Сергей Юрасов - Василий Теркин после войны

— Дельный, что и говорить,
Был тот предок самый,
Что придумал суп варить
Да еще с грибами.

Суп во-первых, во-вторых
Гречневую кашу.
Нет, тот предок был старик,
Видно, русским, нашим.

По полям пополз туман,
И в ночной прохладе
Полевой колхозный стан
Спать ложиться ладил.

Привалясь на тяжкий сноп,
Не щадя махорки,
Чтоб комар не жалил лоб, —
Вел беседу Тёркин:

— Вам, ребята, с серединки
Начинать, а я скажу:
Я не первые ботинки
В этой жизни без починки
Износил и всё хожу.

Подавай скорей заявки,
Всё равно от мошкары
Не уснуть… Возьмем козявки
Или эти комары.

Это ведь хитрее пули:
Не дают, хоть лопни, спать,
Жалят, чтоб не отдохнули,
Чтоб уборки срок сорвать.

Расчесал, а утром — ранки,
А к обеду — разнесло!
Не иначе, братцы, янки
Это выдумали зло.

Комара еще пристукнешь,
Иль залезешь под снопы.
Ну, а дома? — В хату вступишь,
А со всех сторон клопы!

Мухи жалят днем, нет спасу,
Тараканы, блохи, вошь!
Ведь в Америке заразы
Этой столько не найдешь.

Это как понять? Смотрите,
То не муха, то не клоп,
Это агент Уолл-Стрита
Загоняет, братцы, в гроб!

Не читали в «Правде» разве,
Что в Америке пятьсот
Фабрик выстроили разных
И еще гигант-завод?

Сто по выделке мушиной,
Сто по выделке блошиной,
Триста делают клопов,
Тараканов, комаров,
А завод еще скорей
Заготавливает вшей.

И всё выделки машинной,
Заграничной, на все сто!
Если «Правда», то чин-чином
Разузнали как и что.

Хохот катится по стану:
— Ну, и Тёркин!
— Врёт, как ест!
— Я причем здесь? Врать не стану:
«Правда» пишет — вот те крест.

— Там напишут, только слушай…
— Вот бумага не трава —
Для махорки нету лучшей…
— Ай да Тёркин! Оторвал!

Хорошо в степи, не тесно,
Все свои, на всё наплюй.
— А кому из вас известно,
Что такое сабантуй?

— Сабантуй — какой-то праздник?
Или что там — сабантуй?
— Сабантуй бывает разный,
А не знаешь — не толкуй.

Вот когда берут корову,
Лошадь, землю и когда
Начинаешь в хлеб полову
Досыпать, то не беда:
Жив остался — не бунтуй,
Это малый сабантуй.

Привыкай, забудь о грусти,
Раз колхозник — в ус не дуй,
Хуже, брат, когда припустит
Укрупненный сабантуй.

Тот проймет тебя поглубже, —
Укрупнен, но не бунтуй,
Потому, пойми, голубчик,
Это средний сабантуй.

Сабантуй — тебе наука,
Привыкай, терпи, лютуй,
Но совсем иная штука
Это — главный сабантуй.

Тёркин смолкнул на минутку,
Чтоб прочистить мундштучок,
Словно исподволь кому-то
Подмигнул: держись, браток…

— Раз проснешься ты во мраке,
Глянул — в пот тебя и дрожь:
Вышки, проволка, бараки —
Лагерь!

— Ну, брат, это врешь…
— Ас чего мне врать? Мне враки
Не к лицу, и не толкуй…
Лагерь, проволка, бараки,
А порядок, как в полку!

День — с «подъема» по команде,
Строем к завтраку, потом
Строем в поле по-бригадно,
И в работе и во всём.

Если что не так ты сделал,
Отлучился или воз
Завернул к куме за делом —
Сразу суд и в штраф-колхоз.

Если ты женат и надо
Срочно жинку повидать,
То и тут нужна команда,
А команду долго ждать.

Сабантуй тот главный, словом,
Весь в команде — сверху вниз,
Он другим зовется словом,
Иностранным: коммунизм.

Повторить согласен снова:
Что не знаешь — не толкуй,
Сабантуй — одно лишь слово —
Сабантуй, но сабантуй
Может так тебя ударить —
Срежет начисто башку.
Вот у нас один был парень…
Дайте, что ли, табачку…

Ночь глуха, костер дымится,
Приумолкли у костра.
— Что ж, братва, давай стелиться…
— Хватит страхов, спать пора…

И к снопу припав лицом,
На пригретом взгорке,
Не горюя ни о чём,
Лег Василий Тёркин.

И приник к земле родной,
Одолен истомой,
И лежит он, мой герой,
Спит себе, как дома.

Спит, забыв о трудном лете,
Сон, забота, не бунтуй,
Может завтра на рассвете
Будет новый сабантуй.

Зги не видно. Ночь вокруг.
Кто не спит — взгрустнется,
Только вспомнит что-то вдруг,
Вспомнит — усмехнется.

Ничего, что сон пропал,
Случай дал отраду:
— Хорошо, что он попал,
Тёркин, к нам в бригаду!

Казака донского хата
Переделана в барак,
Со строительства ребята
Разместились кое-как.

Понагнали из колхозов,
С разных мест и областей…
За лопатой от морозов
Промерзают до костей.

Чья здесь печка, чья здесь хата? —
На дрова распилен хлев,
Кто назябся — дело свято —
Тому надо обогрев.

Где казак — хозяин хаты?
Кто же нынче разберет.
Грейся, радуйся, ребята,
Сборный, смешанный народ!

