Михаил Лермонтов - Измаил-Бей
32
Селим… и кто теперь не отгадает?
На нем мохнатой шапки больше нет,
Раскрылась грудь; на шелковый бешмет
Волна кудрей, чернея, ниспадает,
В печали женщин лучший их убор!
Молитва стихла на устах!.. а взор…
О небо! небо! Есть ли в кущах рая
Глаза, где слезы, робость и печаль
Оставить страшно, уничтожить жаль?
Скажи мне, есть ли Зара молодая
Меж дев твоих? и плачет ли она,
И любит ли? но понял я молчанье!
Не встретить мне подобное созданье;
На небе неуместно подражанье,
А Зара на земле была одна…
33
Узнал, узнал он образ позабытый
Среди душевных бурь и бурь войны,
Поцеловал он нежные ланиты —
И краски жизни им возвращены.
Она чело на грудь ему склонила,
Смущают Зару ласки Измаила,
Но сердцу как ума не соблазнить?
И как любви стыда не победить?
Их речи – пламень! вечная пустыня
Восторгом и блаженством их полна.
Любовь для неба и земли святыня,
И только для людей порок она!
Во всей природе дышит сладострастье;
И только люди покупают счастье!
Прошло два года, всё кипит война;
Бесплодного Кавказа племена
Питаются разбоем и обманом;
И в знойный день, и под ночным туманом
Отважность их для русского страшна.
Казалося, двух братьев помирила
Слепая месть и к родине любовь;
Везде, где враг бежит и льется кровь,
Видна рука и шашка Измаила.
Но отчего ни Зара, ни Селим
Теперь уже не следует за ним?
Куда лезгинка нежная сокрылась?
Какой удар ту грудь оледенил,
Где для любви такое сердце билось,
Каким владеть он недостоин был?
Измена ли причина их разлуки?
Жива ль она иль спит последним сном?
Родные ль в гроб ее сложили руки?
Последнее «прости» с слезами муки
Сказали ль ей на языке родном?
И если смерть щадит ее поныне —
Между каких людей, в какой пустыне?
Кто б Измаила смел спросить о том?
Однажды, в час, когда лучи заката
По облакам кидали искры злата,
Задумчив на кургане Измаил
Сидел: еще ребенком он любил
Природы дикой пышные картины,
Разлив зари и льдистые вершины,
Блестящие на небе голубом;
Не изменилось только это в нем!
Четыре горца близ него стояли,
И мысли по лицу узнать желали;
Но кто проникнет в глубину морей
И в сердце, где тоска, – но нет страстей?
О чем бы он ни думал, – запад дальный
Не привлекал мечты его печальной;
Другие вспоминанья и другой,
Другой предмет владел его душой.
Но что за выстрел? – дым взвился, белея.
Верна рука, и верен глаз злодея!
С свинцом в груди, простертый на земле,
С печатью смерти на крутом челе,
Друзьями окружен, любимец брани
Лежал, навеки нем для их призваний!
Последний луч зари еще играл
На пасмурных чертах и придавал
Его лицу румянец; и казалось,
Что в нем от жизни что-то оставалось,
Что мысль, которой угнетен был ум,
Последняя его тяжелых дум,
Когда душа отторгнулась от тела,
Его лица оставить не успела!
Небесный суд да будет над тобой,
Жестокий брат, завистник вероломный!
Ты сам наметил выстрел роковой,
Ты не нашел в горах руки наемной!
Гремучий ключ катился невдали.
К его струям черкесы принесли
Кровавый труп; расстегнут их рукою
Чекмень, пробитый пулей роковою;
И грудь обмыть они уже хотят…
Но почему их омрачился взгляд?
Чего они так явно ужаснулись?
Зачем, вскочив, так хладно отвернулись?
Зачем? – какой-то локон золотой
(Конечно, талисман земли чужой),
Под грубою одеждою измятый,
И белый крест на ленте полосатой
Блистали на груди у мертвеца!..
«И кто бы отгадал? – Джяур проклятый!
Нет, ты не стоил лучшего конца;
Нет, мусульманин верный Измаилу
Отступнику не выроет могилу!
Того, кто презирал людей и рок,
Кто смертию играл так своенравно,
Лишь ты низвергнуть смел, святой пророк!
Пусть, не оплакан, он сгниет бесславно,
Пусть кончит жизнь, как начал – одинок».
Примечания
Печатается по авторизованной копии – ИРЛИ, оп. 2, № 67 (отдельная тетрадь) – и по выпискам В. X. Хохрякова из утраченного автографа – ГПБ, Собр. рукописей М. Ю. Лермонтова, № 56.
По авторизованной копии печатается текст, кроме стихов «И вдруг проглянет солнце, и поток… Блистает как цветы небес и рая…». По выпискам В. X. Хохрякова – заголовки частей, эпиграфы и стихи «И вдруг проглянет солнце, и поток… Блистает как цветы небес и рая…».
