Рабиндранат Тагор - Стихотворения. Рассказы. Гора

Ночь. Полнолунье. Ветра нежная легкокрылость.
Неба светлы края.
Если б, как сонные очи, медленно вдруг закрылась
Усталая жизнь моя!

Яркой луне навстречу в сумраке розоватом
Два раскрыты окна.
Стрелки часов не дремлют… Ганга течет куда-то
В темных объятьях сна.

Лодочник о Вриндаване{3} поет, погруженный в мысли,  —
Сердце его зажглось,
Вспомнив о жизни вечной, и на ресницах повисли
Капли внезапных слез…

Сон увлекает душу в бездну, где ночь слепая
Черной зальет волной,  —
Так же от ветра гаснут светильники, утопая
В Ганге, во тьме ночной…

Хлещет ливень, и мрак небеса заволок.
Я стою у реки. О, как я одинок!
Мой урожай был к сроку сжат,
У ног моих снопы лежат.
Река размыла перекат,
Блещет стремнины клинок.
Хлещет ливень. Я жду. Я до нитки промок.

Я один на пустынном прибрежном лугу.
Что на том берегу — разглядеть не могу.
Чуть вырисовывает мгла
Штрихи деревьев у села,
А хижины заволокла.
Здесь, на этом пустом берегу,
Ни души. Я один на прибрежном лугу.

Чу! Над бездной реки чья-то песня слышна!
Я узнал эту песню! Все ближе она.
Над лодкой парус распростерт,
Он реет, он полетом горд.
Бессильно бьется в твердый борт
Речная волна.
Эта песнь мне знакома! Все ближе она!

Друг мой, в какой направляешься край?
Погоди! Прошу тебя — не уплывай!
Хотя б на миг причаль! Постой!
Возьми мой урожай с собой!
Потом отчалишь в край любой.
Только мой золотой урожай
Ты в ладью забери. Хочешь — людям отдай!

Все возьми. Все тебе до зерна отдаю.
Погляди, нагрузили мы лодку твою.
Я здесь трудился столько дней!
На ниве я стою своей,
Ни колоска теперь на ней.
Я один у причала стою.
Ты возьми и меня в золотую ладью!

Места нет, места нет, слишком лодка мала,
Много места поклажа моя заняла.
Наш край безмолвен, а над ним
Клубятся тучи, словно дым.
Над полем я стою пустым,
Все я отдал дотла.
Далеко золотая ладья уплыла.

Раджа Хобучондро в раздумья свои погружен:
Приснился радже среди ночи таинственный сон.
Увидел он трех обезьянок… Да, именно трех!
Усердно они выбирали и щелкали блох.
Когтями своими — едва шевельнется раджа —
Царапали больно лицо его, тонко визжа.
Но вот в изголовье внезапно сменил обезьян
Неведомо как очутившийся рядом цыган.
К радже наклонившись, он вымолвил: «Птица летит!»
Над самым лицом его громко заплакал навзрыд
И вдруг, подавив Хобучондро безвольный протест,
Раджу посадил на высокий и гнущийся шест…
И старая, старая женщина, жутко смеясь,
Ступни Хобучондро внизу щекотать принялась.
Брыкая ногами, от страха всем телом дрожа,
Кричал: «Помогите!» — и бился, как птица, раджа.
Никто не являлся спасти Хобучондро, и вот
Цыган прошептал ему в ухо слова: «Хинг, тинг, чхот!

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите{4}.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура{5} — внемлите.

Шесть дней не смыкали сыны добродетели глаз,
Все царство сидело и думало, не шевелясь.
Мужи молодые с почтенными старцами в ряд
Молчали, вперив в беспредельность задумчивый взгляд.
У пандита местного — ворох нетронутых дел,
Забросил занятья ученый, иссох, побледнел.
Он мыслил, в персты шевелюру густую забрав.
Не бегали дети, отстали от шумных забав.
Все женщины даже,  — и это, видать, неспроста,  —
Казалось, всерьез и надолго сомкнули уста.
И жены, и дети, и мысли могучей мужи
Пытались проникнуть во смысл сновиденья раджи.
Тяжелая дума на каждом из ищущих лиц.
Затылки и шеи, понуро склоненные ниц,
Как будто бы там, под землею, скрывался ответ,
Как будто за трапезу сели, а трапезы нет.
Лишь изредка слышались вздохи, да чей-нибудь рот
Исторгнет задумчивым возгласом вдруг: «Хинг, тинг, чхот!»

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура — внемлите.

Шло время. И вещего сна Хобучондро лучи
Достигли пределов Магадхи, Кошалы, Канчи{6}.
Отвсюду стекались сюда мировые умы,
Чтоб тайну виденья великого вырвать из тьмы.
Прославленный отпрыск певца Калидасы{7} — и тот
Покинул Уджайни по манию слов: «Хинг, тинг, чхот!»
Пришельцы потели, барахтаясь в книжной пыли,
Чихали, сопели и враз головами трясли.
И шрути{8} и шмрити{9} они извлекали на свет
И даже в пуранах{10} желанный искали ответ.
Один порывался полезть за разгадкой в словарь,
А этот пытался осмыслить украдкой букварь.
Рябили здесь знак анусвара и висарга{11} знак —
Все тщетно: ответ мудрецам не давался никак.
В унынье, со лбов вытирая струящийся пот,
Мыслители хрипло шептали слова: «Хинг, тинг, чхот!»

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура — внемлите.

