Кирилл Померанцев - Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений

Славословлю тебя, Иоанн,
Иоанн изначального Слова!
Прославляю тебя, Иордан,
В одеянии неба ночного.

Лик Отца над тобой наклонён,
Хор созвездий тебя осеняет,
И об ангельских снах вспоминает
Убегающий сумрак времён.

Слова в начале и слова в конце.
Слова о временном, слова о вечном.
Сердечные слова о бессердечном.
Слова о человеческом лице.
Бесчеловечные слова о человечном.

Смотрит танк глазницами пустыми…
Объясни мне — что такое зло?
Почему над добрыми и злыми
Солнце одинаково взошло?

Милый друг, что мы о солнце знаем?
Посмотри: оно глядит на нас.
Но тотчас глаза мы закрываем,
Чтоб оно не ослепило глаз.

Стихи из солнечного света,
Из красок, из полутонов,
Из невозможности ответа
На творческую тайну снов.

И в этом светопреставленье,
Мне кажется, я разгадал
Загадку неосуществленья
Всего, что так бездарно ждал.

Сумерки… Море… Любовь… Вдохновение…
Лунный пейзаж восхитительно мил.
Только, увы, это всё повторение
Старых, избитых, затасканных тем.

Все мы любили, страдали бессонницей,
Пили вино, толковали о зле…
Только с тех пор бронированной конницей
Чёрные годы прошли по земле.

Сумерки… Море… Вино… Вдохновение…
Каждый по-своему жизнь загубил.
Каждый по-своему, до отвращения,
И ненавидел, и нежно любил.

Сырой рассвет и день потусторонний,
Над Сеной подозрительный туман.
На площади Согласия сегодня
Обломки снов уносит океан.

Из-под мостов клошары возникают,
И жизнь ползёт, и всё идёт, как шло:
Тут морду бьют, а там благословляют,
И видит Бог: «Всё хорошо зело».

Так случается: сон очарованный,
Настоящее прячется вдруг,
И является край заколдованный,
Семицветный светящийся круг.

Торжествующе звуки проносятся —
Трибунал обвинительных снов, —
И у Слова молитвенно просятся
Стать словами смиренных стихов.

Темнеет небо понемногу,
Ложатся тени на дома:
День позади — и слава Богу.
Я не сошёл ещё с ума.

И не повесился в уборной,
Иль, разогнав мотоциклет,
Какой-нибудь дорожкой горной
Не ахнул через парапет.

Напротив, я ещё куражусь:
Кому-то льщу, кому-то вру,
Чего-то жду. И не отважусь
Пресечь позорную игру.

Зане я понял непреложно,
Всё потеряв и всё сгубя,
Что если ненавидеть можно,
То только самого себя.

Терпи и жди, и всё осуществится…
А если я уже не в силах ждать?
Зачем же сердце продолжает биться,
Не хочет и не может перестать?

Затем, что есть и в неосуществленье
Осуществленье предопределенья —
Избранничества горькая печать.

Тот же вечер, тот же воздух
Те же миллионы раз.
Всё, как было, всё, как прежде,
Всё бессмертно, всё всегда:
Загорается надежда,
Обрывается звезда.
Жизнь плетётся понемногу,
Скучно, холодно стареть.
Есть, что вспомнить, слава Богу.
Значит, можно умереть.

Ты говоришь: «поэзия», «любовь»…
Встаёт луна, на медный таз похожа,
И снова в жилах закипает кровь:
Опять весна.                    
«Ну, хорошо. И что же?»

Всё это, друг, я знаю без тебя
И без тебя всё сознаю и вижу,
И даже то, что, всё навек сгубя,
Я тридцать лет пропьянствовал в Париже.

Ты мне больше не снишься. Наверно,
Мы с тобой рассчитались давно.
Всё продумано, всё правомерно,
Всё до ужаса предрешено.

Подытожены мысли и чувства,
Пересмотрены схватки с судьбой:
Раньше «так говорил Заратустра»,
А теперь — океанский прибой.

Тысячелетья не было ответа,
И задавать вопрос уже смешно…
Врывается бездомная ракета
В открытое отчаяньем окно.
И гаснет мир в лучах чужого света…

Но если гибель миру суждена,
Как суждено нам всем уничтоженье,
Не всё ль равно — весна иль не весна,
Не всё ль одно — война иль не война
Таят в себе «восторг развоплощенья»?

Ужель не слыша, не дыша,
В каком-то сне оцепенелом
Томится сорок дней душа
Над разлагающимся телом,
И рвётся в этот мир она,
Как надоедливый проситель, —
О, неужели так страшна
Её небесная обитель?

Уплыву от той развилки,
Где она сошла на берег.
Не разбил души-копилки?
Не устал в бессмертье верить?

Вот и помнить стало трудно
Мамы верную заботу:
— До сих пор не спишь ты? Утро!
Как же встанешь на работу?..

Не вернуть и в мире вечном
Незабытых несвершений.
Не увижу милой тени
В том обличье человечьем.

О, наивность детской веры
В матерьяльность наказаний!
Паруса моей галеры
Не наполнит свет мечтаний.

Что, если все, о, все без исключенья:
Христос, Лао-Цзе, Будда, Магомет, —
Не то чтобы поверили виденьям,
А просто знали, что исхода нет,

Что никогда не будет воздаянья,
Там пустота и ледяная тьма,
И лгали нам в безумьи состраданья,
Чтоб жили мы, а не сошли с ума?

Что смерть? Простая пересадка
Из мира этого в иной,
Где мы, хоть это и несладко,
Уже стоим одной ногой.

«Младенца ль милого ласкаю,
Уже я думаю» — дитя,
Тебе я место уступаю,
Но день придёт и для тебя.

Есть тайна страшная в Творенье,
Её не разрешить вовек
Ни торжеством, ни вдохновеньем,
И эта тайна — Человек.

Всё, что жизнь мне обещала,
Разлетелось, прахом стало.

Всё, что мне судьба дала,
Уничтожено дотла.

Тридцать лет прожил в Париже.
Тридцатью годами ближе…

Вот теперь и попляши:
Легче будет для души.

Я давно примирился со всем,
Я давно ко всему безразличен,
Как лакей, я со всеми приличен,
Как послушник, не спорю ни с кем.

Никаких доказательств не нужно,
И доказывать — просто смешно:
Предрассветное небо жемчужно,
Потому что жемчужно  оно.