Дилан Томас - Собрание стихотворений 1934-1953
Струя хлестнула из того шипа,
Что принял ненадолго вид серпа
(Так ветер адский хлещет гладь морскую!).
И ввысь пробившись, этот стебель странно
Расцвел как роза, как шиповник нежный –
Под парусом скользнула Афродита,
Взорвавшись солнечным протуберанцем!
Там посох Аарона расцветал
Моей бедой.
Курок взведён, прострелен лист
Бутоном из свинца.
И этот, прежде свернутый в личинку
На посохе, – не он ли засверкал
Той розой, брошенной, чтоб отменить чуму?
Он – как труба, рожок или шофар,
Не тот ли головастик
Лягушкой стал?
А та, лежащая одной главой
«Книги Исхода», – та, цветок лилейный
И яростно мужской, печатью на кольце...
Она тянула и тянула нити
Наследственности, веры и прощения,
Трубящих звук священного сонета,
Сквозь дни,
Сквозь мир и плодный, и бесплодный
За розою ветров.
Но кто она? Людское море цвета крови
Вдруг наползает, выгоняя от нее
Отца из лагеря царей – долой.
Да, неминуемы наследственные клетки
В щенках! Протяжный голос вод
Готовую им форму придает.
Вот какова она: могильный строгий камень –
Кулак размером в целую деревню,
Любовью сжатый встанет перед тьмой.
А ночь близка. Азотные монады,
Кислотные подобия времен
Хватаются за мать,
Я говорю ей: до того как бросит
Ее в огонь тот солнечный петух,
Пускай она вдохнет сквозь плоть и семя так,
Чтоб притянуть к себе своих же мертвых
Цыганскими серьезными глазами.
Они ладонь ее прощально перекрестят
И медленно сомкнут ее кулак.
34. КОГДА ЖЕ ТОТ КТО СЛУЖИТ СОЛНЦУ
Когда же тот кто служит солнцу
(Сэр Завтра знает срок)
Загадку времени сумеет разрешить?
Когда туман, глодая кость как пес,
Вдруг вострубит тромбоном ,
Чтоб строки-кости мясом обрастить,
Сняв с полок их, одеть в одежды плоти
Так, чтоб яйцо и то стояло прямо?
Сэр Завтра губкой проведет по ране,
А рана всё запомнит,
Чтоб акушерка будущих гигантов
Над тазиком, куда прольются строки,
Им помогла родиться.
Ну а раны
Зашьют ручейной ниткою туманы!
Сэр Завтра говорит вам, господа,
Что человек его – пока что странный,
Но завтрашний – растет. И есть еда.
Нужны все нервы, чтоб служил он солнцу
По ритуалу света.
Длинный камень этот
Я вопрошаю, медленно свивая
В кольцо, в петлю простое полотенце,
Чтоб землю уловить; и камень-мышка
Пищит – растет зубастый человек,
И мелкие зародыши стихов
Растут с ним вместе. Господи, долезть бы!
Сэр Завтра ставит тут печать –
Два водяных следа
Оставят на полу покрытом семенем две лапы,
А он поднимет лампу,
Мой главный смысл петлей из полотенца
Взовьет до облаков:
Вот так и учатся ходить младенцы.
А ноги их длинней деревьев.
Сам сэр Внутрей (И мистер он и мастер!)
Заплачет. А глаза определенно
Похожи на отверстия рождений:
Весь нежный ад, глухой как ухо часа,
Весь мир
Взорвется голосом тромбона!
35. ИЗ БАШНИ СЛЫШУ Я
Из башни слышу я:
Скребутся пальцы в дверь.
В оконце вижу я:
Руки лежат на замках…
Так отпереть засов,
Или – одиноким до самой смерти,
Чтобы чужой взгляд?...
Руки, что вы несёте мне?
Яд или виноград?
Вот это – остров мой,
Где море – плоть моя,
Где берег – кость моя,
Где не слышна земля,
Где не понять холмов,
И где ни птичий свист,
Ни даже всплески рыб
Не тронут мой покой.
На острове моем
Ветра быстрей огня.
Я вижу из окна,
Как в бухте корабли
Бросают якоря.
Что ж, с ветром в волосах
К тем кораблям бежать,
Или – до самой смерти?
И не встречать моряка?
Корабли, ну что вы несете?
Яд или виноград?