Нары, грязная солома,
Задремалось, так ложись,
Жизнь советская знакома:
Жизни нет, но всё же жизнь.

Тот сидит, разувши ногу,
Приподняв, глядит на свет,
Всю прощупывает строго, —
Отморозил или нет?

Телогрейку сняв без страху,
Высоко задрав рубаху,
Прямо в печку хочет влезть..
— Не один ты, братец, здесь.

— Отслонитесь, хлопцы…
— Стой-ка!
— Вот те сталинская стройка!
— Будто фронт войны какой…
Воевал, а нынче строй…

— Власть народом не скупится.
— Всё же с фронтом не сравниться..
— Тот порядочек, ребятки…
— А ты думал. Вот чудак!..
— Лучше нет — чайку в достатке,
Хмель, он греет, да не так…

— Это чья же установка
Греться чаем? Вот и врешь…
— Дело знаешь, в обстановке…
— А еще кулеш хорош…

Опрокинутый истомой,
Тёркин дремлет на спине,
От беседы в стороне.
Дело ясное — не дома,
И не то, чтоб на войне.

— Пацанам и то известно:
Раз советский человек,
Значит строй! Отсюда — тесно,
Человеку нету места:
Стройка — всё: жена, невеста,
Дом родной на весь твой век.

А кого ты там оставил:
Мать, жену, семью, детей —
Это знает, братцы, Сталин, —
Стройки строй, а жить не смей.

— Что с того, что жить ты хочешь,
Что с того, что — человек?
— Власть, она сильна…
— Не очень!
— Не хватает силы рек…

— Помню — полк наш инженерный
Днепрострой рвал в сорок первом…
— Так всю жизнь: то строй, то рой,
Потом рви и снова строй.

Разговоры. Дым махорки.
Рассужденья. Мысли вслух.
— Где-то наш Василий Тёркин? —
Это слышит Тёркин вдруг.

Привстает, шурша соломой,
Что там дальше — подстеречь.
Никому он не знакомый,
А о нем как будто речь.

Но сквозь шум и гам веселый,
Что кипел вокруг огня,
Вдруг он слышит новый голос:
— Это кто там про меня?
— Про тебя?

Без оговорки
Тот опять:
— Само собой,
— Почему?
— Так я же Тёркин. —
Это слышит Тёркин мой.

Что-то странное творится,
Непонятное уму.
Повернулись тотчас лица
Молча к Тёркину. К тому.

Люди вроде оробели:
— Тёркин — лично?
— Я и есть.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Хлопцы, хлопцы, Тёркин здесь!

— Не хотите ли махорки? —
Кто-то тянет свой кисет.
И не мой, а тот уж Тёркин
Говорит:
— Махорки? Нет.

Не курю.
А мой поближе,
Отгибает воротник,
Поглядел, а он-то рыжий —
Тёркин тот, его двойник.

Если б попросту махорки
Тёркин выкурил второй,
То не встрял бы, может, Тёркин,
Промолчал бы мой герой.

Не любил людей спесивых,
И, обиду затая,
Он сказал, вздохнув лениво:
— Врешь, приятель, Тёркин я…

Смех, волненье.
— Новый Тёркин!
— Братцы, двое…
— Вот беда…
— Как дойдет их до пятерки,
Разбуди меня тогда.

— Нет, брат, шутишь, — отвечает
Тёркин тот, поджав губу, —
Тёркин — я.
— Да кто их знает, —
Не написано на лбу.

Из кармана гимнастерки
Рыжий — книжку:
— Что ж я вам…
— Точно: Тёркин.,.
— Только Тёркин
Не Василий, а Иван.

Но, уже с насмешкой глядя,
Тот ответил моему:
— Ты пойми, что рифмы ради
Можно сделать и Фому.

Тёркин будто бы растерян,
Грустно щурится в огонь.
— Я бы мог тебя проверить,
Будь бы здесь у нас гармонь.

Все кругом:
— Гармонь найдется!
У прораба есть.
— Не тронь.
— Что не тронь?
— Смотри, проснется.
— Ничего! Держи гармонь.

Только парень взял трехрядку,
Сразу видно гармонист.
Для началу, для порядку
Кинул пальцы сверху вниз.

И к мехам припав щекою,
Строг и важен, хоть не брит,
И про вечер над рекою
Завернул, завел навзрыд…
Тёркин мой махнул рукою:

— Ладно, можешь, — говорит.
— Но одно тебя, брат, губит:
Рыжесть Тёркину нейдет.
— Рыжих девки больше любят,
Отвечает Тёркин тот.

Тёркин сам уже хохочет, —
Сердцем щедрым наделен, —
И не так уже хлопочет
За себя — что Тёркин он.

Чуть обидно, да приятно,
Что такой же рядом с ним.
Непонятно, да занятно
Всем ребятам остальным.

Молвит Тёркин:
— Сделай милость,
Будь ты Тёркин насовсем.
И пускай однофамилец
Буду я…
А тот:
— Зачем?

— Кто же Тёркин?
— Ну, и лихо!
Хохот, шум, неразбериха.
Вдруг какой-то бригадир
Встал и крикнул на задир:

— Что вы тут как-будто атом
Обнаружили какой!
По приказу всем бригадам
Будет придан Тёркин свой.

Слышно всем? Порядок ясен?
И чтоб тихо у меня…
Дисциплинка…, но согласен
С бригадиром этим я.

И замечу мимоходом,
К разговору вставлю я:
Всем колхозам и заводам
Дать по Тёркину в друзья.