Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений
Многие критики находили общие черты в поэзии Кленовского и Гумилева, в первую очередь, гармоническое начало и религиозность как основу его. Кленовский прямо называл Гумилева своим учителем. Оба петербуржцы, оба закончили Царскосельскую гимназию, дышали одним воздухом «Города муз». Многое их сближает и в творчестве, хотя, по признанию Кленовского, «его воинствующие “конквистадорские” настроения были мне всегда чужды»[37]. Ю.Крузенштерн-Петерец в своей статье о сборнике «Певучая ноша» пишет: «В книге этой <…> Кленовский сильнее, чем где-либо подчеркивает свою неразрывную связь с Гумилевым.
И умру я не на постели
При нотариусе и враче…
Эти гумилевские строки Кленовский как бы продолжает в своем стихотворении “Поэты”:
С перерезанным горлом пели
и сейчас еще так поют…
Стихотворение это - паспорт книги. Ни эпиграфа к нему из Гумилева нет, ни имени его в стихах нет. Но все ясно. Имеющий уши, да услышит. Петь с перерезанным горлом - удел современного русского поэта, где бы он ни жил, у себя ли на родине, или за рубежом. Разница лишь в условиях. Там - требование служить “линии”, здесь - отсутствие издателей и равнодушие читателей. И все же песни, что льется из горла, остановить нельзя»[38].
По мнению Л.Ржевского, поэзию Кленовского и Гумилева роднит «принадлежность к так называемому Серебряному веку русской поэзии, именно - к поэтическим заветам и традициям акмеизма <…> Последний акмеист - Дмитрий Кленовский - через многие годы и мимо многих влияний пронес совершенную ясность поэтического слова! <…> Он несомненно самый гармоничный поэт нашего времени. Я имею в виду гармоничность мироощущения, выраженную в его лирике и перекликающуюся с пушкинской “светлой печалью” <…> Гармоническое ощущение мира, как оно пролито на поэтические строки <…> у Кленовского полней и совершеннее, чем у Гумилева»[39].
Гибель Гумилева Кленовский переживал очень тяжело, отозвавшись на нее стихотворением: «Не забытое, непрощенное»:
Все, чем согрела жизнь меня,
Я растерял - и пусть!
Вот даже Блока больше я
Не помню наизусть.
И стало тесно от могил
На дальнем берегу.
…Я всех, я все похоронил,
А это - не могу!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда я вспомню, что поэт,
Что всех дороже мне,
Убит, забыт - пропал и след! -
В своей родной стране;
Что тот, кто нам стихи сложил
О чувстве, о шестом, -
И холмика не заслужил
С некрашеным крестом;
Что даже в эти, в наши дни
На невском берегу
Его и мертвого они
Как волка стерегут -
Тогда я из последних сил
Кричу его врагу:
Я всем простил, я все простил,
Но это - не могу!
Вся поэзия Кленовского наполнена глубокими философскими размышлениями о жизни и смерти, о «второй» жизни, о любви к женщине и о любви ко всему сущему в мире. Вся его философия пронизана светом, теплом и радостью. Лирический герой стихов почти всегда автор, который делится своими впечатлениями и переживаниями, но читая его удивительные стихи, ощущаешь себя героем этих стихов: это ты страдаешь, радуешься и сомневаешься, это ты возносишься над землей, любуешься ею и говоришь со Вселенной и с Богом! Хотя к Божьей тайне можно прикоснуться и, не отрываясь от земли, потому что:
В каждой капле, камешке, листе
Шумный космос дремлет изначален,
Оттолкнулся - и, глядишь, причален
К самой невозможной высоте!
Душа в стихах Кленовского имеет постоянную связь с космосом:
Мы потому смотреть на небо любим,
Что поиски пространства - наш удел,
И навсегда дано в дорогу людям
Томленье душ и нетерпенье тел.
Душа - это неизведанное огромное пространство, которое невозможно познать и выразить, и дойти до этой души, по словам Кленовского,
Нам дальше и труднее
Чем до Америк и до Андромед.
