Давид Самойлов - Стихи
Посылаю для комплекта «Горсть».
Галя Вам кланяется. Привет Люше.
Ваш Д. Самойлов
148. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
3 октября 1989
Дорогая Лидия Корнеевна!
Посылаю Вам книжку Маро Маркарян. Здесь есть переводы Марии Сергеевны. Хорошие переводы Гелескула. Он, кстати, в порядке. Просто почему-то не отвечает на письма. Говорят, собирается в Испанию.
Маро Маркарян — армянская Инна Лиснянская (само получилось в рифму). В ней полно искренности, но маловато мыслей. Искренность всегда трогательна, но не определяет литературного качества. Это только наши есенинцы считают ее главным и достаточным признаком хорошей поэзии.
Я бездельничаю, т. к. беспрерывно болит голова. Галя читает мне куски из «Окаянных дней» Бунина. Когда-то казалось мне, что книга слишком злая. А она мудрая и проницательная.
Вообще, поводов для размышлений много. Надеюсь увидеть Вас в ноябре.
Поклон от Гали. Привет Люше.
Ваш Д. Самойлов
Дорогая Лидия Корнеевна!
Утром отослал Вам книжку Маро Маркарян с письмецом, а в обед получил Ваше.
Не могу удержать любопытства: что Вы ответили красивой американке на вопрос о памятнике? Я бы поставил прижизненно Ваш бронзовый бюст в зале, где Вас исключали из Союза писателей.
Хрущева читаю с интересом. Он сам личность незаурядная, человек свежий, невежественный, но с умом и какими-то (сильно сбитыми с толку) понятиями о порядочности.
Все политические портреты, вроде Роямедведевских, мне читать скучно. Меня интересует не механика власти, не ее оценки, а психология людей, причастных к власти, поведение их, отношения, быт, подлинные реплики, интересы, разговоры.
Это попадается в мемуарах.
Вообще, есть что читать. Злюсь на свои глаза. Кацнельсон обещается их несколько исправить. Писать я могу. Но прочитать написанное мне трудно. Поэтому прошу Галю и слушаю, словно не я написал.
Пашка, как и все мои сыновья, хорошего роста, остроумный и славный малый. Но лоботряс первостатейный и хватает по пять двоек в неделю. Да ну его!
Если Кацнельсон не загробит мой последний глаз, надеюсь Вас повидать.
Будьте здоровы, здоровы, здоровы.
Ваш Д. Самойлов
3.10.89
Галя передает Вам привет и тоже очень интересуется ответом американке.
149. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
10 октября 1989
10/X 89
Дорогой Давид Самойлович.
Как вы балуете меня! Только что получила я «Горсть», собиралась написать Вам — и тут же пришла Маро Маркарян.
Перечла «Горсть». И поняла: как бы там ни было, а я более всего — больше Баллад и Поэм — люблю лирику Д. Самойлова. [Приписка Л.Ч. на полях: М.б., у меня не хватает чувства юмора.]
Между прочим, я решила «погадать по Самойлову». Открыла книжку наобум. И прочла «Старая мама».
(Если бы я была всего лишь старая мама. Но увы! Я уже дряхлая мама.)
Удивляюсь, как это Вы и Галя не можете сообразить, что я ответила американке на ее дурацкий вопрос о памятнике!1 Я ей ответила «Разумеется — нигде». Она меня уже всерьез за АА принимает!
Сегодня еду на трое суток в мое переделкинское уединение. Беру с собою работу — не знаю, как перенесу.
Переделкино
12/X 89
Я не успела доехать и опустить письмо во вторник в городе, дописываю на даче, но — увы! — послать его в Москву мне будет не с кем — а привезу его в город только в пятницу. Надеюсь, оно успеет дойти до Вас.
Взяла с собою книжку Маро Маркарян. Какое, однако, созвездие переводчиков! Ей повезло.
Вашего отношения к Инне Лиснянской я не могу понять и, во всяком случае, не разделяю. Вы пишете, что стихи у нее «искренние», но лишены «мысли». А по-моему, они полны искренности, мыслей-чувств и исполнены искусно. Читали ли Вы, напр., ее стихи, посвященные Копелевым? Их отъезду? Почему можно причислить их к стихам, лишенным мысли? Или стихи, обращенные к могилам старых большевиков, похороненных на Переделкинском кладбище? И многие другие.
Я получила наконец письмо от Анатолия Мих[айловича] Гелескула. Я давным-давно просила его сообщить мне «биографические данные», которые необходимы для моего комментария к 3-му тому «Записок об АА». (АА горячо хвалила его переводы, и его привел к ней Толя Якобсон.)
