков лет каждая будет стоить приличных денег. Полотна были тщательно подобраны – так, что вместе составляли ансамбль.
– Ольга Игоревна будет к пяти, – выплыла из кухни Аллочка. Она кокетливо улыбнулась. – Завтракать будете, Вячеслав Михалыч? Или?..
Аллочку тоже подобрала Оля – в агентстве по найму прислуги, как и полагается. Молоденькая хохлушка была педантично аккуратна, исполнительна, вежлива – идеальная домработница. Ещё она прекрасно готовила и криком кричала от наслаждения, когда отдавалась. Иногда Славка думал, что секс с хозяином входит в реестр оговорённых услуг. По этой части, в отличие от всех остальных, у Оли было явное отставание.
– Давай отложим «или», – ответил Славка. – Устал. Что у нас на завтрак?
Аллочка кокетливо поджала губки.
– Гренки и омлет, всё как вы любите.
Ольга появилась в пять, с ворохом пакетов, шуршащих чем-то дамским.
– Алла, это в спальню, – скомандовала она и прошла в гостиную. Упала в кресло, вытянула длинные ноги и заявила в пространство: – Алла, сок! Привет, дорогой! Нормально сыграл?
– Нормально.
Блондинка, при фигуре, с правильным славянским ликом – в сорок четыре года Ольга цвела зрелой женской красотой. Лоском, дорогой простотой облика жена на все сто соответствовала гостиной. Настоящая леди.
– Как там зал, прилично был заполнен?
– Прилично. От и до.
– Угу… – Ольга в задумчивости пощёлкала пальцами. – Так, через пару недель перечислят, и можно ехать…
– Куда ехать? – удивился Славка.
– Славик, ну что за «куда»? – обиделась Ольга. – В Финляндию. Дом смотреть. Я тебе год об этом говорю. Сколько можно жить позорищем… Я уже всё нашла, в Кемиярви.
– Ладно, в Кемиярви, так в Кемиярви, – не стал спорить Славка. Действительно, о покупке дома Ольга говорила не в первый раз, и если нашла – значит, нашла лучший вариант.
– Вот и договорились. Значит, так. В среду мы идём к Сивцовым на юбилей. В субботу у Шурика выставка открывается, надо быть, – Ольга снова щёлкнула пальцами. – В понедельник я сама, в четверг к Эльвире на просмотр.
– Какой ещё просмотр? – нахмурился Славка.
– Забыл? «Олива», режиссёрская версия.
– Это весь список?
– Пока весь, дальше я тебе потом скажу. Всё равно забудешь.
– Ладно. Яволь.
Славка с хрустом потянулся и встал.
– Ты куда? – поинтересовалась Ольга.
– Пройдусь, подышу…
На улице накрапывало. Загорелые плечики лета оделись в жёлто-серый бушлат, и уже тянуло по воздуху опустошающей, вынимающей душу тоской, которая накатит осенью.
Славка шагал, не озадачиваясь маршрутом, просто так, куда ноги приведут. Привели на стык Невского и Владимирского. Сорок девятый дом по-прежнему стоял на углу кирпичным кораблём, и окна были те же, полукруглые, только вывеска сменилась. В восемьдесят девятом «Сайгон» закрыли на плановый ремонт, который растянулся на целую пятилетку, да так и не открыли. «Сайгон» ушёл по-английски. Некоторое время на его месте пробыл винный барчик с игральными автоматами, после – магазин сантехники. Теперь, уже лет десять, на крыше углового дома буржуазно светились неоновые буквы «Рэдиссон». Бывало, Славка проезжал мимо и ставил в памяти галочку – зайти туда, тяпнуть чего-нибудь по старой памяти. Так и не зашлось.
Славка потянул на себя по-прежнему тяжёлую дверь. Та скрипнула, как дверям в хороших домах не полагается…
