Эдуард Лимонов - Стихотворения
Когда с Гуревичем в овраг…
Когда с Гуревичем в овраг
спустились мы вдвоем
то долго не могли никак
мы справиться с ручьем
Большая лаковая грязь
мешала нам идти
А мы с Гуревичем как раз
собрались далеко
Гуревич меньше меня был
но перепрыгнул он
А я пути не рассчитал
и в грязь был погружен
Дальнейший путь не помню я
вернуться нам пришлось
В пути стояла нам гора
или лежала кость
И сам Гуревич потерял
свой разум. стал угрюм
и долго-долго он стоял
весь полон мрачных дум
Когда пришли мы наконец
к строениям своим
Гуревич мне сказал —
поход… сей мы не повторим
и никакой другой поход
и больше никогда
мы не спускалися в овраг
где льется вниз вода
Дует ветер…
Дует ветер
и шумят золотистые деревья
Я не умею играть на пианино
и читать на французском языке
Что мне делать!
Уронил руки на колени
Шумят золотистые деревья
Надеть что ли кепку
и пойти в свежем тумане
Как я влюбленный!
И как я грустный!
На курорте в Баден-Бадене…
На курорте в Баден-Бадене
Заплатив все те же деньги
Можно жить очаровательно
Что же есть-то — кроме жизни!
На курорте в Океании
заплатив все те же деньги
можно жить очаровательно
что же есть-то кроме жизни!
И белый вечер…
И белый вечер
и золотые городские трехдольные фонари…
Господи! отведи руки твои…
Отведи в стороны. отведи ввысь
и будто путешествуя
забудь меня
Он так и сделал
Он будто путешествуя забыл меня…
и сколько оказалось сараев
школ. пивных
сколько мерзких построек
сколько выявилось жутких людей
А ведь раньше не было
Эх забыл ты меня
Эх забыл…
Кто лежит там на диване — Чего он желает?.
— Кто лежит там на диване — Чего он желает?
Ничего он не желает а только моргает
— Что моргает он — что надо — чего он желает?
Ничего он не желает — только он дремает
— Что все это он дремает — может заболевший
Он совсем не заболевший а только уставший
— А чего же он уставший — сложная работа?
Да уж сложная работа быть от всех отличным
— Ну дак взял бы и сравнялся и не отличался
Дорожит он этим знаком — быть как все не хочет
— А! Так пусть такая личность на себя пеняет
Он и так себе пеняет — оттого моргает
Потому-то на диване он себе дремает
А внутри большие речи речи выступает
И Вас Васильевна и Вас…
И Вас Васильевна и Вас
Я вспоминаю всякий раз
И Влада-сына вспоминаю
И Леньку сумасшедшего витаю[3]
И проплывает предо мной
Ваш огород с его травой
У Леньки в Павлограде менингит
он палец отрубил — Вы знаете!
и выбросил его в окно
Ах вы же раньше умираете!
И палец Вам уж все равно
А Ваш Шепельский ямы рыл
Чтобы живот не рос — ходил
Он в горы часто — по горам
И фотографий много Вам
Я благодарен что Вы маме
моей заняли денег чтоб
велосипед купить тогда мне
Ах вам тогда купили гроб!
А я на свой велосипед
Всегда садился — Ваш сосед
И ехал с Ленькой — ему лучше
на Ваш далекий огород
Какой вы странный все народ!
Десятилетия назад —
Такие люди все подряд
Шепельский Влад
Шепельский Ленька
Он овощ продавал частенько
Да продавал за пятаки
Все менингитцы чудаки
Поляки тоже очень странны
Полуполяки так туманны
Стираются всегда они
И остаемся мы одни
Из города Синопа…
Из города Синопа
И в город Рабадан
Скользя в песке осеннем
Шел странный караван
Висели тихо уши
У мулов. лошадей
Светил привольный месяц
Но не было людей
Все люди незадолго
На всей на всей земле
Ушли ушли за Волгу
Кто только уцелел
Ведь полчища китаев
Пришли на наш очаг
И многих умертвили
Но умирать стал враг
Спокойные китаи
Лежат в полях мертвы
Хотя бы их десяток
Что не встаете вы?
