Владимир Высоцкий - Сочинения

Все начинается со МХАТА
И размещается окрест.
Был быстр и короток когда-то
Ваш самый первый переезд.

Ах, эти годы кочевые!
И вы попали с первых лет:
В цвет ваши «Вечные живые»,
«Два цвета» тоже — в самый цвет.

Как загуляли вы, ребята, —
Шагнули в ногу, как один, —
Из Камергерского, от МХАТа,
Сначала в «Яр», потом — в «Пекин».

Ты в это вникнуть попытайся,
Театр однажды посетив:
«Пекин» вблизи, но по-китайски
Никто — во это коллектив.

Еще не ночь, еще не вечер!
Хоть есть прогал в твоих рядах, —
Иных уж нет, а те далече,
А мы — так прямо в двух шагах.

Сейчас Таганка отмечает
Десятилетний юбилей.
Хотя таких и не бывает, —
Ну, так сказать, десятилей…

Наш «Современник»! Человече!
Театр, Галя, Лелик, все!
Еще не ночь, еще не вечер,
Еще мы в яркой полосе.

Легавым быть — готов был умереть я,
Отгрохать юбилей — и на тот свет!
Но выяснилось: вовсе не рубеж десятилетье,
Не юбилей, а просто — десять лет.

И все-таки «Боржома» мне налей
За юбилей. Такие даты редки!
Ну ладно, хорошо, — не юбилей,
А, скажем, — две нормальных пятилетки.

Так с чем мы подошли к «неюбилею»?
За что мы выпьем и поговорим?
За то, что все вопросы и в «Конях», и в «Пелагее» —
Ответы на историю с «Живым».

Не пик, и не зенит, не апогей!
Но я пою от имени всех зеков —
Побольше нам «Живых» и «Пелагей»,
Ну, словом, — больше «Добрых человеков».

Нам почести особые воздали:
Вот деньги раньше срока за квартал,
В газету заглянул, а там полным-полно регалий —
Я это между строчек прочитал.

Вот только про награды не найду,
Нет сообщений про гастроль в загранке.
Сидим в определяющем году, —
Как, впрочем, и в решающем, — в Таганке.

Тюрьму сломали — мусор на помойку!
Но будет, где головку прислонить.
Затеяли на площади годков на десять стройку,
Чтоб равновесье вновь восстановить.

Ох, мы поездим! Ох, поколесим! —
В Париж мечтая, а в Челны намылясь —
И будет наш театр и кочевым,
И уличным (к чему мы и стремились).

Как хорошо, мы здесь сидим без кляпа,
И есть чем пить, жевать и речь вести.
А эти десять лет — не путь тюремного этапа:
Они — этап нелегкого пути.

Пьем за того, кто превозмог и смог,
Нас в юбилей привел, как полководец.
За пахана! Мы с ним тянули срок —
Наш первый убедительный «червонец».

Еще мы пьем за спевку, смычку, спайку
С друзьями с давних лет — с таганских нар —
За то, что на банкетах вы делили с нами пайку,
Не получив за пьесу гонорар.

Редеют наши стройные ряды
Писателей, которых уважаешь.
Но, говорят, от этого мужаешь.
За долги ваши праведны труды —
Земной поклон, Абрамов и Можаич!

От наших лиц остался профиль детский,
Но первенец не сбит, как птица влет —
Привет тебе, Андрей, Андрей Андреич Вознесенский!
И пусть второго бог тебе пошлет.

Ах, Зина, жаль не склеилась семья —
У нас там, в Сезуане, время мало.
И жаль мне, что Гертруда — мать моя,
И что не мать мне Василиса, Алла.

Ах, Ваня, Ваня Бортник! — тихий сапа.
Как я горжусь, что я с тобой на ты!
Как жаль, спектакль не видел Паша, Павел, Римский папа —
Он у тебя б набрался доброты.

Таганка, славься! Смейся! Плачь! Кричи!
Живи и в наслажденьи, и в страданьи.
Пусть лягут рядом наши кирпичи
Краеугольным камнем в новом зданьи.

Замок временем срыт и укутан, укрыт
В нежный плед из зеленых побегов,
Но… развяжет язык молчаливый гранит —
И холодное прошлое заговорит
О походах, боях и победах.

Время подвиги эти не стерло:
Оторвать от него верхний пласт
Или взять его крепче за горло —
И оно свои тайны отдаст.

Упадут сто замков и спадут сто оков,
И сойдут сто потов целой груды веков, —
И польются легенды из сотен стихов
Про турниры, осады, про вольных стрелков.

Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком, —
Потому что любовь — это вечно любовь,
Даже в будущем вашем далеком.

