Константин Аксаков - Стихотворения

Сердце, сердце, что с тобою?
Что за странные мечты?
Жизнью новой, молодою
Что так сильно бьешься ты?
Прочь всё то, что ты любило,
Всё, что горесть наводило!
Прочь заботы и покой!
Сердце, что сбылось с тобой?

Этот образ чародейный,
Этот тихий, нежный взор,
Полный силы беспредельной,
Оковал тебя с тех пор.
Захочу ль от ней сокрыться,
Убежать, освободиться —
Всё напрасно: к ней одной
Снова путь приводит мой.

Жизнь мою, мои желанья
Против воли измени,
Держит цепью обаянья
Дева милая меня.
Должен в этой чудной доле
Жить, ее покорный воле.
Что со мною, тот ли я?
О любовь, пусти меня!

Как освежается душа,
И кровь течет быстрей!
О, как природа хороша!
Я на груди у ней!

Качает наш челнок волна,
В лад с нею весла бьют,
И горы в мшистых пеленах
Навстречу нам встают.

Что же, мой взор, опускаешься ты?
Вы ли опять, золотые мечты?
О, прочь мечтанье, хоть сладко оно!
Здесь всё так любовью и жизнью полно!

Светлою толпою.
Звезды в волнах глядятся,
Туманы грядою
На дальних высях ложатся.

Ветер утра качает
Деревья над зеркалом вод,
Тихо отражает
Озеро спеющий плод.

Ветреная девушка! скажи мне,
Чем я пред тобою провинился,
Что меня измучила ты столько,
Не сдержала данного мне слова?
Вечером вчера так дружелюбно
Ты мне жала руки и твердила:
«Да, приду, приду я перед утром —
Жди меня, друг милый, непременно».
Притворил тогда свои я двери,
Хорошенько осмотрел я петли, —
И был рад, что петли не скрипели.
О, какая ночь прошла в томленьи!
Я не спал – все четверти считал я;
Если ж засыпал я на минуту,
Не дремало вовсе мое сердце,
Не давало легким сном забыться.
Да, благословлял тогда я сумрак,
Что на всем покоился так мирно,
Радовался общему молчанью;
Вслушивался: середи молчанья
Не подымется ли легкий шорох.
«То же ли у ней теперь на мысли?
Те же ли у ней на сердце чувства?
Что бы ей не дожидаться утра!
Что бы ей придти сюда теперь же!»
Тихо визгнет ли на крыше кошка,
Заскребет ли в уголке мышонок,
Шум какой подымется ли в доме, —
Всё твои шаги, казалось, слышу,
Всё мне чудилась твоя походка.
Так один лежал я долго, долго;
Наконец и день белеться начал,
Вот и здесь и там шум пробудился.
«Не ее ли дверь?.. когда моя бы!»
Я сидел, облокотясь, в постели
И смотрел на дверь, еще так слабо
Освещенную, – не распахнется ль;
Но притворенные половинки
Неподвижно на крюках висели.
День же всё светлее становился;
Заскрипели двери у соседа:
Он спешил уж за дневною платой;
Скоро загремели экипажи;
Городские отперлись ворота,
И с своею пестротой и шумом
Скоро целый рынок пробудился.
В доме уходили и входили
Вверх и вниз, шумели беспрестанно,
Стук шагов, скрип двери раздавался,
Но не мог я, как от милой жизни,
От моей надежды оторваться.
Наконец, когда уж ярко солнце
Осветило комнату и стены, —
Я вскочил и в сад спешил скорее, —
Жаркое, тяжелое дыханье
Утреннею освежить прохладой,
И тебя в саду, быть может, встретить;
Но тебя не было ни в беседке,
Ни в высокой липовой аллее.

В шестой раз, отец творенья,
Магадэва сходят к нам:
Смертных радость и мученье
Да изведает он сам,
Да – как гость земного края —
Сохранит его закон,
И, щадя или карая,
Человеком будет он.

И город, как путник, везде обходил он,
На сильных взирал он, и слабых хранил он,
И вечером дале пускается в путь.

Вот выходит он – и вскоре,
Доны крайние пройдя,
Видит он – с огнем во взоре
Сладострастия дитя.
Он сказал ей: «Здравствуй, дева!»
– «Здравствуй, спутник, подожди!»
– «Кто же ты?» – «Я баядера:
Пред тобою дом любви».

Она ударяет в цимбалы и мчится,
Она так искусно, так страстно кружится,
Огибается, гнется – и кажет цветы.

Речь ее звучит отрадой:
«Милый странник, кончен путь!
Скоро тихою лампадой
Озарится наш приют!
Ты устал – тебя обмою,
Освежу тебя я вновь.
Что ты хочешь? – пред тобою
Отдых, радость и любовь!»

Она услаждает усталость и горе;
Божественный видит, с улыбкой во взоре,
Прекрасное сердце сквозь тяжкий порок.

