Александр Поуп - Опыт о человеке
Но если твой древнейший знатный род
Производил негоднейших господ
И каждый предок — сущий обалдуй,
На древность рода ты не претендуй,
Когда мерзавцу чуждо благородство,
Кровь Говардов — отнюдь не превосходство.
А в чем тогда Величие? Открой!
"Велик Политик или же Герой!"
Герой Героя стоит, спору нет;
И с македонцем схож безумный швед;
Не странно ли? Однако это так:
Весь род людской — для них заклятый враг.
Стремятся лишь вперед и ничего
Не видят дальше носа своего,
Но лучше ли политики? Ничуть!
Выслеживают, чтобы обмануть,
И застают слабейшего врасплох,
Но это же не подвиг, а подвох!
Пускай один силен, другой хитер,
Назвать великим негодяя — вздор;
Мудрец коварный, негодяй храбрец
Не просто глуп; он, в сущности, подлец.
Кто благороден в спорах и в боях,
Тот улыбаться может и в цепях;
Кто царствовал, кто пал, но говорят:
Велик Аврелий, и велик Сократ.
Что слава? До могилы лишь мечта,
Ее чужие нам сулят уста;
Что слышишь, то твое, при этом сон
Ты видишь или видит Цицерон;
О нашей славе тесный знает круг,
Который составляют враг и друг;
Все остальное — тень, а призрак лжив;
Пусть умер Цезарь, а Евгений жив,
В минувшие и в наши времена,
Что Рубикон, что Рейн, одна цена.
Мысль — перышко, Вождь — посох для калек;
Всех тварей лучше честный Человек.
Покрыт посмертной славой душегуб,
Но Правдой вырван из могилы труп,
Повешенный на высоте такой,
Что смрадом отравился род людской.
Пустая слава — лишь заемный звук,
И славы нет без подлинных заслуг;
Всей жизни стоит, скажем без прикрас,
Один достойно проведенный час.
Пусть Римом Юлий Цезарь овладел,
Счастливее был изгнанный Марцелл.
Что значит Гений для сынов Земли?
Что значит мудрым быть? Определи!
Знать, как ты мало знаешь до сих пор
И как заслужен смертными укор,
Изведать бремя тяжкого труда
Без дружеской подмоги и суда;
Других учить или спасать от бед?
Есть общий страх, а пониманья нет;
Кто первенству мучительному рад,
Вне слабостей людских и вне услад.
Взвесь этот соблазнительный залог,
Все сосчитай и подводи итог.
Взгляни, как много предстоит потерь,
Свою способность жертвовать проверь;
Привыкнешь ли ты тщетно уповать
И жизнью и покоем рисковать?
Действительно ли ты подобных благ
Желаешь, если ты себе не враг?
Желаешь лент по глупости, но были
Они на пользу вряд ли сэру Билли.
Когда у грязи желтой ты в плену,
Взгляни на Грайпа и его жену.
В науках жаждешь ты снискать успех?
Мудрейший Бэкон был презренней всех.
Глянь ты, прельщенный звучностью имен,
Как вечной славой Кромвель посрамлен.
История научит презирать
Всех тех, кто роль пытался в ней сыграть.
Смотри: вот Счастья ложная шкала:
Богатство, Слава, Почести, Хвала!
В сердцах владык, в объятьях королев
Счастливчику грозит позор и гнев;
Коварства и тщеславия оплот,
Венеция возникла из болот;
Безвинный не сподобится похвал,
И человек в герое каждом пал,
А если кровь на лаврах не видна,
Их пачкает базарная цена;
Кто лавры победителя обрел,
Тот разорил немало мирных сел.
Сокровище дурное никогда
Не избежит презренья и стыда.
А что потом? Чем жизнь завершена?
Любимчик жадный, властная жена
И пышный, но холодный мавзолей,
В котором сон последний тяжелей.
Ты полдень ослепительный сравни
И вечер мрачный в тягостной тени.
Так чем же в прошлом жизнь была горда?
Неужто смесью славы и стыда?
VII. Вот завершенье мудрости земной:
"Все счастье в добродетели одной".
Вот прочная основа наших благ,
Когда неверный нам не страшен шаг
И можно брать и можно даровать,
Чтобы заслуге восторжествовать;
Приобретенье радостно тогда,
Потеря, впрочем, тоже не беда,
Нет пресыщения для правоты,
Когда в самом несчастье счастлив ты;
Так слезы Добродетели подчас
Отрадней, чем неистовый экстаз.
