Елена Щербакова - Греческий зал
И не поняв, на чем держится крючок,
Оторвали с мясом ручку в службе.
К братьям дверь скрипела, как сверчок.
А теперь с петель сорвалась к стуже.
И скрипит, и плачет, как артист.
Эта музыка скорей для сумасшедших.
И за дверью, как авантюрист,
В глазок чертик смотрит, кости съевший.
Как за поездом, пропали вдалеке
Братья, пост свой держат на исходе.
На канун, поставленный в грехе,
Ангел новый вовсе не к угоде.
Миллионы душ хотят поймать
Того Нового, что странно окрыляет.
Его крылья, как ножи острят.
И Майдан опять стреляет.
Так зачем же вы, друзья,
Теплые порвали рукавицы.
И бежите почём зря.
Все туда же, где совсем не спится.
16.10.15.
Кишмиш
На день победы баба Вера
К соседу-деду ходит в дом,
За стол садится и за делом
Все говорит о фронтовом.
О том, была как медсестрою,
Ходила в бой, как и бойцы.
Ценою было дорогою
От смерти раненых спасти.
– А на Урале только знали,
За месяц Гитлер был бы нами
Разбит, но Сталин приказал
Маневр другой, – дед ей сказал.
– Урал – совсем не вся Россия.
Героев разве поискать?
Вот бабу Веру жизнь спросила:
Боец, сестра, еще и мать.
– С тобой согласен, – дед довольный
Вино ей в рюмку наливал, —
И жен таких найдешь не больно.
Героев свет наш не видал.
Признанья баба Вера примет.
Кокетство женское в том лишь.
Вино из рюмки опрокинет
И скажет всем: «Вот был кишмиш!»
В рассказ свой краски добавляя,
В густое будто бы вино,
Все говорит, чуть задыхаясь:
– Был бой тогда, а не кино!
Когда снаряды разрывались
У наших ног и все в окоп
В сумятице скорей бросались,
Ладонью прикрывая лоб.
И тут же падали телами
Бойцы, простреляны насквозь.
Живых и мертвых разбирали.
Вот было месиво. И гроздь
Пуль вражьих задала кишмишу.
Оглохнуть. Будто град стучал.
Я под обстрелом даже слышу,
Где раненый боец стонал.
И будто времени не знали
Секунды, что свинцовый дождь,
Как долгий век бой проживали:
Патроны вынь, снаряд положь.
Я раненых тащить на спину.
Ползком к санчасти добралась.
А мимо бомбы, взрывы, мины.
Кишмиш такой совсем не сласть.
И как окончилось сраженье,
Утихло все, и мы бивак
Устроили в лесу на время
Там, у реки. И был рыбак
Один боец такой удачный.
С икрой он щуку нам поймал.
И мне, сестричке, очень смачный
На бутерброд кусочек дал.
А я и рада, угощенье
По вкусу на войне пришлось.
Я с детства впроголодь в деревне
Росла: ну, кожа, да и кость.
А тут наелась до отвала.
Побаловать себя пришлось.
Того мне не забыть привала.
Кишмиш – такой был гость.
– Ну, баба Вера, прихмелела
Ты от вина, прикрыть нам рты.
Ты о войне сказала смело,
Смешала смерть и праздник ты.
– Да ничего я не смешала,
Что было на войне – не счесть.
А лучше вспомню, как бывало
Я на завалинку присесть
Спешила, бегала по ней я.
Вот радость. Даже расскажу…
– Ну, лучше спой ты поскорее:
«Уходили комсомольцы на гражданскую войну…»
08.08.13.
Кимрский вояж
Письмо Татьяны шепчет сад мне,
Где сведена цвела.
Вот на Савелово я на днях.
Жень-шень там шепчет
«За-ре-ка-т-т-т…».
Цветочков много, ну, а ягод
Не знает столько хиромант.
По травам бродит тихий гад,
Украсив листья в бледный мат.
Крем Азазело знает Кимры
И Бэлы пламенный привет,
Что лето – это эхо Крыма.
Куплю я в Кимры свой билет.
И унесусь за километры,
Чтобы узнать от света быль.
Вот стела яркою приметой.
Фадеев спрятал там бутыль.
За рубль свой получишь прибыль.
Как сикось-накось тут ни шей.
Березок бережок. Там прыгал
У Кимрки совсем ничей
По каменке стих Мандельштама,
Как русский красный сапожок.
