Эдгар По - Т. 1. Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов

В твоем я видел взоре,
К чему летел мечтой, —
Зеленый остров в море,
Ручей, алтарь святой
В плодах волшебных и цветах —
И любой цветок был мой.
Конец мечтам моим!
Мой нежный сон, милей всех снов,
Растаял ты, как дым!
Мне слышен Будущего зов:
«Вперед!» — но над Былым
Мой дух простерт, без чувств, без слов,
Подавлен, недвижим!

Вновь не зажжется надо мной
Любви моей звезда.
«Нет, никогда — нет, никогда»
(Так дюнам говорит прибой)
Не взмоет ввысь орел больной,
И ветвь, разбитая грозой,
Вовек не даст плода!

Мне сны дарят отраду,
Мечта меня влечет
К пленительному взгляду,
В эфирный хоровод,
Где вечно льет прохладу
Плеск италийских вод.
И я живу, тот час кляня,
Когда прибой бурливый
Тебя отторгнул от меня
Для ласки нечестивой —
Из края, где, главу клоня,
Дрожат и плачут ивы.

В тебе обрел все то я,
К чему стремиться мог:
Храм, ключ с водой живою,
Зеленый островок,
Где только моим был каждый
Чудесный плод и цветок.

Свет жизни, ты угас!
Надежда, словно сладкий сон,
Лишь миг ласкает нас.
«Вперед!» — гремит глагол времен,
Но глух мой дух сейчас:
От призраков былого он
Отвесть не может глаз.

Густою мглой годов
Мой путь заволокло.
«Прошло! Прошло! Прошло!» —
Шуршит прибой о край песков.
Коль бурей дуб смело,
Ему не встать; не взмоет вновь
Орел, сломав крыло.

Все дни тобою полны,
А ночью мчат мечты
Меня в тот край безмолвный,
Где в легкой пляске ты
К реке, чьи вечны волны,
Нисходишь с высоты.

В полдень и полночь, сквозь тьму и мглу,
Мария, прими от меня хвалу.
В горе и счастье жизни земной,
О Богоматерь, пребудь со мной.
Когда моя жизнь текла без забот
И ясен, и светел был небосвод,
От лености и суеты людской
Спасала ты мне душу своей рукой.
Теперь, когда бури грозная тень
Мрачит мой былой и нынешний день,
Даруй мне свет для грядущих дней,
Даруй надежду рукой своей.

Так ночь тиха, так сладок сон,
Что даже струн нескромен звон —
Он нарушает тишину,
Весь мир склонившую ко сну.
На моря жемчуг и опал
Элизиума блеск упал;
Спят звезды, только семь Плеяд,
Ни в небе, ни в волнах не спят;
Пленительный Эндимион
В любви, любуясь, отражен.
Покой и мрак в лесах и долах,
Спят горы в тихих ореолах.
Едва блеснул последний сполох, —
Земля и звезды забытья
Возжаждали, как жажду я
Тебя, любви твоей невинной
И состраданья, Аделина.
О! Слушай, вслушайся, услышь:
Не так нежна ночная тишь,
Как эти нежные слова,
Что лаской сна сочтешь сперва.
И вот, пока я не дерзну
Задеть призывную струну,
Сердца и думы воедино
Пребудут слитны, Аделина.

О, символ Рима Древнего! Гробница
Высоких дум, веками пышной мощи
Оставленная времени во власть!
Вот наконец и я, усталый странник,
Я, столько дней влекомый жгучей жаждой
Весны стремленья человека к знанью,
Таящейся в тебе, — я, пред тобой
Склонив колени, всей душой впиваю
Твой мрак, твое величие и славу.

Громада мертвая, веков минувших память!
Молчанье, запустение и ночь!..
Я чувствую вас, чувствую вас, чары!..
Пред вами блекнет все, что в Гефсиманских
Садах изведал Иудейский Царь,
Все тайны, что умела извлекать
Из сочетаний тихих звезд Халдея!

Где пал герой, теперь колонна пала;
Где гордо реял золотой орел —
Полночным стражем рыщет нетопырь;
Не кудри знатных дам тревожит ветер —
Чертополох колышет и тростник;
Здесь, где на троне золотом небрежно
Покоился скучающий монарх, —
Лишь ящерица призраком бесшумным
Скользит при свете молодой луны.
Но погоди! Ужели эти стены,
Аркады, перевитые плющом,
Колонн печальных почерневший ряд,
Разбитый фриз, неясные карнизы
И камни серые — ужели это всё,
Что нам всеразъедающее время
Оставило на суд, — судьбе и мне?

