Леонид Филатов - Игра в «замри»
Есть города почтеннее Каира,
Но мне хотелось именно в Каир.
Ревниво сознавая мой престиж,
Друзья меня заранее корили:
«Мечети – вот что главное в Каире!
Забудешь… не успеешь… проглядишь…»
Не думая о сроках и делах,
Я размышлял о том, как на рассвете
Увижу знаменитые мечети
В надвинутых на брови куполах.
Судьба меня и впрямь не подвела.
Я чувствовал себя в ночном Каире,
Как вор в давно изученной квартире,
Я знал, где город прячет купола.
Вчерашняя ребяческая блажь
Сегодня обернулась делом чести.
И вот передо мной взошли мечети,
Неясные, как утренний мираж.
Они стояли в несколько рядов —
Точь-в-точь отряд дозора на развилке.
А как, должно быть, взмокли их затылки
Под шлемами тяжелых куполов!..
Окрестный воздух горек был и сух,
В нем пыль былых веков еще витала,
И возгласы умершего металла
Нет-нет да вдруг покалывали слух.
Я отдал дань минувшим временам.
Потрогал пыль. Взгрустнул о средней школе…
Но мой унылый взгляд помимо воли
Уже давно косил по сторонам.
Меж тем над переулком плыл рассвет,
И я, дыханьем города овеян,
Внимал возне разбуженных кофеен
И слушал аппетитный хруст газет.
Каир – как антикварный магазин,
Он удивлял меня ежеминутно.
Здесь было все. Чадра и мини-юбка.
Стекло и глина. Мускус и бензин.
Здесь двигались верблюды и авто
В одной и той же уличной орбите.
Здесь бронзовые серьги Нефертити
Соперничали с клипсами Бардо.
Здесь дервиши в засаленном белье,
Желая разгадать «гримасы жизни»,
Опасливо натягивали джинсы
В примерочных кабинах ателье.
Здесь вечером и утром – до зари —
Озябший тенор сонного имама
Тревожил мир из звездного тумана,
Как позывные спутника Земли.
И дальними огнями осиян,
Взрывая тьму, разгневан и напорист,
Как джиннами набитый скорый поезд,
Здесь грохотал незримый Асуан.
Каир! О, передать ли мой восторг
От этого потока – нет, потопа! —
Где сыпала жаргонами Европа
И грамотно витийствовал Восток!..
Зажав «путеводитель» в рукаве,
Я плыл, влекомый уличной волною,
Покамест не возник передо мною
Прохладный грот случайного кафе.
Гостеприимный тот полуподвал
Располагал клиентами в излишке,
Но сладкую минуту передышки
Он мне великодушно даровал.
Я вспомнил благодатнейшую тишь
Измученных авралами редакций,
Глаза друзей и их упрек ребячий:
«Забудешь… не успеешь, проглядишь!..»
Друзья мои, скажите, как мне быть?
Я перед вами до сих пор в ответе.
Я повидал все лучшие мечети
И все-таки посмел о них забыть.
У древних был вполне пристойный мир,
Но лучше мы оставим их в покое.
Я покажу вам кое-что другое,
Я вам открою нынешний Каир.
Дай срок – я перед вами разложу
С полдюжины своих карманных книжек,
Пером же незакованный излишек
Я – так и быть! – вам устно доскажу.
И если слов моих порвется нить,
Натянутая в спешке до отказа,
То я себе – для связности рассказа —
Позволю кое-что присочинить.
Ну можно ль быть педантом до конца,
Описывая прелести Каира?
О, этот город с обликом факира,
Душой поэта, хваткой кузнеца!
Забывшись, вдохновенный ротозей,
Я сам поддался смачному рассказу,
И потому, наверное, не сразу
Замечу маету в глазах друзей.
И кто-то из писательской родни —
Поэты непосредственны, как дети! —
Вдруг спросит: «Ну а были ли мечети?»
…Ах да, мечети!.. Были и они.
1968
Песня крестьянина
Базарная площадь от пыли бела.
Дорожная сумка. Кувшин. Пиала.
Хихикает кто-то.
Какая забота
Тебя, оборванца, сюда привела?
В заветном кувшине я прячу ответ:
Крестьянский шербет – избавленье от бед.
У нас без шербета —
И лето не лето.
Вы знаете это. Купите шербет.
Следы моих ног пропадают вдали.
Мой посох не стерт и одежда в пыли.
Попробуйте, право.
Шербет – не отрава,
В нем – чистые соки родимой земли.
Завистник, не сетуй, что жизнь не мила.
Гляди, как сияет моя пиала!
Долгов не убудет.
Ума не прибудет,
Но хуже не будет – была не была!
И ты, неудачник, не стой в стороне:
Упавший с коня – у толпы не в цене.
Глоток этой влаги,
Немного отваги —
И недруг в овраге, а ты – на коне!..
Доносчик, не кутай лицо в воротник.
Напиток мой честен, как горный родник.
Награды не надо,
Одна мне отрада —
Очистить от яда твой подлый язык.
