Дмитрий Кедрин - Избранные произведения

Насиделась ли ты на теплом пепелище отчего дома?
Сына Иова колыбельку ты нашла ли среди разгрома?
Отыскала ли ты на ощупь, ничего не видя сквозь слезы,
Образок Георгия древний? Вышиванье дочери Розы?..
Горький чад затмевает солнце, очи дым выжигает едкий,
И сидишь ты среди развалин, надломившаяся, как ветка,
                   Безутешная мать-славянка!

Находились ли твои ноги по полям и лесам угрюмым,
Где напрасно весь день искала ты свою коровенку Руму?
Видно, недруг угнал буренку или волк зарезал проклятый.
Кто ж теперь кормилицей будет старой бабушке и ребятам?
Не печалься! От вражьей пули глазки деток твоих погасли.
Для кого же сбивать сметану? Что за прок в молоке и масле,
                   Безутешная мать-славянка?

Накричалась ли ты, вдовица, над печальной участью друга?
Он, врагам предателем выдан, был, как пес, избит и поруган,
Был измучен и крепко связан и в сырую кинут темницу…
Его сердце билось для славы, как для воздуха сердце птицы!
Но придя к тебе полумертвым, погруженным в горькие думы,
Окровавленный и бессильный, он у ног твоих лег и умер,
                   Безутешная мать-славянка!

Настоялась ли ты над ямой, самой страшной ямой на свете,
Где с зарезанной бабкой рядом улеглись убитые дети
И боятся вместе с чужими спать в могиле и кличут маму…
Ты наслушалась этих криков? Нагляделась ты в эту яму?
Но отравлена ядом скорби, ядом горькой-горькой печали,
На уста свои ты сурово наложила печать молчанья,
                   Безутешная мать-славянка!

Ты бледнеешь, худеешь, сохнешь… Полно! Лучше кричи и сетуй!
Пусть широким эхом несутся причитанья твои по свету!
Остротой возмездья пусть станет острота твоей скорби древней!
Пусть вся тяжесть воспоминаний станет тяжестью мести гневной!
Пусть обрушится на пришельцев скорбь твоя ударом тяжелым!
Пламя мученичества пусть станет над челом твоим — ореолом,
                   Безутешная мать-славянка!

Куртка из медвежьей шерсти бурой
Плечи необъятные покрыла.
Через лоб бежит змеею жила,
Мрачные глаза замглились бурей,
Вниз усы свисают, лука толще,
Ворон каркает на шапке волчьей.

Конь могучий схож с горою черной,
Он дробит копытом камень острый,
Дым и пламя извергают ноздри,
За седлом висит барашек горный,
На коня чепрак накинут длинный,
А к седлу бурдюк подвешен винный.

В страхе небосвод трепещет низкий…
Лишь юнак свой мрачный взгляд нацелит —
Падают под хмурым взглядом ели,
Звери в норы убегают с визгом,
Ломятся на реках льдины, треснув,
Камни, скрежеща, слетают в бездну.

Витязь по долине едет молча,
Сзади слуги, как велит обычай.
Едет он без песни и без клича
По лесам и по тропинкам волчьим,
Смотрит вдаль — и всё дрожит от взгляда
В смертный бой идущего Злогляда!

Ночью по ущельям тем проклятым
Рыщут только дикие собаки…
Красное вино там пьют юнаки,
На груди у них скрежещут латы,
Их мечи звенят, болят их раны:
Насмерть стали краевые баны!

Между ними прислонился к ели
Смуглый витязь с девичьим румянцем.
Словно месяц в речке, блещет панцирь.
На кинжале пальцы онемели,
Ветер кудри чешет, в губы дышит,
Обвевает шлем, перо колышет.

А когда раздастся песни слово:
«Сизый сокол складывает крылья!» —
Вила горная все слезы выльет
У глухого озера лесного:
Ей в воде привидится-приснится
Смерть отважных банов у Ситницы!

Наша Марава, река горделивая,
Плавно теки плодородными нивами,
Лейся полями, левадами светлыми, —
Минули муки пятисотлетние,
Нами отпеты могилы высокие
Жизнь положивших за родину соколов!

Ты родилась под Сталачем, под городом
Непобедимого племени гордого,
Знаешь, как борется храбрая Сербия,
Помнишь заветы старинные, верные:
Лучше уж холод покрова надгробного,
Чем надругательства недруга злобного!

Пой же, Марава, река горделивая,
Песню свободную, песню счастливую,
Пой ее в лад с говорливыми чащами —
Песню веселую, сердце пьянящую,
Как отдыхает над нивой зеленою
Честного пахаря грудь утомленная!

Ночью ворона окликнул ворон
На вершине лысой Гаревицы:
Трое соколов упали в терен
У студеной речки Жеравицы.
Горьким дымом пахнет скорби слово:
Пали в схватке соколы царевы!

Средь Косовской полегли равнины,
Их уста румяные остыли,
Сломаны врагом мечи стальные,
Волосы рассыпались густые.
Прячется за тучку месяц новый:
Бездыханны соколы царевы!

С недопетой песней из Поцеря
Спят глубоко трое белокрылых,
Снег пошел от соколиных перьев,
Мгла седая поле задымила.
Побратим! Блюди их сон суровый:
Утомились соколы царевы!

Никогда я не был на горе Козаре,
Не глядел с вершины острыми глазами,
Я другим за это награжден по-царски:
Видел я девичий хоровод козарский.
В нем одну тебя лишь разглядел я только, —
Боль моя, Драгиня, душа, княжеполька!
В этот день июльский, грозовой и жаркий,
Серая волчица, смуглая козарка,
Ты со всею страстью молодого пыла
Пела и плясала, хоровод водила.
День Ильин был зноен, и горячим валом
Пламя разгоралось, пламя бушевало,
Месяц урожайный изнывал от жара…

О, вершины Грмеча, Козары и Дрвары,
О, темные ночи, о зоркие, волчьи
Серба партизана пристальные очи,
Выпавшее знамя боевой бригады,
Дни и ночи битвы, дни и ночи яда!
Земля молодеет, земля молодеет,
Молодой землею партизан владеет, —
Залп из-за пригорка, меткий и летучий,
Удар из засады — молнией из тучи!..
Стану в пляске гнуться, буйным косам виться!
Выстрелы в Витловском, пальба в Мраковице,
В сердце льется песня всё хмельней, всё слаще —
О ночном набеге, о селе горящем,
Слышен клич Метели в утреннем тумане,
И стучит немолчный пулемет Восстанья!

Девушка! Ты — сладость вина молодого!
Девушка! Ты — знамя бунта краевого!
Ты — кремень, что искрой под копытом брызнул!
Ты — моя Краина! Ты — моя отчизна!..
Был февраль, под Грмечем завывала вьюга,
С пятою бригадой шла моя подруга,
Впереди порхая, сквозь четыре боя
Часть свою на танки вела за собою!

Никогда я не был на горе Козаре,
Не глядел с вершины острыми глазами,
Но зато другим я награжден по-царски:
Видел я под Грмечем хоровод козарский —
Хоровод козарский — жаркое сраженье,
Сломанный железный обруч окруженья.
Видел, как на битву наряду с другими
Шла моя Краина, шла моя Драгиня!

Девушку сразила в схватке пуля злая,
Но не смолкла песня, но глаза пылают,
Хоровод всё вьется, колокол всё слышно,
Недруга в сраженье одолел краишник…

Мне тебя забыть ли, мне тебя не петь ли, —
Молодая яблонь, широкие ветви?!