А это все от мора
Которого из рек
Случайно наземь вывел
Ученый человек
Мор тихий и незримый
Всю землю обошел
Скотов земных не тронул
А человека свел
Травою зарастают
Деревни города
От ветра упадают
Холодные дома
Воспоминания о Капуе
Капуя была длинной
Капуя была тонкой
Капуя была милая
Она была вместительная
Капуя хороша была
Она была озаренная
В ней тихо ехала коляска
Лучше Капуи ничего не было
Ибо в ней тихо ехала коляска
Ибо коляска ехала в тени
Ибо на коляску все время падали тени
Тени от зданий падали на коляску
И тени от зданий пробегали по мне
Потому что я сидел в коляске
И я рассматривал Капую
Капуя была прохладная
В Капуе продавали вино
Вино подавали на блюдце
В Капуе были хорошие блюдца
Которые стояли на столиках
А столики стояли в тени
А на столики клали шляпу
Вот чем отличалась Капуя
В Капуе можно было видеть как идут женщины
В Капуе они ходили особым образом
В Капуе у женщин были яркие губы
Изумительно большие груди пучились
А мясо на ногах выглядело замечательно
Можно было целый день просидеть в Капуе
И не думать ни о чем другом
Только о Капуе
Капуя и Капуя
И только Капуя
Капуя
Капуя
И этот мне противен…
И этот мне противен
И мне противен тот
И я противен многим
Однако всяк живет
Никто не убивает
Другого напрямик
А только лишь ругает
За то что он возник
Ужасно государство
Но все же лишь оно
Мне от тебя поможет
Да-да оно нужно
Кто теперь молодой за меня?..
Кто теперь молодой за меня?
Почему же отставлен я?!
Ах наверное я что-то делал не так!
— Нет ты делал все верно и так
Но как бы ни делал ты
Отставят тебя в кусты
На светлой поляне другой
А ты в темноте сырой
Откуда это? да откуда это?..
Откуда это? да откуда это?
Такая грустная страдальческая форма листьев
Откуда о! Откуда это?
такая пыль на листьях
и такая
влюбленность в эту землю и несчастье…
Не вспомнит тело…
никогда не вспомнит
откуда и цветные рамы
а также деревянные сараи
и старого мне дерева изгиб
Откуда это? но откуда это?
не вспомнит тело… вновь не вспомнит
Саратов
Прошедший снег над городом Саратов
Был бел и чуден. мокр и матов
И покрывал он деревянные дома
Вот в это время я сошел с ума
Вот в это время с книгой испещренной
В снегах затерянный. самим собой польщенный
Я зябко вянул. в книгу мысли дул
Саратов город же взлетел-вспорхнул
Ах город-город. подлинный Саратов
Ты полон был дымков и ароматов
И все под вечер заняли места
К обеденным столам прильнула простота
А мудрость на горе в избушке белой
Сидела тихо и в окно смотрела
В моем лице отображался свет
И понял я. надежды больше нет
И будут жить мужчины. дети. лица
Больные все. не город а больница
И каждый желт и каждый полустерт
не нужен и бессмыслен. вял. не горд
Лишь для себя и пропитанья
бегут безумные нелепые созданья
настроивши машин железных
и всяких дóмов бесполезных
и длинный в Волге пароход
какой бессмысленный урод
гудит и плачет. Фабрика слепая
глядит на мир узоры выполняя
своим огромным дымовым хвостом
и все воняет и все грязь кругом
и белый снег не укрощен
протест мельчайший запрещен
и только вечером из чашки
пить будут водку замарашки
и сменят все рабочий свой костюм
но не сменить им свой нехитрый ум
И никогда их бедное устройство
не воспитает в них иное свойство
против сей жизни мрачной бунтовать
чтобы никто не мог распределять
их труд и время их «свободное»
их мало сбросит бремя то народное
И я один на город весь Саратов
— так думал он — а снег все падал матов
— Зачем же те далекие прадеды
не одержали нужной всем победы
и не отвоевали юг для жизни
наверное трусы были. кровь что брызнет
и потому юг у других народов
А мы живем — потомки тех уродов
Отверженные все на север пробрались
и тайно стали жить… и дожились…
Так думал я и теплые виденья
пленив мое огромное сомненье
в Италию на юги увели
и показали этот край земли
Деревня над морем расцветая
и тонкий аромат распространяя
и люди босиком там ходят
Ины купаются. иные рыбу удят
Кто хочет умирать — тот умирает
и торговать никто не запрещает
В широкополой шляпе проходить
и тут же на песке кого любить
Спокойно на жаре едят лимоны
(они собой заполнили все склоны)
и открываешь в нужном месте нож
отрезал. ешь и денег не кладешь
А спать ты ночью можешь и без дома
и не нужны огромные хоромы
и шуба не нужна от царских плеч
просто на землю можешь смело лечь
и спи себе. и ихо государство
тебе не станет наносить удар свой
Конечно та Италия была
Италии отлична пожилой
Она совсем другой страной была
совсем другой страной
Я образ тот был вытерпеть не в силах
Когда метель меня совсем знобила
и задувала в белое лицо
Нет не уйти туда — везде кольцо
Умру я здесь в Саратове в итоге
не помышляет здесь никто о Боге
Ведь Бог велит пустить куда хочу
Лишь как умру — тогда и полечу
Меня народ сжимает — не уйдешь!
Народ! Народ! — я более хорош
чем ты. И я на юге жить достоин!
Но держат все — старик. дурак и воин
Все слабые за сильного держались
и никогда их пальцы не разжались
и сильный был в Саратове замучен
а после смерти тщательно изучен
Из книги «Пятый сборник» (1971)