«Не всё! — со всех сторон несет мне эхо. —
Пророческий немолчный громкий зов
Всегда звучит от нас навстречу мудрым,
Как солнцу песня Мемнона звучит.
Мы правим самовластно и державно
Умом и сердцем всех великих духом.
Нет, не бессильны мы, немые камни:
Не вся исчезла наша мощь и сила,
Не все величье нашей древней славы,
Не все волшебство, что таится в нас,
Не все виденья, тайны и преданья,
Не все воспоминанья, что покрыли
Нас цепким и незримым одеяньем,
Овеивая более чем славой».

О, символ Рима! Гордое наследство,
Оставленное времени и мне
Столетиями пышных властолюбцев!
О, наконец-то, наконец я здесь!
Усталый странник, жаждавший припасть
К истоку мудрости веков минувших,
Смиренно я колени преклоняю
Среди твоих теней и жадно пью
Твой мрак, твое величие и славу.

Громада. Тень веков. Глухая память.
Безмолвие. Опустошенье. Ночь.
Я вижу эту мощь, перед которой
Все отступает: волшебство халдеев,
Добытое у неподвижных звезд,
И то, чему учил Царь Иудейский,
Когда вошел он в Гефсиманский сад.

Где падали герои — там теперь
Подрубленные временем колонны,
Где золотой орел сверкал кичливо —
Кружит в ночном дозоре нетопырь.

Где ветер трогал волосы матрон —
Теперь шумят кусты чертополоха,
Где, развалясь на троне золотом,
Сидел монарх — теперь по серым плитам
В холодном молчаливом лунном свете
Лишь ящерица быстрая скользит.

Так эти стены, выветренный цоколь,
Заросшие глухим плющом аркады
И эти почерневшие колонны,
Искрошенные фризы — эти камни,
Седые камни — это все, что Время,
Грызя обломки громкой, грозной славы,
Оставило судьбе и мне? А больше
И не осталось ничего? — Осталось!!!

Осталось!!! — эхо близкое гудит.
Несется вещий голос, гулкий голос
Из глубины руины к посвященным…
(Так стон Мемнона достигает солнца!)
«Мы властвуем над сердцем и умом
Властителей и гениев земли!
Мы не бессильные слепые камни:
Осталась наша власть, осталась слава,
Осталась долгая молва в веках,
Осталось удивленье поколений,
Остались тайны в толще стен безмолвных,
Остались громкие воспоминанья,
Нас облачившие волшебной тогой,
Которая великолепней славы!»

О, Древний Рим! Огромный саркофаг,
Где Время погребло былую славу!
Здесь наконец, пройдя столь тяжкий путь,
Я утолю безудержную жажду
В твоих глубоких недрах, наконец
Я, сир и мал, колени преклоняю
Перед тобой, впивая всей душой
Могущество твое, и мрак, и славу!

Пространство! Время! Память о былом!
Глухая ночь! Отчаянье! Молчанье!
Теперь я знаю эту власть заклятий —
Я знаю, что они призывней гласа,
Которому внимать пришел однажды
Царь Иудейский в Гефсиманский сад!
Теперь я понимаю — эти чары
Сильнее тех, которые когда-то
Умкнули одержимые халдеи
На землю смертных у спокойных звезд!

Здесь, где воитель пал, — колонн обломки,
Здесь, где блестел орел, — полночный сумрак
Нетопыри ревниво стерегут,
Здесь, где когда-то на ветру веселом
Красавиц римских волосы вились, —
Чертополох качается тоскливо,
Здесь, где сидел разнеженный владыка
Весь в золоте, — теперь на мрамор плит
Свой свет усталый льет рогатый месяц,
И ящерица быстро и беззвучно
Мелькает словно призрачная тень.

Постойте! Неужели эти стены,
Поросшие плющом немые своды
И испещренный трещинами фриз, —
Ужели все, что долгие столетья
Хранило славу, Время уничтожит
И тем докажет власть слепой судьбы?

«Не все, — мне отвечает Эхо, — нет!
Извечно громовые прорицанья
Мы будем исторгать для слуха смертных,
Как трещины Мемнона источают
Мелодию, приветствуя Зарю!
Мы властны над сердцами исполинов,
Над разумом гигантов властны мы!
Еще храним мы нашу мощь и славу,
Еще мы наши таинства храним,
Еще мы вызываем удивленье,
Еще воспоминания о прошлом
Парчой нетленной ниспадают с нас
И неземная слава полнит сердце!»