И ты не побрезгуй шербетом, поэт.
Его приготовил мой знающий дед.
Пройди хоть полсвета —
Не сыщешь ответа,
Что может быть слаще, чем этот шербет.
…Лукавый поэт не спешит подойти,
Стоит и бородку сминает в горсти:
Шербет, мол, для пуза —
Большая обуза,
А путь мой неблизок, так ты уж прости…
Но, как виноградинка, ярок и желт
Насмешливый глаз его – чуточку лжет.
Признайся, бездельник:
Ты просто без денег,
Так выпей задаром, а долг подождет.
И дай-то, Аллах, чтоб твое ремесло
Хоть к старости денег тебе принесло.
Пусть счастье не в этом —
Но жаль, что поэтам
В таком пустяке никогда не везло.
Ты снова уходишь бродяжить, поэт?..
Я тоже пошел бы, да времени нет.
Я нынешним летом
Торгую шербетом.
Счастливо, приятель!
Купите шербет!
1968
Казнь Насими (из поэмы)
С приходом рассвета
Тревожно и глухо
Гремит барабан,
И утренний город
В сиреневой дымке
Угрюмо торжествен…
Греми, барабан!
Собирай стариков,
Малолетних и женщин!
Греми, барабан!
Поднимай из постелей
Своих горожан!
И вот я всхожу
На высокий и звонкий
Дубовый помост,
Пропахший насквозь
Золотистой смолой
И древесною стружкой.
И внутренний голос
Невнятно и хрипло
Мне шепчет: «Послушай!
Довольно упрямства!..
Покуда не поздно!..
Потом не помочь!..»
Палач улыбается.
Ровные зубы.
Лицо без морщин.
Ребячий пушок
Покрывает его
Мускулистые икры…
Он счастлив, как мальчик,
Который допущен
Во взрослые игры,
Не зная их смысла,
Не зная последствий,
Не зная причин.
Толпа негодует.
Толпа в нетерпеньи.
Толпа голодна —
Неужто шайтан
Не проронит слезы
Перед близкой расплатой?
Испуганным зайцем
Взметнулся и замер
В толпе соглядатай,
И в море голов
Появилась и скрылась
Его голова…
Отречься от солнца,
От книг и друзей
И от давешних слов —
И завтра с рассветом
Кого-то другого
Казнят на помосте…
Опомнись, покуда
Вгоняют в ладони
Горячие гвозди
И струйкой минут
Истекает воронка
Песочных часов!..
И вспомнится дом,
И колодезный скрип,
И пальба петухов,
И – как виноградинка
В желтой пыли —
Смуглозадый детеныш…
В ту давнюю пору
Я был беспечален,
Лукав и дотошен,
И – самое главное! —
Чист от долгов
И далек от стихов…
Малыш! Ты покамест
Не знаешь своих
Обязательств и прав,
И взрослая жизнь
Не вмещается в рамки
Ребячьих законов:
Ты встретишь врагов,
Что сильней и страшней
Многоглавых драконов,
С которыми ты
Без труда расправлялся
На сказочной Каф…
…И вспомнится юность,
Такая вчерашняя…
О, неужель
Мне больше не плакать
От той безотчетной
И ласковой грусти,
Как в полночь, когда
Предо мною взошли
Изумленные груди, —
Светло и бесшумно,
Как в звездных озерах
Всплывает форель!..
Любимая спит,
Утомленная праздником
Нашей любви…
Светлеет восток…
Голосят петухи…
Оживают селенья…
И я, опасаясь
Чуть слышным касаньем
Спугнуть сновиденья,
Целую святые,
Прохладные, чистые
Губы твои!..
Тебе ль огорчаться?
Ты прожил счастливую
Жизнь, Насими, —
Ты знал и любовь,
И ночные костры,
И прекрасные строки!
…Как в солнечном яблоке
Бродят густые
Осенние соки —
Так бродят во мне
Сокровенные боли
Родимой земли!
Держись, Насими,
Ни слезинки, ни крика,
Ни вздоха, – держись!
Пусть память – как книга
Шуршит на ветру
За страницей страница…
Палач не позволит —
Одна за другой —
Им опять повториться,
И надо успеть
Пролистать до конца
Эту славную жизнь…
Пусть жизнь Насими
Продолжается в этих
Звенящих стихах!..
Еще не однажды
На этой планете
С приходом рассвета
Сверкать топорам,
Воздвигаться помостам
И толпам стихать
При виде последнего
Всхлипа артерий
На шее Поэта!..
Поэты уходят
От теплых домов,
От детей, от семьи…
Поэты уходят,
Послушные вечному
Зову дороги…
Но смерть им всегда
Одинаково рано
Подводит итоги:
Три полных десятка,
Четвертый – враги
Оборвут на семи…
В поэтоубийстве
Решает суровая
Точность часов —
Из тысячи пуль
Повезет хоть одной,
Но узнать бы – которой?.
О череп Поэта,
Он весь – в чертежах