Звонко лопалась сталь под напором меча,
Тетива от натуги дымилась,
Смерть на копьях сидела, утробно урча,
В грязь валились враги, о пощаде крича,
Победившим сдаваясь на милость.

Но не все, оставаясь живыми,
В доброте сохраняли сердца,
Защитив свое доброе имя
От заведомой лжи подлеца.

Хорошо, если конь закусил удила
И рука на копье поудобней легла,
Хорошо, если знаешь — откуда стрела,
Хуже — если по-подлому, из-за угла.

Как у вас там с мерзавцем? Бьют? Поделом!
Ведьмы вас не пугают шабашем?
Но… не правда ли, зло называется злом
Даже там — в добром будущем вашем?

И вовеки веков, и во все времена
Трус, предатель — всегда презираем,
Враг есть враг, и война все равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна —
И всегда на нее уповаем.

Время эти понятья не стерло,
Нужно только поднять верхний пласт —
И дымящейся кровью из горла
Чувства вечные хлынут на нас.

Ныне, присно, во веки веков, старина, —
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина.

Чистоту, простоту мы у древних берем,
Саги, сказки — из прошлого тащим, —
Потому, что добро остается добром —
В прошлом, будущем и настоящем!

В забавах ратных целый век,
В трудах, как говорится,
Жил-был хороший человек,
По положенью — рыцарь.

Известен мало, не богат, —
Судьба к нему жестока,
Но рыцарь был, как говорят,
Без страха и упрека.

И счастье понимал он так:
Турнир, триумф, повержен враг,
Прижат рукою властной.
Он столько раз судьбу смущал,
Победы даме посвящал
Единственной, прекрасной!

Но были войны впереди,
И от судьбы — не скрыться!
И, спрятав розу на груди,
В поход умчался рыцарь.

И по единственной одной
Он тосковал, уехав,
Скучало сердце под броней
Его стальных доспехов.

Когда в крови под солнцем злым
Копался он мечом своим
В душе у иноверца, —
Так счастье понимать он стал:
Что не его, а он достал
Врага копьем до сердца.

Торопись — тощий гриф над страною кружит!
Лес — обитель твою — по весне навести!
Слышишь — гулко земля под ногами дрожит?
Видишь — плотный туман над полями лежит? —
Это росы вскипают от ненависти!

Ненависть — в почках набухших томится,
Ненависть — в нас затаенно бурлит,
Ненависть — потом сквозь кожу сочится,
Головы наши палит!

Погляди — что за рыжие пятна в реке, —
Зло решило порядок в стране навести.
Рукоятки мечей холодеют в руке,
И отчаянье бьется, как птица, в виске,
И заходится сердце от ненависти!

Ненависть — юным уродует лица,
Ненависть — просится из берегов,
Ненависть — жаждет и хочет напиться
Черною кровью врагов!

Да, нас ненависть в плен захватила сейчас,
Но не злоба нас будет из плена вести.
Не слепая, не черная ненависть в нас, —
Свежий ветер нам высушит слезы у глаз
Справедливой и подлинной ненависти!

Ненависть — пей, переполнена чаша!
Ненависть — требует выхода, ждет.
Но благородная ненависть наша
Рядом с любовью живет!

Если рыщут за твоею
Непокорной головой,
Чтоб петлей худую шею
Сделать более худой, —
Нет надежнее приюта:
Скройся в лес — не пропадешь, —
Если продан ты кому-то
С потрохами ни за грош.

Бедняки и бедолаги,
Презирая жизнь слуги,
И бездомные бродяги,
У кого одни долги, —
Все, кто загнан, неприкаян,
В этот вольный лес бегут, —
Потому что здесь хозяин —
Славный парень Робин Гуд!

Здесь с полслова понимают,
Не боятся острых слов,
Здесь с почетом принимают
Оторви-сорви-голов.
И скрываются до срока
Даже рыцари в лесах:
Кто без страха и упрека —
Тот всегда не при деньгах!

Знают все оленьи тропы,
Словно линии руки,
В прошлом — слуги и холопы,
Ныне — вольные стрелки.
Здесь того, кто все теряет,
Защитят и сберегут:
По лесной стране гуляет
Славный парень Робин Гуд!

И живут да поживают
Всем запретам вопреки
И ничуть не унывают
Эти вольные стрелки, —
Спят, укрывшись звездным небом,
Мох под ребра положив, —
Им, какой бы холод ни был —
Жив, и славно, если жив!

Но вздыхают от разлуки —
Где-то дом и клок земли —
Да поглаживают луки,
Чтоб в бою не подвели,
И стрелков не сыщешь лучших!..
Что же завтра, где их ждут —
Скажет первый в мире лучник
Славный парень Робин Гуд!