А время бесплодно тянулось. И день наступил,
Когда Хобучондро, теряя терпенье, спросил:
«Найдется ли в царстве неверных такой эрудит,
Что мне сновидения смысл до конца прояснит?»
Вот греки явились, и грянула музыка вдруг.
Заполнили звуки большое пространство вокруг.
Глаза голубые и золото рыжих волос,
Одежда и лица — все было курьезным до слез.
Без всяких вступлений они заявили: «Мы тут Вам выделить можем всего лишь семнадцать минут. Быстрей задавайте вопросы — и дело пойдет».
И все, кто их слышал, вскричали одно: «Хинг, тинг, чхот!»

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура — внемлите.

Пришельцам рассказано было о чуде ночном,
И лица язычников вспыхнули гневным огнем.
По левой ладони ударил их правый кулак,
И молвили греки: «Здесь шутят над нами, никак?»
Потом оказался какой-то француз впереди;
Слегка поклонившись и руки сложив на груди,
С учтивой улыбкой, как будто прощенья моля,
Сказал: «Сновиденье достойно и впрямь короля!
Не скрою: не каждому видеть такое дано,
Но кажется мне, что… значенья оно лишено.
Хоть я понимаю, что сон этот видел король,
Но в смысле какого-то смысла мне мыслится ноль.
Пускай «Хинг, тинг, чхот» пронеслось в голове короля —
В нем тайны не больше, чем в самом простом «тра-ля-ля».
Но пусть меня правильно общество ваше поймет:
Мне было приятно услышать от вас: «Хинг, тинг, чхот».

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура — внемлите.

Француз замолчал, и поднялся неистовый крик:
«Прочь, рыжий бездельник, глупец, негодяй, еретик!
Сон — форма мышленья — и только, доказывал ты.
Да это грабеж! Мы не стерпим такой клеветы.
Глубокою верой известен наш мудрый народ.
Неверный, ты хочешь принизить слова: «Хинг, тинг, чхот».
Нет, набожность наша не внемлет бессовестной лжи!»
Дрожащий от гнева послышался голос раджи:
«Сажай, Гобучондро, безбожников между шипов,
Свяжи их веревками крепче да выпусти псов!»
Приказ был исполнен. Был суд над неверными крут.
Безумцев не стало. Прошло лишь семнадцать минут.
Покой воцарился, промчалась лихая гроза,
Умильные слезы застлали ученым глаза.
Их взоры витали за гранью небесных высот,
И, руки воздев, возопили они: «Хинг, тинг, чхот!»

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура — внемлите.

И вот из Гаура явился отшельник-мудрец.
Шептали вокруг, что теперь-то догадкам конец,
Что знает он многое. Бритой была голова,
Одежды его наготу прикрывали едва.
Был худ он настолько, что мог бы сойти и за труп,
Но голос его оказался как тысяча труб.
Манерам его изумился ученый синклит:
Ни слова привета не вымолвил сей эрудит.
Его попросили назвать свое имя и дом —
Тогда и раздался в ответ оглушительный гром.
Спросил он: «Чему разъяснение должен я дать?»
Ученые, все как один, закричали опять:
Мол, пусть объяснение гость из Гаура найдет
И сну Хобучондро, и тайным словам: «Хинг, тинг, чхот».

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура — внемлите.

Когда потонул в тишине перезвон голосов,
Гортанная речь зазвучала на много часов:
«Доступны рассудку идея и фабула сна,
Привычная форма виденья предельно ясна:
Три глаза у Шивы{12}, три века, субстанции три,
Природы и личности силы столкнулись внутри,
А именно: здесь разделенье, движение, связь
С явлением Шивы последняя оборвалась.
Отталкиванье, тяготенье, пуруша{13}, пракрити{14},
Распад, единение атомов, если хотите,
Причина и следствие… Если же дальше пойдем,
То мысль, совершенство, энергию тут же найдем.
По трем направленьям развитие триады идет,
А это, иными словами, и есть «Хинг, тинг, чхот».

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура — внемлите.

Отшельник умолк, и послышались крики: «Прекрасно!
Все просто и мудро, и каждое слово так ясно!»
Как тучи на небе, пред истинной силой ума
Рассеялась тайны виденья угрюмая тьма.
Раджа Хобучондро, вздохнув облегченно, привстал
И тощего гостя короной своей увенчал.
Придавленный ею, бенгалец держался едва,
То влево, то вправо клонилась его голова…
Волненья забылись. Настал долгожданный покой.
И вновь забавляются дети веселой игрой,
И ожило царство — за трубки взялись старики,
Все женщины вмиг развязали свои языки,
И тайной не мучился больше счастливый народ,
Постигший разгадку таинственных слов: «Хинг, тинг, чхот».

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура — внемлите.

Вы слышали, братья, как мудро толкуются сны?
От тьмы заблуждений теперь мы отречься должны.
Молвой о реальности мира того не проймешь,
Кто верит, что в правде самой заключается ложь;
Кто знает: все сущее — только иллюзия, бред;
Ничто — вот реальность, а прочего попросту нет!
И если секрет сновидения слишком уж прост,
Разумный к нему, не стесняясь, приделает хвост,
Сумеет понятное тонко туманом облечь…
Не лучше ли, братья, и нам позевать да прилечь,
Поскольку, надеюсь, понятно теперь и для вас,
Что мир наш — иллюзия, если смотреть без прикрас,
И лишь сновидения правдою можно назвать,
А правде другой не приказано существовать.

Воистину так!
Сновиденье подобно амрите.
Рассказу поэта —
Певца из Гаура — внемлите.