Блаженству нашему предела нет,
Так как исток его — любой предмет,
Так как Злорадство, Зависть и Вражда
Не омрачают сердца никогда;
И потому Фортуна к нам щедра,
Что мы другим желаем лишь добра.
Так нас вознаграждает Божество,
Для нас блаженство только таково.
Для злых наука — лишь причина мук;
Находит счастье добрый без наук.
В сектанте чтить не станет он вождя,
Всевышнего в природе находя,
И приобщает всех к мирам иным
Сцепление небесного с земным;
Для доброго Блаженство — лишь звено,
Где с горним дольнее сопряжено;
Поймет он, что душе в конце пути
Вселенную нельзя не обрести,
Так что возлюбит Бога только тот,
Кто человеческий возлюбит род.
Ему Надежда указует цель,
Чтоб невзначай не сесть ему на мель,
И если к Вере человек не глух,
В Блаженство может погрузиться дух.
Надеяться Природа учит нас
И верить в то, чего не видит глаз,
Но тщетного Природа не сулит
И обольщаться грезой не велит;
Природою нам знанье внушено:
С Блаженством Добродетель заодно,
И лучший путь к Блаженству — это труд
На благо тех, что на земле живут.
Лишь в обществе Господень зрим завет:
Ты счастлив, если счастлив твой сосед.
Завет расширить сердцем ты готов?
Включи в него тогда своих врагов.
Соедини на благо всех людей
Величье чувств и высоту идей;
Знай: Счастие — вершина Доброты,
Чем милосердней, тем счастливей ты.
Мир в каждом возлюбило Божество,
Люби же всех ты в чаянье Всего.
И Себялюбье к этому зовет,
Так будит камень гладь спокойных вод;
И в быстром расширении кругов
Любовь объемлет всех: друзей, врагов,
Сородичей, соседей, всю страну,
Зрит в человечестве семью одну
И ладит со Вселенной остальной,
Не исключая твари ни одной;
Земля смеется, всех и вся любя;
И в нашем сердце видит Бог себя.
Приди, вожатый замыслов моих,
Навеявший поэту этот стих!
Пусть Муза на Олимпе — лишь в гостях,
А дома — в наших низменных страстях,
Достойно падать выучи меня,
Чтобы вставал я, мужество храня,
Чтобы в различных сферах мне витать,
Серьезность и веселость сочетать
И чтобы я, усвоив твой урок,
Любезен был, красноречив и строг.
И если твой торжественный полет
Тебе всю славу мира придает,
Позволишь ли ты моему челну
Делить с тобою ветер и волну?
Когда былых врагов твоих сыны
Стыдиться будут отческой вины,
Докажет ли тогда моя строка,
Что видел я в тебе проводника?
К вещам от звуков, к чувству от мечты
Я перешел, как заповедал ты,
Разоблачил я выспреннюю лесть
И доказал: все хорошо, что есть;
Страсть с Разумом соединить не грех;
Себя мы любим, если любим всех;
Со счастьем добродетель заодно;
Познать нам лишь самих себя дано.
^TКОММЕНТАРИИ^U
Этот, состоящий из четырех эпистол, или посланий, стихотворный трактат,
в котором Поуп изложил свое философское мировоззрение, публиковался
отдельными выпусками с февраля 1733 г. по январь 1734 г. Первые три эпистолы
вышли соответственно в феврале, марте и мае 1733 г., четвертая появилась в
январе 1734 г. В "Опыте о человеке" Поуп выступает как приверженец и
пропагандист идеологии Века Просвещения. Положение человека в мире и в
обществе, соотношение страстей и разума, зла и добра, себялюбия и
общественного блага, представление о назначении человека и о его счастье -
все эти метафизические, социальные и этические вопросы стояли в центре
просветительской философии XVIII в. и живо обсуждались, причем не только в
Англии. "Опыт о человеке", рисующий картину гармонии и совершенства
мироздания, в которых в конечном счете разрешаются все видимые его коллизии
и диссонансы, явился как бы поэтическим аналогом "Моралистов" Шефтсбери и
"Теодицеи" Лейбница. В нем в доступной и привлекательной форме поэт выразил
одну из основных мировоззренческих концепций раннего европейского
Просвещения и тем самым приобщил не одно поколение читателей к идейным
проблемам и спорам своей эпохи. Опубликованная поэма вызвала критику со
стороны ревнителей чистоты христианской веры. Поуп был обвинен в
приверженности к деизму, и не без оснований, ибо тот мировой божественный
порядок, который он рисует в поэме, конечно же, есть порядок деистического
