Иван Никитин - Сочинения
Прощай, Лукич!
Не раз с тобою...
все до конца зачеркните без милосердия. Лишнее. Все скажут, что я хотел порисоваться, а, видит бог, я этого не хотел. Далее, к чему эти слова:
Придет ли, наконец, пора... и прочее?
Поэма должна говорить сама за себя. Наконец мнение мое решительно таково, что "Кулак" произведет большое впечатление на читателя, завернув в питейный дом и предоставив читателю полную свободу размышлять о его судьбе. Может быть, я пришлю к Вам , стиха, которые могли бы усилить впечатление последних, впрочем, наверное не знаю; что же до уничтожения заключения, моя покорнейшая к Вам просьба о приведении его в исполнение обдумана строго и хладнокровно ?. Будьте так добры, хоть в двух строках уведомьте меня, что с "Кулаком". Я хотел было приложить здесь одно стихотворение, но... неловко... по почте, риск... и проч. ..
С чувством глубочайшего уважения и совершеннейшей преданности имею честь быть Вашим покорнейшим слугою
Иван Никитин.
1857 г., сентября 9
19. Н. И. ВТОРОВУ
Наконец-то, незабвенный Николай Иванович, пришла от Вас весточка! Вот вы где - на Севере! Признаюсь, я позавидовал Вашей поездке по широкой Волге; вот раздолье!.. Господи! когда-то я вырвусь из своей берлоги, полюбуюсь на божий свет, подышу чистым воздухом? Дома - все те же стены, тот же грязный двор с обвалившимся посереди сараем, на улицах - поправка тротуаров, починка мостовых, на рынке - чищенье, метенье, выравнивание телег и прочее и прочее. Просто невыносимая тоска! Кажется, и небу наскучило глядеть на эту мелкую суету, нахмурилось оно, наморщилось, целый месяц день и ночь плакало и вот только каких-нибудь два-три дня улыбается, да и то не очень весело. Но город наш не смотрит на дурную погоду: белится, румянится, охорашивается; если бы были архитекторы-парикмахеры, кажется, он завил бы себе кудри. Удивительный щеголь! По-видимому, приготовляется к чему-то торжественному,-но что такое это торжественное - не разрешить уму бедного горожанина. Рынок обращается иногда в театр, где разыгрываются небольшие пьесы, впрочем, богатые по содержанию. Например. Сцена представляет утро. Накрапывает мелкий дождь. Торговки согнулись и дрожат от холода. Перед ними: груши, яблоки, дули, грибы и тому подобное... "Идет! Идет!" - кто-то отрывисто и вполголоса восклицает в толпе, и торговый люд робко смотрит по направлению протянутй руки бородатого кулака. "Вот он!" замечает последний, - и лицо, почтительно сопровождаемое свитой, является на сцене. Размеренным шагом подходит он к торговке, берет из ведра груздь и отведывает. "Что это?" - "Грузди, батюшка". - "А в грузде что?" - "Ничего, батюшка". - "Так ты такие-то продаешь грузди! - с червями! В п... их! Ей, С... возьми!" - "Так нет же! Пропадай они тут!" - и старая торговка опрокидывает в грязь свой свежепросоленный товар. Главное лицо пьесы плюет и удаляется размеренным шагом; окружающие изумлены; зеваки его сопровождают. "Это что?" - нахмурившись, восклицает то же лицо и отведывает мягкую грушу. "Гру-гру-ши", - трепетно отвечает торговка. "Гнилье!"Торговка хочет раскусить другую грушу, показать, что гнилья тут нет и не было, но груша летит и расплющивается об ее щеку. Лоток с товаром опрокидывается немыми лицами пьесы. Повелевающая ими плотная особа проходит по ним, подавая пример другим; другая плотная особа, поменьше ростом, проходит и топчет; остальная свита растаптывает окончательно. Далее. В антракте проходит около месяца. Место действия в доме NN., где по случаю храмового праздника обед. Гостей много. На первом плане снова зрители видят лицо, уже являвшееся в двух рыночных пьесах, и вдобавок почтенного старца, известного церковным красноречием, т. е. Ар... Подают вино. Старец читает молитву, благословляет хлеб-соль и выпивает полрюмки. "По одной не закусывают", замечает известное лицо и, правой рукой обернув три или четыре раза около большого пальца левой конец своего носового платка, вдруг его развертывает и показывает старцу. "Вот, - говорит он, - мера, которая определена мо[н]ахам". - Действительно, - отвечает старец, - в западных губерниях по недостатку чистой воды мо[н]аху выдавалась такой меры кружка чихиря. Вы, может быть, не знаете, что такое чихирь, так я вам скажу. Чихирь - это невозделанное виноградное вино. Нет ничего удивительного, если мо[н]ах в продолжение суток выпивал эту кружку. Но чтобы выпить кружку крепкого напитка, мне кажется невероятно, и если уже это возможно, то возможно только скоту". - При сем старец указал рукою на особу, с которою вел речь. Затем, между прочим, подают и жаркое. Старцу - рыбу, известному лицу бекасов и дупелей. И вот известное лицо указывает с остроумною улыбкой почтенному старику на мясное блюдо. "Не угодно ли?" - "Нам это не показано". - "Но это ведь не говядина". - "Взамен говядины мы употребляем сыр, молоко, яйца и только..." - "Но ведь это двуногое..." - "Какое двуногое! Иное двуногое хуже четвероногого..." - и снова рука старика указывает на предлагателя двуногих. Обед кончен. Старик встает и читает молитву, обыкновенно читаемую над людьми, одержимыми бесом. Зрители всячески стараются скрыть - одни свое изумление, другие - восторг, но то и другое невольно выражается в их чертах. Занавес опускается. Так вот-с какого рода пьесы иногда разыгрываются в провинции, без приготовления, без репетиций, без суфлеров. Дух века вот куда зашел! - как сказал великий Пушкин. Какие на свете, подумаешь, сплетни! А очевидцы ручаются головой за несомненность всего вышепро-писанного. О провинция, провинция!..
