Эдуард Асадов - Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)

Не надо отдавать любимых,
Ни тех, кто рядом, и не тех,
Кто далеко, почти незримых,
Но зачастую ближе всех!

Когда все превосходно строится
И жизнь пылает, словно стяг,
К чему о счастье беспокоиться?!
Ведь все сбывается и так!

Когда ж от злых иль колких слов
Душа порой болит и рвется –
Не хмурьте в раздраженьи бровь.
Крепитесь! Скажем вновь и вновь:
За счастье следует бороться!

А в бурях острых объяснений
Храни нас, Боже, всякий раз
От нервно-раскаленных фраз
И непродуманных решений.

Известно же едва ль не с древности:
Любить бессчетно не дано,
А потому ни мщенье ревности,
Ни развлечений всяких бренности,
Ни хмель, ни тайные неверности
Любви не стоят все равно!

Итак, воюйте и решайте:
Пусть будет радость, пусть беда,
Боритесь, спорьте, наступайте,
Порою даже уступайте,
И лишь любви не отдавайте,
Не отдавайте никогда!

Я прошу: никогда не ревнуй меня к прошлому.
Ну зачем нам друг друга зазря терзать?!
В прошлом было и вправду немало хорошего,
Но довольно и злого и тошно-претошного,
Вспоминать о котором – как хину глотать!

Я мечтаю дела сопрягать с желаньями,
Ты пойми, моя трепетная звезда,
Жить на свете одними воспоминаньями
Не умней, чем по кругу ходить всегда.

А еще я заметил, сама суди:
Чем живем мы и дышим на свете дольше,
Тем прошедшего больше у нас и больше
И все меньше того, что еще впереди….

Вот поэтому надо сказать заранее,
Что любой, кто изведал невзгод вполне,
Хочет именно только на новизне
Сфокусировать больше всего внимания.

Пусть еще не легла нам на души тень,
Но уже мы давно не в телячьем раже.
И транжирить на мелочи новый день
И нелепо, и просто обидно даже!

И покуда нам мыслится и хохочется
И сердца, как и встарь, не хандрят в груди,
Еще многое видится впереди,
А назад постоянно смотреть не хочется.

И, шагая все к новым и новым дням,
Мы, надеюсь, немало еще увидим.
А ревнуя друг друга к былым годам,
Мы же попросту сами себя обидим!

Ты спешишь на свиданье. И в сердце твоем
Все, пожалуй, смеется. А как иначе?!
Все весенним, наверно, горит огнем!
Только мне как-то стыдно признаться в том,
Что тебе не могу пожелать удачи…

Ревность хуже, наверно, чем едкий дым.
Надо жить в доброте и высокой радости.
Но чтоб милой любви пожелать с другим –
Нужно быть ну пускай не совсем святым,
Но хотя бы стоять на пороге святости…

Коль судьба в них друг к другу любовь пробудит,
Что ж прикажете, петь или звать музыкантов?!
Только нету подобных во мне талантов
И навряд ли когда-нибудь это будет!

Но коль счастье не вспыхнет в ее дому
И удачи не будет от тех свиданий –
Все равно запоздалых потом признаний
Я, наверно, не вынесу, не приму!

Нет, все это не глупые словоблудии,
Не тщеславьем набитая голова,
Просто трудно как в праздники, так и в будни
Знать, что ты там всего только номер два!

В чувствах странными часто бывают люди:
Спорят, мирятся, кто-то порой схитрит.
Где-то зло, где-то мягко друг друга судят,
Но когда вдруг серьезно и крепко любят –
То уже не умеют прощать обид!

Слова над нами кружат, словно птицы,
И будем откровенны до конца:
Услышав тост, что радугой искрится,
Мы все же где-то вправе усомниться –
А нет ли здесь красивости льстеца?

Немало душ и добрых, и сердечных,
Но как постигнуть каждую до дна?
И сколь порой бы ни жилось беспечно,
Но взять на мушку вправе ты, конечно,
Высокие посулы болтуна.

А коль сосед, вводя тебя в расход,
К тебе за энной суммой обратится,
Ты можешь дать, но втайне усомниться:
Вернет он деньги или не вернет?

А если кто-то, излучая свет,
Начнет в горячих чувствах объясняться,
Ты все же где-то вправе сомневаться:
А искренно все это или нет?..

Твой друг с тобой и в радостях, и славе,
Он смотрит с ясной прямотою глаз…
И хоть ни в чем он вроде не лукавит,
И все-таки ты усомниться вправе:
А где он будет в самый трудный час?..

Да, мир непрост. На всех не полагайся,
Бывает очень разным человек.
Живи ж, надейся, радуйся, сражайся,
Но лишь в одном, в одном не сомневайся:
В моей любви отныне и навек!