Он услуг рабы желает:
Новой радостью полна,
Все веленья исполняет
Гостя юного она.
Так природы животворность
Плод выводит из цветка:
Если есть в душе покорность,
То любовь недалека.

Но строже я строже ее испытанья,
И радость, и ужас, и муки страданья
Послал ей постигший и глуби и высь.

Он в чело ее целует, —
И в душе любовь зажглась,
И стоит она тоскует,
Льются слезы в первый раз.
Обняла его колена,
В ней уж нет страстей земли,
И ее младые члены,
Истомясь, изнемогли.

И вот уж к отрадному празднеству ложа
Соткали, вечерние мраки умножа,
Густую завесу ночные часы.

Поздно отдых к ней приходит;
Рано пробудясь от сна,
На груди своей находит
Мертвым юношу она.
Страшный крик ее не в силе
Жизнь в умершего вдохнуть —
И уж к пламенной могиле
Тело хладное несут.

Она хор жрецов погребальный внимает,
В безумьи бежит и толпу раздвигает.
«Кто ты? И к могиле стремишься зачем?»

Протеснясь в средину круга,
С воплем падает она.
«О, отдайте мне супруга!
Я за ним пришла сюда.
Как! огню ль пожрать, пылая,
Этих членов красоту?
Мой он был, моим звала я,
Ах, но только ночь одну!»

Жрецы вторят гимны: «И старцев согбенных,
Измученных жизнью, годами смиренных,
И пылкую юность к могиле несем.

Вспомни голос нашей веры:
Не был он супруг тебе;
Долга нет для баядеры,
Покорись своей судьбе:
Лишь за телом, провожая,
В царство мертвых тень сойдет,
Лишь супруга, исполняя
Долг, супругу вслед идет.

Гремите, дромметы, священные песни.
Примите, о боги, цвет жизни прелестный,
Примите во пламени юношу к вам!»

Так безжалостно ей муки
Умножает строгий хор,
И она, простерши руки,
В жаркий ринулась костер.
Но из пламенного кругу
Дивный юноша встает
И прелестную подругу
На руках своих несет.

С весельем раскаянье боги приемлют,
Бессмертные падших нередко подъемлют
В объятиях пламенных к светлым звездам.

Тишина легла на воды,
Без движенья море спит,
И с досадой корабельщик
На поверхность вод глядит:
Ветр не веет благодатный,
Тишина, как смерть, страшна,
На пространстве необъятном
Не поднимется волна.

Туманы редеют,
Безоблачно небо,
Опять пробуждает
Эол тишину.
Шумя, ветер веет,
Спешит корабельщик
Скорее, скорее;
Колеблются волны,
Ясней отдаленность,
Уж берег в виду.

Волна вдет, волна шумит;
На берегу крутом
Рыбак задумчиво сидит;
Спокойно сердце в нем.
Глядит на воды с вышины —
Раздвинулась волна,
И выплывает из воды
Прекрасная жена.

Поет она, твердит она:
«Зачем моих друзей
Манишь к погибели со дна
Ты хитростью своей?
Ах, если б знал ты, как по дну
Привольно рыбкой плыть, —
Ты сам сошел бы в глубину,
Чтоб вечно счастлив быть.

Луна и солнце с высоты
Не моются ль в водах?
Не вдвое ли прекрасней ты
На трепетных волнах?
Тебя ли небо не манит
Лазурной глубиной?
Тебя ли не влечет твой вид
Ко влаге голубой?»

Волна бежит, волна шумит,
К ногам бегут струи;
В нем сердце сжалось и дрожит,
Как на привет любви.
Она твердит, она поет —
Удел его решен…
Она влечет – он к ней идет, —
И не вернулся он.

«Что там я слышу за стеной?
Что с моста раздается?
Пусть эта песнь передо мной
В чертогах пропоется».
Король сказал – и паж бежит.
Приходит паж. Король кричит:
«Сюда спустите старца!»

– «Привет вам, рыцари, привет…
Привет и вам, прекрасным!..
Как ярок звезд несчетных свет
На этом небе ясном!
Пусть в зале блещет всё вокруг,
Закрой глаза: не время, друг,
Восторгам предаваться!»

Певец закрыл глаза; гремят
Напевы, полны силы:
Взор рыцарей смелей, и взгляд
Прекрасные склонили.
Король доволен был игрой
И тут же цепью золотой
Велел украсить старца.

«Не надо цепи мне златой —
То рыцарей награда:
Враги твои бегут толпой
От гордого их взгляда.
Дай канцлеру ее: пусть там
Прибавит к тяжким он трудам
И бремя золотое.

Пою, как птица волен я,
Что по ветвям порхает,
И песнь свободная меня
Богато награждает! —
Но просьба у меня одна:
Вели мне лучшего вина
Подать в златом бокале!»

И взял бокал, и выпил он.
«О сладостный напиток!
О, будь благословен тот дом,
Где этот дар – избыток!
Простите, помните меня,
Хвалите бога так, как я,
За этот кубок полный!»