Хромой Бахтин, как телеграмму,
О Достоевском в теремок
Писал труды. И Волги пристань
С волной играла, как варган.
И стих Режбека очень быстрый
На крест «спасибо» молвил нам.
Режбек рудбекию подарком
Мне преподнес, «шар золотой».
Свист «Керобино» яркой маркой
Жених по полю ключевой
Тихонькой песенкой напомнил —
«А кабы дело в декабре
Решить… Навалом полнил
В стол в кабинете дед запрет».
04.08.14.
Остафьево
От жарких прений я остыл.
Открыть бы мира первобытность.
Закончен бег мой белокрыл.
И завлекает только скрытность.
И тяжкий камень в нежных розах
В оттенках скромности лежит,
Что укротить способен грозы.
И громко Имя не кричит.
Остафьево – оставь его же.
Пусть облетит дубовый лист.
Познать здесь новое ты сможешь,
Не зафальшивишь, как артист.
Легла плотина полной грудью,
Как на кувшин мотив Египта.
Черноголовой чайке трудно
Скользить над прудом к старым липам.
Так дай вздохнуть тот воздух липы,
Запела чтоб в груди струна,
Чтобы чернильница испита
Была пером твоим до дна.
Вот прибыл гость, творящий словом,
Здесь вдохновение найти.
Оставь его от городского
И злой мирской свет суеты.
И Имя, как простой листочек,
Как по пруду плывет ладья,
Не хочет грязных проволочек.
Не убежать ведь от себя.
20.06.14.
В Нескучном саду
Молчун Нескучный сад играл с воображеньем.
Славянскую молву нес Пушкинский причал.
Загадочно задрались из земли коренья.
И замок вырастал, как царь Салтан мечтал.
Из лилии корону Лебедь примеряла.
И в воду, точно в ночь, смотрела наяву.
Синички хлеб клевали с руки и щебетали.
И покосился скворечник на суку.
И голуби в любви, учили целоваться.
И белочка – умелочка, как заводной челнок,
Совсем была ручной, любила угощаться
Послушать всех звала доходчивый урок
Где луч венчал широкий макушки у деревьев.
На острове остался только светлый день
Там размышлять хотелось, укрывшись в полутень.
И предков вечный зов звучал в стихотвореньях.
01. 07. 12.
Марфино
Я Марфино увидела слезливо.
Был дождик, таял снег.
И в слякоть эту бережливо
Трудился в парке человек.
Усадьбу львы-грифоны сторожили,
С подножия хотящие взлететь.
Цвет кварца у запруды подчеркнули
Следы полозьев. И хотелось петь,
Как оперной певице в акведуке.
Навстречу нам Саврасушка заржал.
К его я шее протянула руки.
А он в ответ поклоны отдавал.
И мне перекреститься захотелось
На храм и на икону у дверей.
И песня вдруг в душе запелась
Про девушку одну, что нет милей
Той простоты, что в красном сарафане,
Улыбки заколдована в красе,
Чтоб босиком исчезнуть в ней в тумане
И искупаться летом на росе.
11.02.14.
Небесное противостояние
Я думала, как много было
В день дат, рождений и чудес,
Как имена, что и кадило
Не закадит цепей подвес.
Какой же рок всех их упомнит,
Священник думает о том.
Скорей с той скоростью тутовник
Не вырос – уложился том.
Чтоб скорость света смог измерить
Писатель на страницах тех.
Светило скрыло из материй
Ума безудержность утех.
И я отправилась вдыхать
В саду новейший порт идей.
Багаж держу – дано что знать
Для понимания людей.
Худой какой-то негритосик
Молился странно на Луну.
Встал на колени, как вопросик,
Попав в неведому страну.
Он обернулся, дернул пальцем,
Повел так резко он плечом,
Смеясь, что бабушек от пяльцев
Не оторвешь и с калачом.
В бараний рог, молясь, согнулись.
Вот шляпу черную свою,
Чтоб люди только б не согнулись,
Негр подложил здесь под Луну.
Дорогу женщинам оставив,
Мужчинам – чистый тротуар,
Он провидением управил,
В ладонях грея свой пиар.
И будто черной сковородкой
На небо тучи вдруг легли.
Луну и Солнце загородкой
Понятий, смыслов раздели.
За мной те тучи полетели
И завязали по рукам.
Я долго ехала в туннеле
И прижималась я к углам
Сидений, стен и рукояток,