На обложке авторизованной копии приписка к названию поэмы: «Копия с рукописи М. Ю. Лермонтова. От А. А. Краевского». В тексте исправления рукой Лермонтова.
На обложке тетради с выписками В. X. Хохрякова – надпись, воспроизводящая почерк Лермонтова: «Измаил-Бей. Восточная повесть 1832 год. 10 мая. М. Лермантов». На обороте обложки карандашный рисунок, изображающий горца, очевидно – копия с рисунка Лермонтова. На л. 2 текст посвящения и надпись, тоже воспроизводящая почерк Лермонтова: «М. Lerma». На лл. 3—12 текст первоначальной редакции 26 главы I части.
Имеется черновой автограф посвящения – ИРЛИ, оп. 1, № 21а (Казанская тетрадь), л. 11.
Текст автографа, состоящий из 20 стихов, первоначально имел название «Вдохновенье».
По-видимому, это было самостоятельное лирическое стихотворение. Впоследствии Лермонтов зачеркнул название, заменив его словом «Посвященье». Стихи «Опять явилось вдохновенье… Она поет о солнце юга!..» вошли в качестве посвящения в поэму «Измаил-Бей». Остальные 8 стихов не вошли в посвящение. По-видимому, они относятся к В. А. Лопухиной. Эти не вошедшие в текст поэмы 8 стихов приведены в разделе вариантов.
Автограф всей поэмы не известен.
Впервые опубликовано по авторизованной копии в «Отеч. записках» (1843, т. 27, № 3, отд. I, стр. 1—25) с неточностями и пропусками цензурного характера.
В Соч. под ред. Висковатова (т. 2, 1889, стр. 70—136) поэма опубликована с учетом выписок Хохрякова (даны эпиграфы и названия частей) чернового автографа из Казанской тетради (посвящение напечатано полностью в составе 20-ти стихов). В тексте имеются и необоснованные отступления от авторизованной копии.
Первая редакция 26-й главы первой части впервые опубликована в «Сборнике статей к 40-летию ученой деятельности академика А. С. Орлова» (Л., 1934, стр. 475–476).
В настоящем издании исправлены описки авторизованной копии, исправления даны в скобках:
мненье (мненья)
Освобожденных (Освобожденной)
слетевши (слетевшей)
любил (ловил)
движение (движенье)
святыми (святыни)
на плеча (на плечи)
порхнет (нырнет)
к ним (к нам)
только тому (только потому)
мненье (мщенье)
на скалу (на скаку)
был (бел)
вдали (враги)
Датируется 1832 годом на основании надписи на тетради с выписками В. X. Хохрякова: «1832 год 10 мая», а также потому, что в этой же тетради переписаны стихотворения, относящиеся к концу 1832 года, близкие по мотивам к «Измаил-Бею» («Люблю я цепи синих гор», «Прощание», «Ты идешь на поле битвы», «Синие горы Кавказа, приветствую вас»).
Сюжет поэмы в известной степени связан с реальными историческими событиями, происходившими на Кавказе в начале XIX века. Некоторые факты, рассказанные в поэме, совпадают с биографией кабардинского князя Измаил-Бея Атажукова. Измаил-Бей Атажуков продолжительное время находился в русской армии, участвовал в войне с турками и был награжден за штурм Измаила. Возможно, что Лермонтов знал и народное предание об Измаил-Бее. В создании образа Росламбека Лермонтов, по-видимому, также пользовался сведениями о реальном лице – Росламбеке Мисостове, сыгравшем важную роль в событиях в Кабарде в начале XIX века. Однако Лермонтов не преследовал цели с точностью воспроизводить события эпохи и биографии исторических лиц (подробнее см. в книге: С. А. Андреев-Кривич. Лермонтов. Вопросы творчества и биографии. Изд. Акад. Наук СССР, М., 1954). После стиха 12 следует эпиграф к части первой, взятый из поэмы Байрона «Гяур».
Стихи «и в час урочный молчаливо… Они на поле роковом» с некоторыми изменениями вошли в поэмы «Аул Бастунджи», «Мцыри», «Демон»).
После стиха «И ждешь – и близок он – и вдруг погас!..» следует эпиграф части второй, взятый из поэмы Вальтер-Скотта «Мармион», песнь III, строфа III.
Стихи «Много дев у нас в горах… ты купи коня!». Черкесская песня – в основе ее лежит русская народная песня «Ты дума моя, думушка» (Собр. разных песен М. Д. Чулкова. СПб., 1770–1778, ч. 3, стр. 587), в которой есть строки:
Не женись ты добрый молодец,
А на те деньги коня купи…
Ср. «Герой нашего времени» – «Бэла», песня Казбича.
После стиха «в груди сокрылась невредима!» следует эпиграф к третьей части, взятый из поэмы Байрона «Лара» (2 песня, XXII).
Стих «Пришел к Осаевскому полю». Осаевское Поле – в начале XIX века так именовалась равнина, лежащая вдоль берега реки Асса.
