Владимир Маяковский - Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

Тактика буржуя
      проста и верна:
лидера
   из союза выдернут,
«на тебе руку,
      и в руку на»,
и шепчут
    приказы лидеру.
От ихних щедрот
        солидный клок
(Тысячу фунтов!
        Другим не пара!)
урвал
  господин
      Вильсон Гевлок*,
председатель
      союза матросов и кочегаров.
И гордость класса
        в бумажник забросив,
за сто червонцев,
        в месяц из месяца,
речами
   смиряет
        своих матросов,
а против советских
        лает и бесится.
Хозяйский приказ
        намотан на ус.
Продав
   и руки,
      и мысли,
           и перья,
Вильсон
   организовывает Союз
промышленного мира
         в Британской империи.
О чем
  заботится
      бывший моряк,
хозяина
   с рабочим миря?
Может ли договориться раб ли
с теми,
   кем
     забит и ограблен?
Промышленный мир? —
           Не новость.
                  И мы
приветствуем
      тишину и покой.
Мы
  дрались годами,
        и мы —
            за мир.
За мир —
     но за какой?
После военных
      и революционных бурь
нужен
   такой мир нам,
чтоб буржуазия
         в своем гробу
лежала
   уютно и смирно.
Таких
      деньков примирительных
              надо,
чтоб детям
     матросов и водников
буржуя
   последнего
        из зоологического сада
показывали
     в двух намордниках.
Чтоб вместо
     работы
         на жирные чресла —
о мире
   голодном
        заботиться,
чтоб вместе со старым строем
            исчезла
супруга его,
     безработица.
Чтобы вздымаемые
           против нас
горы
  грязи и злобы
оборотил
    рабочий класс
на собственных
         твердолобых.
Тогда
   где хочешь
        бросай якоря,
и станет
    товарищем близким,
единую
   трубку мира
         куря,
советский рабочий
        с английским.
Матросы
    поймут
        слова мои,
но вокруг их союза
           обвился
концом золотым
        говорящей змеи
мистер
   Гевлок Ви́льсон.
Что делать? — спро́сите.
Вильсона сбросьте!
  

Веселое?
    О Китае?
        Мысль не дурна.
Дескать,
    стихи
      ежедневно катая,
может, поэт
     и в сатирический журнал
писнёт
   стишок
      и относительно Китая?
Я —
  исполнитель
        читательских воль.
Просишь?
     Изволь!
О дивной поэме
        думаю
           я —
чтоб строились рядом
         не строки,
              а роты,
и чтоб
   в интервентов
         штыков острия
воткнулись
     острей
        любой остро́ты.
Хочу
     раскатов
      пушечного смеха,
над ними
     красного знамени клок.
Чтоб на́бок
     от этого смеха съехал
короны Георга*
      золотой котелок.
Хочу,
      чтоб искрилась
         пуль болтовня, —
язык
  такой
     англичанам ясен, —
чтоб, болтовне
      пулеметной
            вняв,
эскадры
   интервентов
         ушли восвояси.
Есть
  предложение
        и относительно сатиры —
то-то
     будет
     веселье и гам —
пузо
  буржуазии
      сделать тиром
и по нем
    упражняться
         лучшим стрелкам.
Англичане
     ублажаются
           и граммофоном сторотым,
спускают
    в танцах
        пуза груз.
Пусть их
    в гавань
        бегут фокстротом
под музыку
     собственных
           урчащих пуз.
Ракетами
    англичане
         радуют глаз.
Я им
     пожелаю
      фейерверк с изнанки,
чтоб в Англии
      им
        революция зажглась
ярче
  и светлей,
      чем горящий На́нкин*.
Любят
   англичане,
        покамест курят,
рассловесить
      узоры
         безделья канвой.
Я хочу,
   чтоб их
      развлекал, балагуря,
выводящий
     из Шанхая
         китайский конвой.
Бездельники,
      любители
           веселого анекдота —
пусть им
    расскажут,
        как от пуль
при луне
    без штанов
         улепетывал кто-то, —
дядя Сам*
     или сам Джон Буль*.
И если б
    империалист
         последний
              умер,
а предпоследний
        задал
            из Китая
              дёру —
это было б
     высшее
        веселие и юмор
и китайцам,
     и подписчикам,
            и самому «Бузотеру»*.
  

Бывают события:
        случатся раз,
из сердца
     высекут фразу.
И годы
   не выдумать
           лучших фраз,
чем сказанная
      сразу.
Таков
     и в Питер
      ленинский въезд
на башне
    броневика.
С тех пор
    слова
      и восторг мой
            не ест
ни день,
   ни год,
      ни века.
Все так же
     вскипают
         от этой даты
души
     фабрик и хат.
И я
  привожу вам
        просто цитаты*
из сердца
    и из стиха.
Февральское пламя
           померкло быстро,
в речах
   утопили
        радость февральскую.
Десять
   министров капиталистов
уже
  на буржуев
      смотрят с ласкою.
Купался
    Керенский
            в своей победе,
задав
     революции
        адвокатский тон.
Но вот
   пошло по заводу:
           — Едет!
Едет!
     — Кто едет?
        — Он!
«И в город,
     уже
      заплывающий салом,
вдруг оттуда,
     из-за Невы,
с Финляндского вокзала
по Выборгской
      загрохотал броневик».
Была
      простая
      машина эта,
как многие,
     шла над Невою.
Прошла,
   а нынче
        по целому свету
дыханье ее
     броневое.
«И снова
     ветер,
        свежий и крепкий,
валы
     революции
        поднял в пене.
Литейный
     залили
        блузы и кепки.
— Ленин с нами!
        Да здравствует Ленин!»
И с этих дней
      везде
           и во всем
имя Ленина
     с нами.
Мы
  будем нести,
         несли
         и несем —
его,
  Ильичево, знамя.
«— Товарищи! —
        и над головою
              первых сотен
вперед
   ведущую
         руку выставил.
— Сбросим
     эсдечества
            обветшавшие лохмотья!
Долой
   власть
      соглашателей и капиталистов!»
Тогда
      рабочий,
      впервые спрошенный,
еще нестройно
      отвечал:
           — Готов! —
А сегодня
     буржуй
        распластан, сброшенный,
и нашей власти —
        десять годов.
«— Мы —
     голос
        воли низа,
рабочего низа
      всего света.
Да здравствует
      партия,
            строящая коммунизм!
Да здравствует
      восстание
           за власть Советов!»
Слова эти
     слушали
        пушки мордастые,
и щерился
     белый,
        штыками блестя.
А нынче
      Советы и партия
              здравствуют
в союзе
   с сотней миллионов крестьян.
«Впервые
     перед толпой обалделой,
здесь же,
    перед тобою,
         близ —
встало,
   как простое
        делаемое дело,
недосягаемое слово
         — «социализм».
А нынче
    в упряжку
        взяты частники.
Коопов
   стосортных
         сети вьем,
показываем
     ежедневно
         в новом участке
социализм
     живьем.
«Здесь же,
     из-за заводов гудящих,
сияя горизонтом
        во весь свод,
встала
   завтрашняя
        коммуна трудящихся —
без буржуев,
        без пролетариев,
            без рабов и господ».
Коммуна —
     еще
      не дело дней,
и мы
  еще
    в окружении врагов,
но мы
   прошли
      по дороге к ней
десять
   самых трудных шагов.