Александр Новиков - Симфонии двора (сборник)

Непутев я с детства был —

Колот был и резан,

Комсомольских активистов

ножичком пугал.

Ах, как девочек любил,

Коль бывал нетрезвым.

Вобщем, очень видным был,

как в глазу фингал.

Дальше было так невмочь —

Сел я очень быстро,

А когда вернусь назад —

знал один лишь бог.

И от радости всю ночь

Пели активисты,

А еще желали мне,

чтоб скорее сдох.

Ах, жизнь моя – тесьма

С черной полосой.

Лучше пусть – тюрьма,

Чем бабушка с косой.

Плакала тюрьма,

А то – смеялася.

А бабушка с косой

За мной гонялася.

Будто высучили мне

На недоброй прялке

Путь, где бродят две старухи —

страшного страшней.

И играл я, как во сне,

С ними в догонялки,

И метался, как чумной,

между двух огней.

На казенные дома

Путались названья —

Год, другой, и вот опять

в новом месте я.

Получилось, что тюрьма —

Вроде, как призванье.

Ну, а бегать от нее —

профессия моя.

На безалкогольной чайной свадьбе,

Помню, выдавали мы его.

Помню даже, как сказала сватья:

– Надо бы для горечи… того…

Очень предложением довольный —

Сразу видно, в этом деле хват —

Засветился антиалкогольный

Самый, самый трезвый в мире сват.

– Хватит полчаса для этикету!

Ничего, что пустим по одной!

Комсомольцев меж гостями нету,

Наливай, поехали, за мной!

Хватит тары-бары-растабары —

Завтра, может, свадьбы запретят!

Заливай горилку в самовары —

Пусть чаи гоняют, сколь хотят!

На безалкогольной чайной свадьбе,

Только пропустили по сто грамм,

Тесть сказал: «Покрепче засосать бы», —

Самовару зыркая на кран.

А жених Петруха айкал-ойкал,

Но как только выкрали жену,

После тестя с первым криком:

«Горько!» —

Присосался к этому крану.

И пошло, поехало, поплыло.

Хмель Петруху сразу одолел.

Бабу, что украденная была,

Он два раза с левой пожалел.

А потом, когда уже Петруха

С ней в законный брак вступать пошел,

Шурин зыркнул в скважину: «Там глухо.

Петька дело знает хорошо».

– Васька, ну-к, по клавишам огрей-ка,

Теща хочет «русского» на бис!

Кто желает, может сделать «брейка»

Иль ишшо какой-то «плюрализ».

– Васька, с браги только захворай мне,

Соображай, на свадьбе на какой!

Подымаешь, гад-то, как за здравие,

А лакаешь, как за упокой!

– Ну-ка, свекор, с выходом «цыганку»,

Вроде как и свадьбе ты не рад?

Вроде мы подсунули поганку

За твово беспутного Петра.

Ты упал бы лучше в ноги к свату:

Сколь огреб приданого – спроси!

Вишь, не вылезает из салату —

Радуется: выпил – закуси.

Самовар уже осилил свекор —

Из-за печки «с выходом» не смог.

– Это мой-то сын беспутный Петр!

Ну-ка, живо слазь с яё, сынок!

Выводи сюда ее, Петруха,

Я сейчас вас мигом разведу,

И чтоб в нашей хате ихним духом

Не запахло в нонешнем году!

Да я сейчас про все ее изъяны

Перечислю прямо по пальцам.

А ну-ка, марш отселе, обезьяны,

Походите, змеи, без кольца!

Забирайте с вашей малохольной

Из петровой спальни все, как есть!

Нам не надо – «антиалкогольной»!

Мы свою сыграем, честь по честь!

Я влюбился в эту девочку не сразу,

Потому, что был игрив не по годам.

А как понял, оторвать не в силах глаза,

Понял, не отдам,

Понял, не отдам.

Никому ее я не отдам.

Но время мечет и тасует злые карты,

И одна из них – «казенный дом – моя.

Мы сидели с ней вдвоем за школьной

партой,

А теперь – скамья.

А теперь – скамья.

Подо мной казенная скамья.

Ах, девочка, прости,

Все б в жизни отдал я

За локон твой в горсти,

Белокурая.

И холодным долгим северным сиянием

Мне светило через ночь ее окно,

Чтобы я на дальнем расстоянье

Понял, все равно,

Понял, все равно,

Я вернусь когда-то все равно.

Мы с ней так ждали белый пароходик,

Что режет море вдоль и поперек,

И он уже был к пирсу на подходе,

Когда подали черный «воронок».

