Иван Савин - «Всех убиенных помяни, Россия…»
А назавтра, в отделе происшествий никем не читаемой газеты, появлялись две-три строчки петитом:
«… Сегодня ночью в городск. саду застрелился инвалид поручик Д., участник пере, кубанск. похода, георг. кавалер. Причина самоубийства — крайняя нужда. В оставленной записке Д. просит в его смерти никого не винить».
И их не винили. По-прежнему суетились по улицам, ресторанам и спекулянтским кафе котелки и шляпки, убившие много тысяч «поручиков Д.» в Харькове, Киеве, Ростове, Одессе, везде, где ослепшие глаза, разбитые головы, оторванные руки и ноги умирающих под забором героев уже никому не были нужны. Поручик Д. сделал свое дело: вернул заводы, имения, дома, деньги, поручик Д. может умереть, написав на обороте удостоверения о награждении Георгиевским крестом за выдающуюся храбрость слова прощения: «В смерти моей прошу никого не винить».
Так было. И страшно становится от мысли, что так может быть опять.
На днях в газетах появилось воззвание ста десяти русских инвалидов, революционной смутой занесенных в Болгарию, на Шипку. Сто десять беспомощных офицеров и солдат, потерявших трудоспособность от 75 до 100 %, брошенных гибнуть в чуждой им стране. Сто десять тех, кому многие из нас обязаны жизнью.
«Полное отсутствие физической возможности заработать что-либо привело к тому, что нет у нас белья, костюмов, обуви, нет минимального количества денег, — пишут они, — чтобы купить себе мыла, ниток, постричься, послать письмо, и т. п. мелочей, без коих немыслима жизнь и для человека, стоящего на самой низкой ступени культуры. Помогите нам. Нас так немного уже осталось, что помочь нам в самом необходимом и легко и просто».
Да, их осталось уже немного: одних добил туберкулез, другие попросили в смерти их никого не винить. Но руки тех, кто еще живы, просят хлеба. Мы ли дадим им камень?
Руки их протянуты к нам, таким же, как и они, обездоленным, но здоровым, таким же, может быть, нуждающимся, но работающим, пусть с трудом, но добывающим эмигрантский кусок хлеба, чего лишены они — инвалиды. Тщетно было бы просить помощи у сильных мира, у слишком имущих, у слишком сытых, у тех, кто вместе с котелком вывез из Харькова, Киева, Одессы, Ростова и шкурную черствость свою. Чем богаче человек, тем каменнее сердце его. И потому не для них эти строки.
Нищий, я обращаюсь к вам, нищие: поможем инвалидам, русским инвалидам. Надрываясь за тяжким трудом, вспомним, подумаем, что вот крупным потом, а зачастую и крупными слезами, облит каждый грош наш, но, пока мы здоровы, он есть и будет, этот грош, а они, сто десять еще пока живущих «поручиков Д.», даже истекая кровью, ничего заработать не могут, ибо нет у них рук, ног, глаз. Представьте себе хоть на минуту: вы остались в России, не смогли вырваться с красной каторги и ваш брат, сын, отец, муж, жених — инвалид великой или Гражданской, не менее великой войны, брошенный всеми, умер голодной смертью в болгарской глуши. Разве вы не обвинили бы и не имели бы права обвинить нас, всю эмиграцию, в бессердечии? Не сказали бы, что на нашей совести — гибель человека, доблестью и ранами заслужившего права на помощь?
Поможем же, пока не поздно. Они ждут, верят. И даже все сто десять записок «в смерти моей прошу никого не винить» не смогут потом снять с нас вины в их одинокой смерти.
(Новые русские вести. 1924. 8 июля. № 163)Союзники
15 ноября 1917 года была основана Добровольческая армия. 15 ноября 1920 года был эвакуирован Крым — последняя пядь родной земли.
Ровно три года, изо дня в день, беспрерывно, неустанно продолжалась борьба, одиноко начатая, законченная одиноко. Перчатка, брошенная в 1917 году Корниловым в лицо воцарившегося Ленина, осталась почти незамеченной для тех, в чьей власти было усилить этот вызов широкой материальной помощью, мир интересовала очень мало эта неравная дуэль.
…Крупная победа на Западном фронте. После трехдневной артиллерийской подготовки доблестная союзная армия почти без потерь продвинулась вперед на полтора метра. Наступление успешно развивается. Получены приветственные телеграммы от… особо отличившиеся части награждены орденами почетного…
И если в это время в какой-то там России, на каком-то Дону, горсть безумцев проходит в день десятки, сотни километров, устилая путь рядами трупов, — то, извините, какое нам дело?