Любой на свете вправе быть никчемным,
Бездушным или каменно-минорным,
Без всяких чувств встречающим рассвет.
И лишь поэт обязан быть влюбленным,
Сурово-гневным или окрыленным.
Бесстрастный же – он вовсе не поэт!

Бывает так: устал неимоверно
И скрылся бы от всяческих страстей.
Но как молчать, когда кому-то скверно
Иль боль стоит у чьих-нибудь дверей?!

А если кто-то у любви во власти,
А вот сказать не в силах ничего,
Ну как пройти мимо душевной страсти
И не отдать несчастному в ненастье
Хотя б частицу сердца своего?!

А сколько в мире искреннейших женщин,
Кому достался лед, а не удел,
Чей путь был не увенчан, а развенчан,
И свет в глазах досрочно потускнел…

И, видя их притушенных, но милых,
Кому досталось в стужах цепенеть,
Какой же ты поэт, коли не в силах
Вернуть тот свет и душу отогреть!

Пусть твой удел терзания и слава
И ты живешь, мечтая и любя,
И все ж не можешь, не имеешь права
Жить на планете только для себя.

Известнее ты всех иль неизвестней –
Не в этом суть, а в том, что в бурях бед
Ты должен быть оружия железней…
И, только став их верою и песней,
Ты вправе жить со званием ПОЭТ!

Немало знавал я и стуж, и огня,
Исполнен доверия и недоверия.
И все же всю жизнь поражали меня
Люди с двойной бухгалтерией.

Ну можно ль к высоким шагать делам,
А втайне едва ль не ежеминутно
Сегодня молиться одним богам,
А завтра другим, другим абсолютно!

На службе он – сокол, с каким огнем
Он преданно смотрит в глаза начальству!
И преданность эта – почти как пьянство,
Где хмель ощутимее с каждым днем!

Кипит он, как новенький яркий чайник,
Чей жар вместе с паром летит в зенит.
Но вот появился другой начальник –
И прежний мгновенно навек забыт…

Россия, страна моя! Вспомни, сколько
Тебе испытаний познать пришлось.
Враги твои, как ни была ты стойка,
Порой тебя грызли, как волки кость!

А люди же жили всегда по-разному:
Одни, с благороднейшими сердцами,
Держались согласно чести и разуму,
Другие виляли вовсю хвостами…

Казалось бы: с правдой они на «ты».
Но если попристальней приглядеться,
То вот они: люди-приспособленцы,
Чьи души – виляющие хвосты…

Вот как они жили при прежней власти,
Имели и звания, и чины,
И деньги. Казалось бы: все для счастья.
Так нет же! Теперь они лгут со страстью,
Что были когда-то угнетены.

А те, кому было и вправду трудно
И горько порою, – к чему скрывать, –
Не очень-то любят кричать прилюдно
И все пережитое смаковать!

А горе смакуют совсем другие:
Рвачи-ловкачи из вороньих стай.
Им славно жилось и при той России,
И нынче для них абсолютный рай.

А если б вдруг в новой горячей спешке
На землю вернулась былая тень,
Они б повернулись с «орла» на «решку»
И стали б оплевывать этот день.

Вот так за редутом берут редут
Жучки, недостойные доброй речи.
Вы только взгляните: и там и тут,
Буквально же рядом с нами живут
Вот все эти флюгеры человечьи!

И, если ты истинный человек,
Борись, не страшась ни клевет, ни мнений,
Чтоб никогда и нигде вовек
Не предавать своих убеждений!

Пришла неприятность, и я расстроился.
За что мне, простите, такая «радость»?
Но только я вроде бы успокоился,
Как, здравствуйте: новая неприятность!

А ты, не теряя привычной гордости,
Спросила, взглянувши светло и ясно:
«В чем дело? Откуда все эти сложности?
Ведь раньше же было все так прекрасно!»

А я улыбаюсь: мне это «нравится»…
Все верно… Прекрасно и вправду было.
Но дело-то в том, что одна красавица
В ту пору ужасно меня любила…

Когда же любовь вдруг как будто пятится
И смотрит порой хмуровато-косо,
Вот тут хоть убей: ничего не ладится…
И в этом-то, видимо, суть вопроса.

Смеешься? Ну что же: и впрямь занятно!
Я мог бы все сложности перечислить,
Но, вижу, тебе и без слов понятно.
Люблю, когда люди умеют мыслить!

Уж нам ли прекрасного не досталось?!
И ты не зря сейчас улыбаешься.
Ведь что нужно сделать, чтоб все получалось
И жизнь превосходнейше состоялась?
Ты лучше, чем кто-нибудь, догадаешься…

Ведь сложности мира и вздох любой
Зависят вовек лишь от нас с тобой!