Скребутся пальцы в дверь,
И в бухте – корабли,
И дождь бьет по песку…
Впустить ли чужака?
Встречать ли моряка?
Или – до самой смерти?..
Вы, руки чужака,
Вы, трюмы кораблей,
Что вы несете мне –
Яд или виноград?
36. УСИЛИТЬ СВЕТ!
Способствуй солнцу, но – луну не закрывай,
Болванку для людотворенья, и давай
Побережем двенадцать истинных ветров,
Что жизни суть и мозг ее нам открывают.
Тьмой властвуй, не служа мозгам снеговиков,
Тех, что Полярную звезду творят:
Из хлопьев воздуха – сосулек мертвый ряд...
Бормочешь о весне? Смотри, не раздави
Яиц, в которых дозревают петушки,
Не заколачивай как двери времена,
У каждого из них – особый, свой наряд,
Четырехплодно всё – хоть осень, хоть весна,
У красноглазых рощ ты, фермер, семена
Посей! И на морозе связи всех времен горят!
Так будь отцом, творцом хоть землям Вельзевула,
Но не пускай ростков из семени ночей,
Из мудрости совы: власть гоблинов минула!
Построй ограду ребер для земли своей,
От голосов людских до ангельского хора
Во всё примешан глас поющих облаков,
Пусть из глубин души звучит и мандрагора!
Ты сущность женская, вертись кольцом морей,
И не грусти, когда я всей душой моей
Прочь от земных любовниц – к воле в тех морях:
Любовь дрейфует на пиратских кораблях,
Средь лукострельных птиц играя телом голым,
Пусть постоянства нет, – оно мешает мне,
Взлетая и крича, быть петушком веселым!
О Ты, кто дал морям их вечный цвет и вид,
Чья длань моих собратьев глиняных творит,
Создав ковчег небес, свой образ и подобье,
Ты поселил в нем их несчетных при потопе,
Прославлен картами неведомых земель,
Мир сделай из меня, – ведь я же создал твой
Из человечьего веселого подобья!
37. РУКА ПОДПИСАЛА БУМАЖКУ
Рука подписала бумажку – и город сдан.
Пять властных пальцев даже воздух обложили налогом,
Удвоили количество трупов, разорвали страну пополам,
Эти пять королей покончили с королем-полубогом.
Мощи полна рука поэта, хоть слабее слабых плечо,
Хоть судорогой сведены в известковом огне
Суставы пальцев, держащих гусиное перо,
Покончившее с убийцами,
покончившими с разговорчиками в стране!
Рука подписала договор – и страну лихорадит нервно,
И голод, и саранча, и все прочее – тут как тут,
Власть всемогущей руки над человеком безмерна:
Стоит накарябать имя – и свободу твою отберут.
Пять королей мертвых пересчитают. Но излечить не смогут
Струпьев на ранах, да и по голове не погладят.
Рука управляет жалостью, рука управляет Богом:
Рука – бесслезна.
38. ВСПЫХНЕТ ПРОЖЕКТОР
Вспыхнет прожектор –
увянет фараона священный лик,
Пойманный в восьмигранник странного света.
Запомни его, малыш, запомни за краткий миг,
Пока не исчезла таинственность эта,
Пока черты, в той, привычной им тьме,
Еще кажутся созданными из реальной плоти,
Хотя при этой вспышке, при рукотворном дне
Вянущий цвет тех губ уходит, уходит…
И вот бесконечные размотавшиеся бинты мумии
Обнажают призрачность многовекoвой кожи…
Меня учили когда-то сердцем думать,
Но дурным беспомощным поводырем
Было сердце, – да и голова тоже.
Меня учили и пульсом думать. И с ним вместе
Торопить жизнь так, чтобы всё – бегом,
Так, чтобы даже крыши ферм не стояли на месте.
И я на бегу вызов бросаю всем временам.
Я тот невозмутимый археолог, чья борода
Подставлена египетским сумасшедшим ветрaм.
Предания всех времен в мою жизнь вплелись.
И грядущим векам тоже, наверное, предстоит…
Мячик, который когда-то в парке я кинул ввысь,
До сих пор еще не вернулся, еще летит.
39. КАК МЕЧТАЛ Я УДРАТЬ
Как мечтал я удрать подальше
От непрестанных выкриков страха,
От шипенья потертой фальши,
