Алексей Борычев - Стихотворения, 2012–2013 годы

Свеча зимы горит метелью
Над октябрём, над ноябрём,
И новый год, как крест нательный,
Поблёскивает серебром.

Врастая в гулкий снежный сумрак,
Звенит завьюженная даль,
Считая звёздных чисел суммы,
Вонзая страха злую сталь

В покой декабрьской спелой ночи,
Где мысль моя растворена
О том, чего же мне пророчит
Рождественская тишина?..

Свеча зимы горит метелью
И освещает свод времён,
В котором вечной канителью
Скитаний каждый полонён.

А в снежной поступи мороза
Слышны прошедшие года,
В капризной памяти занозой
Оставшиеся навсегда.

И в суете предновогодней
Не замолкает голос их,
И с каждым годом несвободней
Мир, данный Богом для двоих…

Свеча зимы горит метелью
Над октябрём, над ноябрём,
И новый год, как крест нательный,
Поблёскивает серебром.

Осколками смеха повесы-паяца
Слетая под купол печалей земных,
В сердцах растворятся, во снах приютятся,
И в тихом сиянье дождутся весны.

И каждый молчит, но молчанием жив он,
И каждому снятся апрельские дни,
Когда, околдованы трепетным мифом,
Весны карусель раскачают они:

На ней затрезвонит крылатый бубенчик,
И звук поцелует в уста тишину,
И радости маленький солнечный птенчик
На ветке терпенья споёт про весну.

Ещё не растаявший снег на полянах
Слегка удивится напеву его,
Забыв, что опять обратится в туманы
И сгинет в бурлении мартовских вод…

Но контуры мира декабрь обозначил,
Врастая цветком ледяным в пустоту,
И льётся мороза небесная ртуть,
И кажется всем, что не будет иначе…

Осколками льда возвращается север
В чертоги лучистых времён,
Готовя зерно ледяного посева,
Смещая события в сон.

И спят — и леса, и остывшая память,
И прошлое тоже во сне.
И только грядущее не засыпает,
Не смея к весне закоснеть.

Сверкает печалью декабрьская вечность,
На снег тишиной пролита.
Ни тихого звука вокруг, ни словечка! —
Усталая спит пустота.

Ей снятся огни в бирюзовом тумане —
Ожившие души лесов,
Которые  в тереме звонкого мая
Закроют печаль на засов…

Но севера пламя другое. Другие
Законы декабрьского дня.
И струны мороза, лихие, тугие
Угрозою тихой звенят.

И тихо смещается к ночи пространство
В усеянный звёздами клин,
В котором над тропкой лесной растворятся
Закатной тревоги угли.

Однажды в ослепительной слезе
Того, кто был никем, рождалось небо,
И на его зеркальной бирюзе
Терпение поблёскивало снегом.

Судьба светилась солнцем в облаках,
Пронизывая светом безысходность,
С которой породнился на века,
Являя  к переменам непригодность.

Но время распадалось на куски
От тяжести его свинцовых мыслей,
Слагая лишь мозаику тоски,
Лишённую и яркости, и смысла!

Менялся в ней оттенков цвет и вес,
Подобно облакам перед грозою,
И только бирюза его небес
Цвела и оставалась бирюзою!

Из осени, из ветреной тоски,
Пронзая паутину белых буден,
Оно рождалось, мыслям вопреки,
И воле вопреки…
                          И то, чем будет —
Во что преобразуется оно,
Когда зима прольёт на землю пламя
Слепящей солнцем снежной тишиной,
Восставшей, как проклятье, между нами, —
Меж тем, кто мною был ещё вчера
И тем, кто, может,
                          будет мною завтра —
Понять не позволяют вечера,
Лишенные предсказывать азарта.
Понять не позволяют злые дни
И утра пожелтевшие, и ночи…

Осенние туманные огни —
Свидетели остывших одиночеств —
К чему ваш безнадёжный липкий свет!
К чему тепло! К чему, к чему всё это!
Когда змеёй шуршит в сырой листве
Загадка? Ощущение? Примета?

Все пути ведут в никуда

Февраль. Играет небо в бадминтон,
Ракеткой мглы подбрасывая солнце…
Одетый в снежно-льдистое манто,
Кивает лес в морозное оконце
Избушки, где живёт февральский день,
Танцующий, смешливый, синеглазый:
В избушке даже крыша набекрень
От топота весёлого и пляса!

И стены той избы не изо льда —
Из воздуха, который крепче стали,
А окна — многоцветная слюда
Времён, смотрящих в палевые дали.
Туда  воланчик-солнце упадёт,
Когда вдруг небеса играть устанут…
Потом придёт полночный лунный кот
И слижет с неба звёздную сметану.

Перспектива спокойных событий,
Точно август, туманна, густа,
И свечением грусти омыты
Позабытые детством места.
Проливается тихое солнце
На листву моей памяти бронзой.

Оживляются воспоминанья,
Сопрягая «тогда» и «теперь»,
Замыкая в круги расстоянья,
Уводящие в темень потерь;
Но облитая бронзою память,
Облетая листвой, засыпает.

И зима, заполняя просторы
Ожиданием тихого сна,
Опускает бесчувствия шторы
На стекло временного окна,
Перспективу событий сжимая,
Непокорная, злая, живая.

На поля бесконечной разлуки
Выпадает забвения снег,
Приглушая и краски, и звуки —
До весны ли? на год ли? навек?..
Но прощальное зимнее слово
Не готово ещё, не готово!

Что за птица кричала в ночи?
И к чему эти шорохи, вздохи!
Промолчи обо всём, промолчи,
Позабыв о неправде эпохи.

Кто устроил такой маскарад,
Где смешались и смех, и рыданья!
Где в кострах, полыхая, горят
Справедливых судеб ожиданья.

Что за птица кричала в ночи,
Имитируя злую тревогу?
Но тревога бездушно молчит,
Превращаясь в печаль понемногу.

И по чувствам пульсирует ночь
И в сердца проникает свободно.
И способна весь мир истолочь
Тяжелеющая безысходность.

На два куска кромсают время
Часов двоящиеся души.
В них — голос вечности — послушай,
Он открывает нам прозренья.

Гляди, как блещет амальгама
На зеркалах вторичных истин. —
В них отразима чувств и мыслей
Перенасыщенная гамма.

Мельканьем бабочек летящих
Влекут цветные отраженья,
Создав иллюзию движенья.
Они объёмны и блестящи.

Из пустоты, из ниоткуда,
Круша ряды былых гармоний,
Небытие слезу уронит,
Вздохнёт,
                и возникает чудо.

Суровой краскою разлуки
Ты рисовала дни мои,
Найдя покой в минорном звуке,
Вещавшем о небытии.

Времён задумчивые души
Глядели, молча, на тебя.
А я стоял,
смотрел и слушал,
Как ты рисуешь, не любя…

Потом — я помню — шёл куда-то,
В простор иных страстей и чувств,
И пламя раннего заката
Во мне спалило злую грусть.

Потерь звенящее пространство,
Едва пополнившись тобой,
Так упоительно и страстно
Довлело над моей судьбой.

Но в зеркалах моих печалей
Не ты одна отражена,
А все, кто плакали, кричали,
Когда рождалась тишина.

Той тишины я не забуду.
Она как в солнце первый снег,
Ко мне приходит ниоткуда,
Потом прощается навек.