Ирина Одоевцева - Собрание стихотворений

Как неподвижна в зеркале луна,
Как будто в зеркало вросла она.

А под луной печальное лицо,
На пальце обручальное кольцо.

В гостиной плачет младшая сестра:
От этой свадьбы ей не ждать добра.

– О чем ты, Ася? Отчего не спишь?
– Ах, Зоя, увези меня в Париж!

За окнами осенний сад дрожит,
На чердаке крысиный яд лежит.

Игру разыгрывают две сестры,
Но ни одной не выиграть игры.

На свадьбе пировали, пили мед,
Он тек и тек, не попадая в рот.

Год жизни Зоиной. Последний год.

Облокотясь на бархат ложи,
Закутанная в шелк и газ,
Она, в изнеможеньи дрожи,
Со сцены не сводила глаз.

На сцене пели, танцевали
Ее любовь, ее судьбу,
Мечты и свечи оплывали,
Бесцельно жизнь неслась в трубу,

Пока блаженный сумрак сцены
Не озарил пожар сердец
И призрак счастья… Но измены
Простить нельзя. Всему конец.

Нравоучительно, как в басне,
Любовь кончается бедой…

– Гори, гори, звезда, и гасни
Над театральной ерундой!

В руках жасминовый букет
И взгляд невинно-удивленный,
И волосы, как лунный свет,
Косым пробором разделенный.

Сквозь тюлевый туман фаты
Девическое восхищенье…
Но неужели это ты,
А не твое изображенье

На полотне за гранью лет,
В поблекшем золоте багета,
Воображаемый портрет,
«Банальная мечта поэта»?

Летала, летала ворона.
Долетела до широкого Дона,
А в Дону кровавая вода
Не идут на водопой стада,
И в лесу кукует не кукушка,
А грохочет зенитная пушка.

Через Дон наводят мосты
И звенят топоры и пилы,
Зеленеют братские могилы,
На могилах безымянные кресты…

А вороне какое дело —
Вильнула хвостом и домой улетела.

Угли краснели в камине,
В комнате стало темно…
Все это было в Берлине,
Все это было давно.

И никогда я не знала,
Что у него за дела,
Сам он рассказывал мало,
Спрашивать я не могла.

Вечно любовь и тревога…
Страшно мне? Нет, ничего.
Ночью просила я Бога,
Чтоб не убили его.

И уезжая кататься
В автомобиле, одна,
Я не могла улыбаться
Встречным друзьям из окна.

Серебряной ночью средь шумного бала,
Серебряной ночью на шумном; балу,
Ты веер в волненьи к груди прижимала,
Предчувствуя встречу к добру или злу.

Средь шумного бала серебряной ночью
Из музыки, роз и бокалов до дна,
Как там на Кавказе когда-то, как в Сочи
Волшебно и нежно возникла весна.

Серебряной ночью средь шумного бала
Кружилась весна на зеркальном полу,
И вот эмигрантской печали не стало,
И вот полудетское счастье сначала,
Как в громе мазурки на первом балу,

Как там на Кавказе когда-то, как в Сочи
Средь шумного бала серебряной ночью…

Далеко за арктическим кругом,
Распластав поудобней хвосты,
Рассуждали тюлени друг с другом,
Называя друг друга на ты.

Согласились разумно тюлени:
Жизнь спокойна, сытна, весела
И полна восхитительной лени,
Много холода, мала тепла,
Ни надежд, ни пустых сожалений.

Жизнь от века такою была…

А про ландыши, вешнее таянье,
Исступленное счастье, отчаянье
Сумасшедшая чайка врала,
Перед тем, как на льду умерла.

За окном сухие ветки,
Ощущенье белки в клетке.

Может быть я, как и все,
Просто белка в колесе?
И тогда мечтать не в праве
Я о баснословной славе?

Слава, все равно, придет,
Не сейчас, так через год.

Клочья света, обрывки тепла,
Золоченой листвы фалбала,

Сад в муаровой шумной одежде,
Легкомысленно верит надежде,

Что не будет от осени зла,
Что она как весна весела.

Вспоминаю насколько я прежде
Рассудительней, старше была

И насколько печальней жила.

Банальнее банального,
Печальнее печального,
Умильнее умильного,
Под гром оркестра бального,
А дальше право сильного,
Без разговора дальнего.

А там совсем банальщина,
Шампанское, цыганщина.

Банальнее банального,
«Прости» свистка вокзального,
Печальнее печального,
В купэ вагона спального,
В ночи с огнями встречными,
С цветами подвенечными,

Железа бормотание
«В Ис-панию, в Ис-панию»…

В белом дыму паровоза,
Возле вагонных колес,
Были улыбки и розы,
Не было правды и слёз.

Так в этот час расставанья,
В час умиранья души
Он говорил: «До свиданья,
Ведь ненадолго. Пиши…»

Сердце царапают кошки.
Все утешенья — вранье.
…Белый платочек в окошке
Делает дело свое.

Прощанье на вокзале,
Прощальные цветы.

На «вы», или на «ты»?..

— Зачем вы не сказали?
Ведь я простить могла,
Ведь я не помню зла…

— Не надо расставаться,
Двенадцать, нет — тринадцать
Минут еще осталось
И можно все решить…

— Мне больно. Я устала,
И времени так, мало,
Так трудно говорить…

Широкая перчатка,
Дорожное пальто.
…В Берлине пересадка…

Ах, это все не то!
Осталось восемь, семь…
И нет минут совсем
И все-же надо жить…

Свисток И говор шведский…

Навек твой, профиль детский,
Навек твой детский рот…

…А поезд уж идет.

Из счастия не вышло ничего –
Мы елки не зажгли под Рождество,
Не встретили мы вместе Новый Год,
На лыжах мы не бегали. И вот
На счастие поставить надо крест…

Как театрально суетлив отъезд!
Опять разлука. О, в который раз
Мужские слезы из холодных глаз!
В который раз «навеки», «навсегда»!
Слова, как ветер, слезы, как вода.

– Так до весны, не забывай… Свисток.
Летает голубем в руке платок.
Все кончено. И все же надо жить.
Сесть у окна. На столик положить
Свой похоронно-свадебный букет.

…Ни прошлого, ни будущего нет…

Ни дни, ни часы, а столетья
В разлуке до тла сгорев…
И вот наконец Венеция,
Дворцы и Крылатый лев.

Стеклянные воды канала,
Голубизна голубей.
Ты плакала: — «Мне этого мало.
Убей меня лучше. Убей!..»

Казалось, что даже и смертью
Ничем уж тебе не помочь.
Не в первую, нет, а в третью
Венецианскую ночь…

— Послушай, поедем в Венецию!..