И им дела не было. Изредка лишь нас удостаивали телеграммами, подобно той, что была получена в 1919 году, по взятии города Харькова: «Союзное командование поздравляет с победой доблестного генерала Харькова…»
Когда после «генералов» — Курск, Орел — пришел Новороссийск, потом Севастополь, — мы поняли, наконец, что русская кровь очень низко расценивается на международном рынке. Русская армия сделала свое дело, армия должна была уйти. И она ушла, ушла стиснув зубы, затаив глубоко в сердце обиду и боль. Ушла, получив в качестве награды за храбрость, за кровь, за верность — Галлиполи…
Вот почему нас победили. Вот почему над Кремлем до сих пор вьется кровавая тряпка.
На днях английский министр иностранных дел Чемберлен, отмечая заслуги Локарнской конференции, по нашему скромному мнению столь же бесплодной, как и все предыдущие, сказал: «Конференция разрушила все перегородки между нациями, воздвигнутые политическими комбинациями военных лет. Термин «союзники» потерял свой смысл и значение».
Вы это только теперь поняли, господин Чемберлен? А для нас, для русских, слово «союзники» давно уже звучит иронией, близкой к издевательству.
Когда германская армия нарушила бельгийскую безопасность, гарантированную великими державами, о союзной России вспомнили в Париже и Лондоне с особой признательностью. Правда, очень скоро просвещенные мореплаватели торжественно поклялись бороться с Германией до последнего русского солдата, но, пока падали на полях брани эти солдаты, термин «союзники» пользовался успехом, если и несколько материалистическим, то достаточно пестро окрашенным на берегах Сены и Темзы идейностью.
А когда последний русский солдат ушел к Корнилову продолжать ту же борьбу с теми же немцами и ставленниками последних — большевиками, Сена и Темза так откликнулись на этот уход, что торжественное слово союзники с тех пор стало неизбежно сопровождаться насмешливыми кавычками.
Бросая на неминуемую смерть сотни тысяч людей ради спасения Парижа, русские были союзниками. А чем были вы, присылая на Кубань и в Крым пушки с испорченными замками? Или винтовки без затворов? Или сапоги только на одну ногу? Или пулеметы одной системы с лентами для другой?
Я понимаю, конечно, что русские вынуждены были брать все, что присылали им, разную заваль, негодные остатки военных запасов. Согласен и с тем, что не всегда мы оплачивали полностью испорченные консервы или гнилые шинели южнорусским хлебом, а доплата — кровь — торгового веса не имела. Но кто скажет, что «союзники» сами себя не окружили кавычками?
Спасая в 1920 году поистине героическим прорывом во много раз сильнейшей советской армии на севере Крыма, спасая этим прорывом от полного разгрома большевиками друга Франции — Польшу, мы были не только верными союзниками Франции, но и союзниками ее союзницы. А как назвать тех, кто в этом же году потребовал от генерала Врангеля в самой ультимативной форме немедленно прекратить борьбу с большевиками, угрожая флотом его величества британского короля?
Вот вы говорите теперь на бесчисленных конференциях о взаимной помощи, верности договорам, поддержке союзников (без кавычек). Вероятно, это хорошие слова, потому что их слушают, в общем, внимательно…
А я вот вспомнил сейчас не слова, а дела ваши. Начало осени 1920 года, еще в Крыму. Рано наступившие холода, дожди с утра до вечера. Месяцами мы ждали обещанного обмундирования — мешки с пшеницей ведь вывозились исправно из крымских портов. Наконец доставили нам крепко сколоченные ящики с разноязычными этикетками на крышках, с пломбами. И нашли мы во всех этих ящиках только одно: красные носовые платки. Понимаете: красные платки. И больше ничего.
Так вот, как по-вашему: снабжать Белую армию только носовыми платками, да еще красными, — что это — помощь или издевательство?
Если бы мы были большевиками, мы украсили бы этими подарками свои знамена. Если бы вы были союзниками без кавычек, вы не прислали бы этих платков. Но вы — «союзники», мы — давно уже брошенные на произвол судьбы те самые последние русские солдаты, что спасли по очереди Сербию, Францию и Польшу от разгрома. И мы бросили ваш подарок в осеннюю грязь.
Всего содеянного Белой России и до эвакуации Армии, и после ее эвакуации, этого жуткого ряда оскорблений, ударов из-за угла, обид и горечи, не вспомнить. Да и вряд ли это нужно теперь. Но, может быть, кое-кто из «союзников» понял теперь, почему наша правая, наша честная борьба закончилась нашим поражением.