Я получила также письмо от Майи Александровны, которая в ноябре приедет сюда. Я и рада и не рада. Т. е. встревожена. Видела я ее только один раз на аэровокзале. Толя в письмах ко мне очень высоко о ней отзывался. «Здесь она единственный мой настоящий друг»2. Надеюсь, она привезет мне мои письма к Толе — тогда я попробую опубликовать его письма ко мне.
Ну, отдыхайте, гуляйте и приезжайте в Москву не «на минуточку», а так, чтобы успеть повидаться. (Ведь у меня в Москве только 3 вечера в неделю. Чем скорее Вы дадите мне знать, когда Вы заявитесь — тем будет лучше.)
У меня на шее две теа[тральные] постановки и одна — теле- («Софьи Петровны»). Если бы Вы знали, как мне трудны чужие люди! Все равно ни в телевидении, ни в театре я не понимаю ничего: дневные часы я берегу для работы, а к вечеру сильно устаю — хочется без всякого смысла слушать радио или «книжку почитать». Будьте здоровы. Привет Вашему приятелю.
1 См. письмо 146.
2 Майя Александровна Улановская, первая жена А.А. Якобсона и мать его сына.
150. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
20 октября 1989
Дорогая Лидия Корнеевна!
Ужасно обрадовался, получив Ваше письмо именно здесь, в Дубулты, где я почти никого не знаю. А ведь раньше я почти всех знал! Но разве можно знать 12 000 членов Союза писателей. Да из них 11 500 и вовсе знать не хочется. Все же есть здесь человек пять знакомых. И, главное, мой добрый друг Абызов. А еще на четыре дня приезжал ко мне Петр Горелик, которого Вы однажды видели.
Стихи, которые послал Вам в «Даугаве», мне не нравятся. Предыдущие книги, с большим или меньшим успехом, были все же поступательные. «Дни» — результат целого периода писания. Кое-кто вообще считает их моей лучшей книгой.
Потом такой же книгой мне кажется «Весть». А теперь «Горсть».
Стихами после «Горсти» я недоволен. В них нет свежего ракурса, новой интонации, новой темы. Поэтому я не хочу их складывать в новую книгу, а отдал в сборник «Снегопад» («Моск[овский] рабочий»), где они будут соседствовать со стихами 60-х годов, впервые публикуемыми, и с поэмой «Возвращение».
Может, вообще уже ничего нового у меня не образуется, ведь мне весной 70 лет и пора уже оставить легкое занятие и засесть за воспоминательную прозу.
Здесь я объяснял одному хорошему эстонскому прозаику, что поэзия — трудное дело, т. к. после сочинения восьми строк остается уйма свободного времени. Следовательно, поэт гораздо больше подвержен соблазнам, чем другой литератор.
Вы не знакомы с четырьмя томами моей легкомысленной поэзии и прозы «В кругу себя», которые собрал все тот же Абызов. Там есть изречение выдуманного мной эстонского философа. Он говорит: «Старость это пора, когда все становится мероприятием: хождение, дыхание, еда, даже любовь».
Как-нибудь привезу Вам эти тома. Там много забавного, но есть и непристойности, которые Вы можете не читать.
Надеюсь, что мы вскоре встретимся.
Обнимаю.
Ваш Д. Самойлов
20.10.89
151. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
28 ноября 1989
Дорогая Лидия Корнеевна!
Спасибо за «Горизонт». Галя перечитала мне «Гнев народа»1. Статья хорошо помнится еще с Вашего чтения в Опалихе. Со временем она не утратила силу, а обрела новую. И внушает надежду всем пишущим, что верное и мудрое слово сбывается и может быть причиной событий. У Вас надо учиться думать, писать и поступать.
При моей соглашательской натуре, я всегда беру уроки у Вас.
Самое лучшее воспоминание о Москве — встреча с Вами. Остальное уже перемешалось, и не выветривается только ощущение возбужденности и разномыслия.
Последние вести отовсюду не утешают. Народное мнение быстро движется в правую сторону, хочет порядка, твердой руки, ясной перспективы, хотя бы и дурной, но ясной. Сознание спутанно, и желание свободы сочетается с самыми дикими понятиями и предрассудками. У интеллигенции нет плана и единства. Да и есть ли она сама, кроме маленькой группки людей?.. Перспективы смутные, если не грозные.
Лева прислал нам свои, общие с Раей, воспоминания2. Кое-что оттуда мы знаем. Лева, как натура, выглядит богаче, а порой и умнее, чем Рая. Иногда читать интересно.
Я работаю мало. Пишу одну рецензию и все робею засесть за прозу. Рад, когда что-то отвлекает.
У нас наконец полная зима. Галя купила мне тулуп, и я в нем иногда гуляю.
В Москву пока не собираемся.
Галя кланяется Вам и Люше. Я — Люше и Фине.
А Вас обнимаю.
Ваш Д. Самойлов
28.11.89