Он дал гудок загадочный и зычный,

Поспешностью мне душу беленя,

И капитан с кокардой неприличной

Повез на север с ветерком меня.

А океану-морю

Легко и все равно:

Я паруса отспорю

Или пойду на дно.

А дальше под гитару и голяшку

Сбивал я годовщины-каблуки.

Мне выдали по статусу «тельняшку» —

Да больно уж полоски широки.

Положено по описи. Все точно.

Носи, мол, на здоровье – все твое.

И только вот не выдали на почте

Письмишко просоленое ее.

А океану-морю

Легко и все равно:

Я паруса отспорю

Или пойду на дно.

Хрустел я от досады кулаками.

Заламывалась шапка набекрень.

Друг друга называли земляками —

Из разных городов и деревень.

Внушал себе до тошноты, до слез я,

Что матом поминать судьбу грешно.

И ждал письма. Но почтальон не нес

мне.

А я все ждал и думал – не дошло.

А океану-морю

Легко и все равно:

Я паруса отспорю

Или пойду на дно.

Вгонял в себя узоры черной тушью,

Закалывая все, чем дорожил.

И лишь сильней любил одну и ту ж я,

И, видимо, поэтому дожил.

И в час, когда терпенье на исходе,

Когда толпа бессонниц валит с ног,

Пришло письмишко – белый

пароходик,

Что завтра в аккурат закончен срок.

Хожу я нервный и смурной —

Куда ни плюнешь – там блатной,

И каждый метит научить

и преподать.

Побольше денег нагрести.

Пошире пальцы развести.

А если что – так век свободы

не видать!

Хожу-брожу – глаза блудят.

Куда ни сунься – там хотят.

И на углу опять хватают за рукав.

А то ли мент, а то ли блядь —

Мне в темноте не разобрать.

Но денег – дать. А то – и кобра,

и удав.

И Зимний взят. И Белый взят.

А в ящик красными грозят.

И сериал. И снова нигеры поют.

Там-там, бум-бум… Бум-бум, там —

там…

Как будто я на пальме там,

И мне тоска по ядовитому копью.

Плевать на «Мерс» и на «Картье»,

Не надо шофера с портье.

Начальник Родины пусть пьет еще

сильней.

Вчера гимнаста снял с креста

И собираюсь на этап,

Чтоб в школу жизни поступить.

До лучших дней.

Вано, прочти. Ты грамотный? Не знаю.

Сходи к соседу, пусть тебе прочтет.

Скажи, сижу, на зоне срок мотаю.

Увидимся не раньше – через год.

Тюрьма – козел. Я это точно знаю.

У нас в ауле, помнишь, был ишак?

Вот здесь такой начальником канает —

Позорная ментовская душа.

Вчера ходил к дантисту дергать зубы —

Бывает все, я тоже не святой.

Мне так болел, а он, скотина грубый,

Мне вырвал почему-то золотой.

Тебе пишу – жене не выдай только.

Она, наверно, без меня устал?

Я здесь имел одну красивый телка,

Мне этот телка с потрохами сдал.

Когда прочтешь, сходи, проведай Гоги,

Чтоб думал, между прочим, головой.

А то еще ему завинтят роги

И сделают тогда нам «групповой».

Не шли сюда гашиш и даже чачу.

У мне на это аппетит прошел.

Ты замастырь мне лучше передачу —

Побольше сала – будет хорошо.

Я все пишу не ради пропаганда —

Шашлык-машлык здесь много

не найдешь.

Когда вернусь, сварю тебе баланда.

Один-два раз поешь и все поймешь.

А я сижу, не подаваю виду.

И в праздник веселюся от души.

Ты слышишь, брат, я никого не выдал.

Приедь, Вано. А лучше напиши.

Как виноград? Скажи, дорос докуда?

Сейчас, я слышал, рубят на ботву?

Вано, клянусь, в натуре, блядем буду,

Откинусь только, я им пасть порву!

Когда вернусь, поставлю вам статую.

За это будем много выпивать.

Вано, я здесь почти что не блатую.

На волю выйду – буду блатовать!

В деревне «Наш Ильич»,

Где пьют, только покличь,

Жил Ваня-тракторист —

И строен, и плечист.

На женский пол не слаб,

Да и боялся баб,

И все деньки в году

Сгорал, бля, на труду.

Ваня, Ваня,

ну чего к тебе все бабы пристают?

Ваня, Ваня,

покажи им, пусть попляшут, попоют.

И было у него

Два хоббия всего:

Одно было – гармонь.