Даже в поэзии не всем и не всегда удается раскрыть и выразить свою душу, разве только какую-то часть ее:
Не вся душа заключена
Вот в эти строфы, эти строки
Способ выражения души в поэзии для Кленовского - это русский язык:
Есть в русском языке опушки и веснушки,
Речушки, башмачки, девчушки и волнушки
И множество других таких же милых слов.
Я вслушиваться в них, как в музыку готов.
Казалось бы, отрыв от родины и все жизненные перипетии должны отозваться горечью в его стихах, однако поэт не потерял любовь к жизни и не перестал удивляться и радоваться всем чудесам, которые он находил даже в повседневности:
От чего сегодня оттолкнуться
Отлетающим моим стихам?
Над какой мне лужицей нагнуться,
Чтобы в ней увидеть звездный храм?
Неизменная природа, вечный круг жизни на земле - суть миропонимания поэта:
Ты говоришь: все это преходяще!
И ты не прав! Ведь будущей весной
Опять прыжок в зазеленевшей чаще,
Опять подснежник свежий под ногой!
Сила жизни побеждает все преграды и все препятствия на своем пути:
Но в мире нет разрушенного здания,
В котором бы не проросла трава.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Подснежник узкой льдинкою в горсти,
Как та, через которую прошел он…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Который лишь терпеньем превозмог
Всю невозможность своего рожденья.
Взгляд на жизнь у Кленовского светлый и благодарный, это хрупкое чудо надо беречь именно потому, что оно слишком хрупко:
Жизнь
А она?.. Для нее названья,
Как ни бейся, не подберешь!
В ней и вечности замиранье
И мгновенья живая дрожь.
С ней бы надо как с самой хрупкой,
Самой кроткой и чистой быть…
Переход в иной мир волнует поэта, но не повергает его в отчаяние. Прощанье с телом, прощанье с жизнью, т.е. тема смерти - не редкая тема в лирике Кленовского, но решается она удивительно гармонично. У него нет внутреннего ужаса перед ней. Он и в читателя своего вселяет спокойствие перед неотвратимым уходом из «этой» жизни, переходом в мир иной. Поэту хочется верить, что уйдет он не совсем, что он вернется:
Смерть придет, так непременно надо
Не страшись ее прикосновенья!
В ней не наказанье, - в ней награда
Не исчезновенье, - возвращенье.
Иногда он шутит в своих стихах над страхами человеческими перед смертью:
В смерти страшен переход
В неизвестность
Как понять нам наперед
Эту местность?
Как туда перешагнуть,
Все нарушив?
Как туда нащупать путь
Не по суше?
И все же как бы хотелось отодвинуть этот «переход в неизвестность». Кленовский в это время был уже очень болен, на счету был не только каждый год, но и месяц, даже день.
Когда приходит день осенний
Приходит с ним и мысль тогда:
До первой бы дожить сирени.
До первого б дожить дрозда!
Глядишь - и дожил! Но ревниво
Опять томят тебя мечты
И первым яблоком и сливой
Полакомиться хочешь ты.
Но больше всех красот природы на земле удерживала жена, самый близкий для него человек, любимая подруга, с которой они прожили жизнь в любви и согласии, став почти одним целым. По выражению одного из критиков, «любовь у него, если можно так сказать, старомодно-романтическая, целомудренная, стыдливая»[40].
В стихотворении «Помнишь встречу наших двух дорог» Кленовский говорит, что их дороги слились в одну и «дорога превратилась в путь», которым они идут уже почти полвека:
Мы жизнь прошли, как поле, рядом
По узкой и прямой меже,
И вот белеет дом за садом
И ужинать пора уже…
Соломенную шляпку скинув,
Прическу поправляешь ты,
Я расставляю по камину
Неприхотливые цветы
И это все, ни клятв, ни бдений,
Ни патетических сонат
Лишь голова в твои колени,
Притихший дом и спящий сад
И тонкий серп над ближней рощей
Нам говорит из полутьмы,
Что нет прекраснее и проще
Того, что пережили мы.
8 января 1954 г. Кленовский писал Шаховскому, что Христово Рождество совпало с их серебряной свадьбой. «Вспомнили весь наш совместный путь и возблагодарили Господа за то, что Он дал нам пройти его в нерушимой любви, дружбе и согласии.
