Антон Дельвиг - Полное собрание стихотворений

Дорида, Дорида! любовью все дышит,
Все пьет наслажденье притекшею весной:
Чуть з’ефир, струяся, березу колышет,
И с берега лебедь понесся волной
К зовущей подруге на остров пустынный,
Над розой трепещет златой мотылек,
И в гулкой долине любовью невинной
Протяжно вздыхает пастуший рожок
Лишь ты, о Дорида, улыбкой надменной
Мне платишь за слезы и муки любви!
Вглядись в мою бледность, в мой взор помраченный:
По ним ты узнаешь, как в юной крови
Свирепая ревность томит и сжигает!
Не внемлет… и в плясках, смеясь надо мной,
Назло мне красою подруг затемняет
И узников гордо ведет за собой.

Здравия полный фиал Игея сокрыла в тумане,
Резвый Эрот и хариты с тоскою бегут от тебя:
Бледная тихо болезнью на ложе твое наклонилась,
Сон сменяется стоном, моленьем друзей тишина.

Тщетно ты слабую длань к богине младой простираешь,
Тщетно — не внемлет Игея, молчит, свой целительный взор
Облаком мрачным затмила, и Скорбь на тебя изливает
С колкой улыбкою злобы болезни и скуки сосуд.

Юноша! что не сзовешь веселий и острого Мома?
С ними Эрот и хариты к тебе возвратятся толпой,
Лирой, звенящею радость, отгонят болезни и скуку
И опрокинут со смехом целебный фиал на тебя.

Дружба даст помощи руку, Вакх оживит твои силы,
Лила невольно промолвится, скажет, краснея, «люблю»,
С трепетом тайным к тебе прижимаясь невинною грудью,
И поцелуй увенчает блаженное время любви.

Кто, как лебедь цветущей Авзонии,
Осененный и миртом и лаврами,
Майской ночью при хоре порхающих,
В сладких грезах отвился от матери, -

Тот в советах не мудрствует, на стены
Побежденных знамена не вешает,
Столб кормами судов неприятельских
Он не красит пред храмом Ареевым,

Флот, с несчетным богатством Америки,
С тяжким золотом, купленным кровию,
Не взмущает двукраты экватора
Для него кораблями бегущими.

Но с младенчества он обучается
Воспевать красоты поднебесные,
И ланиты его от приветствия
Удивленной толпы горят пламенем.

И Паллада туманное облако
Рассевает от взоров, — и в юности
Он уж видит священную истину
И порок, исподлобья взирающий!

Пушкин! Он и в лесах не укроется,
Лира выдаст его громким пением,
И от смертных восхитит бессмертного
Аполлон на Олимп торжествующий.

Либер, Либер! я шатаюсь,
Все вертится предо мной,
Дай мне руку — и с землей
Я надолго распрощаюсь!

Милый бог, подай бокал,
Не пустой и не с водою, -
Нет, с той влагой золотою,
Чем я горе запивал!

Зол Амур, клянусь богами!
Зол, я сам то испытал:
Святотатец, разбавлял
Он вино мое слезами!

Говорят: проказник сам -
Лишь вино в бокал польется -
Присмиреет, засмеется
И хорош бывает к нам!

Так пои его ты вечно
Соком радостным твоим,
Царствуй, царствуй в дружбе с ним,
Возврати нам мир сердечный!

Как в то время я напьюсь,
В честь твою, о краснощекой!
Как я весело с жестокой,
Как я сладко обнимусь!

Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
Их персты по лирам не движутся, голос в устах исчезает!
Амура забыли печальные, с цепью цветочною скрылся
Он в диком кустарнике, слезы катятся по длинным ресницам,
Забросил он лук и в молчаньи стрелу об колено ломает;
Мохнатой ногой растоптал свиристель семиствольную бог Пан.
Венч’ан осок’ою ручей убежал из повергнутой урны,
Где Бахус на тигре, с толпою вакханок и древним Силеном,
Иссечен на мраморе — тина льется из мраморной урны, -
И на руку нимфа склонясь печально плескает струею!

Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин, нет уж великого! музы над прахом рыдают!
Веселье в Олимпе, Вулкан хромоногий подносит бессмертным
Амврозию, нектар подносит Зевсов прелестный любимец.
И каждый бессмертный вкушает с амврозией сладостный нектар,
И, отворотясь, улыбается Марсу Венера. И вижу
В восторге я вас, полубоги России. Шумящей толпою,
На копья склонясь, ожиданье на челах, в безмолвьи стоите.
И вот повернул седовласый Хрон часы, вот пресекли
Суровые парки священную нить — и восхитил к Олимпу
Святого певца Аполлон при сладостной песне бессмертных:
«Державин, Державин! хвала возвышенным поэтам! восстаньте,
Бессмертные, угостите бессмертного; юная Геба,
Омой его очи водою кастальскою! вы, о хариты,
Кружитесь, пляшите под лиру Державина! Долго не зрели
Небесные утешенья земли и Олимпа, святого пиита».
И Пиндар узнал себе равного, Флакк — философа — брата
И Анакреон нацедил ему в кубок пылающий нектар.
Веселье в Олимпе! Державин поет героев России.

Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают.
Вот прах вещуна, вот лира висит на ветвях кипариса,
При самом рожденьи певец получил ее в дар от Эрмия.
Сам Эрмий уперся ногой натянуть на круг черепахи
Гремящие струны — и только в часы небесных восторгов
Державин дерзал рассыпать по ней окрыленные персты.
Кто ж ныне посмеет владеть его громкою лирой? Кто, Пушкин?!
Кто пламенный, избранный Зевсом еще в колыбели, счастливец,
В порыве прекрасной души ее свежим венком увенчает?
Молися каменам! и я за другого молю вас, камены!
Любите младого певца, охраняйте невинное сердце,
Зажгите возвышенный ум, окрыляйте юные персты!
Но и в старости грустной пускай он на лире,
Гремящей сперва, ударяя — уснет исчезающим звоном!

Все изменилось, Платон, под скипетром старого Хрона:
Нет просвященных Афин, Спарты следов не найдешь,
Боги покинули греков, греки забыли свободу,
И униженный раб топчет могилу твою!

Шесть лет промчались, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!

О матерь! Вняли мы признанью,
Кипит в груди младая кровь!
Длань крепко съединилась с дланью,
Связала их к тебе любовь.

Мы дали клятву: все родимой,
Все без раздела — кровь и труд.
Готовы в бой неколебимо,
Неколебимо — правды в суд.

Шесть лет промчались, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!

Тебе, наш царь, благодаренье!
Ты сам нас юных съединил
И в сем святом уединеньи
На службу музам посвятил!

Прими ж теперь не тех веселых,
Беспечной радости друзей,
Но в сердце чистых, в правде смелых,
Достойных благости твоей.

Шесть лет промчались, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!