Мих. М. Панов принимает с удовольствием предложение Крамского и с первою почтою посылает к нему письмо, равно к Вам и М. Б. Тулинову 1. Де-Пуле ездил недавно за получением наследства, оставшегося после его умершего брата (от другого отца); наследство, по слухам, полагали в 6 т. р. серебр., оказалось в наличности 50 коп. серебр. Каковы цифры? Не правда ли, иная проповедь не говорит так красноречиво? От души благодарю Вас за обещание выслать мне Гюго; может быть, из него что-нибудь переведется. В Вашем отрывке, приложенном при письме, я не нашел художественной отделки и потому его сжег. Надеюсь, не будете в претензии? Такого рода вещи в наше время - не новость. Портрет Бедуинского я видел и читал... Ну, мало ли что я читал! Придорогин, разумеется, слушал и приходил в восторг; все это - в порядке вещей. Хотел было переслать Вам одну штуку из своих штук [* Я знал одного господина, который все хорошее и дурное, выходящее из обыкновенного ряда дел или произведений, называл штуками; пользуюсь его выражением], но... теперь время осеннее, боюсь, как-нибудь подмочится в дороге 2. Ваше намерение остаться в Пет[ербур]ге опечалило здесь всех, кто Вас любит. Скажите, ради бога, ну с Вашим ли здоровьем жить в царстве тумана, сырости, холода, на болотистой почве, под вечно плачущим небом? Оставайтесь где Вам угодно, только не там. Ив. Алексеевич 3 восстает против Вашего намерения языком, т. е. своим красноречием, и даже руками и ногами, просто чуть не плачет. В самом деле, добрейший и дорогой наш Николай Иванович, не оставайтесь в Петербурге! Будто только в нем одном и свет, будто мала матушка Русь, будто Вы в таком безысходном положении, что как скоро предложили Вам службу в царстве мундира, Вы тотчас и дали, или готовы дать, утвердительный ответ!.. Ради бога, останьтесь где угодно, но не в Петербурге. Не мешало бы подумать и о нашем крае: облака пока идут, ветер дует, но все это - не вечно. Взойдет и солнце, может быть, скорее, нежели мы думаем... Ох, как бы мы Вас обняли, кажется на руках бы подняли... (Тьфу! Извините: в серьезную минуту проговорился, и откуда пришла она негодная рифма?) Ну-с, мои дела идут, слава богу; если бы Вы были в В[оронеже], я кое-что прочитал бы Вам. Некрасов * у меня есть, не утерпел добыл. Да уж как же я его люблю! А жаль, что он не сократил "Поэта и гражданина", в особенности в описании бури, да и начало того... не приготовляет к целому, но вещь все-таки превосходная. Теперь полеживаю на диване с Шекспиром (перев. Кетчера) 6. Какое славное лицо по отделке Фольстаф! В "Отеч. зап.", я думаю, Вы скоро увидите разные разности известного Вам стихокропателя. К январской тоже что-нибудь приготовится. Дело Ив. Алексеевича подвигается вперед, и, если окончится к маю 1858 г., мы поедем с ним на Кавказ; не шутя, это решено. Есть слухи, что бывший Ваш секретарь Скрябин оставляет свое место, впрочем наверно не знаю. Прошу Вас засвидетельствовать мое нижайшее почтение М. Б. Ту-линову; он меня забыл, грех ему! Да побраните его немножко за молчание; не худо, если бы он переслал несколько строк своему семейству, которое о нем беспокоится. Извините за беспорядочность письма. В доме гости, а я тороплюсь на почту. От души жму Вашу руку. Всею душою любящий и уважающий Вас
И. Никитин. 1857 г., сент. 20.
20. Н. И. ВТОРОВУ
Незабвенный Николай Иванович.
Отправляя сию минуту письмо к Константину Осиповичу 1, спешу поделиться с Вами животрепещущей новостью: "Кулак" из Цензурного комитета отпущен на все четыре стороны; исключено в нем 16 строк сряду, помните, где Лукич идет по улице, встречает арестантов и дает им подаянье... Жаль! черта в характере героя пропала! Все прочее не тронуто. Странное дело! там есть места более подозрительные. Теперь вот моя просьба. Если Вы удосужитесь, напишите Константину Осиповичу, чтобы он как можно поторопился изданием: пройдут святки, тогда, увы! продажи не будет! Ну-с, что-то скажут теперь г.г. журналисты? Вот, я думаю, начнутся бичевания!.. Выноси тогда мое грешное тело!
