Александр Артёмов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Разгон дорог дождем окутав,
Апрель берет над миром власть, —
И с ним неведомо откуда
Тревога старая взялась.

И плечи давит, словно тяжесть
Прямоугольник потолка,
И снова даль зовет бродяжить,
Ветрам дорожным потакать.

Но, заглушив весенний шорох,
Неотвратимее зовет —
Над формулой сухой, как порох,
Над лаком импортных приборов —
Работ великих третий год.

Где путь в горах оборван круто,
Где снег ногами не примят,
Где по весне ручьи гремят, —
Лежат нетронутые руды.

И мы на них ведем отряд —
В края, где греет неустанно
Сухое небо Казахстана,
В сибирский комариный зной,
Среди низин глухих и мокрых,
Необжитой пугая округ
Своею песнею шальной.

Мы, как машину, до винта
Наш край в работе изучаем.
И нас просторами встречая,
Своих сокровищ инвентарь
В любой разведке наших партий
Земля вверяет новой карте.

Такого жаркого восхода
Не знала ни одна заря, —
По всем концам земли восходят
Пути советского сырья;

И нам за ним идти велит
Весенний зов, чтоб мы могли
Сказать, что хорошо ли, худо ль,
Но не деленной пополам,
Не как коротенькую ссуду —
Сполна переключили удаль
На точный пятилетний план.

Начало я помню. Всего горячее
Стремленье уйти от обычных преград.
В обложке истрепанной — «Мир приключений»,
Чужая земля, Наутилус и Грант.

И каждому разное снилось ночами:
Иному — Австралия, полюс — другим;
Но равно томили — как было вначале —
По глобусу легшие сетью круги.

А мне представлялось: когда на восходе
Пустым океаном владеет заря,
И льдины отколотые проходят,
Холодною прозеленью горя,
На ледоколе, а то на собаках,
Стремлюсь в снеговой непрерывный мятеж…

Как горько бывало проснуться, заплакав
От явной несбыточности надежд!
Завоеватели!
                      Я не войду
В края, ледяной отягченные лавой;
Я только по карте рукой проведу
Ваш путь, освещенный полярною славой.

Придуманные персонажи книжек,
Поздней вспоминавшиеся иногда,
Они показались скучнее и ниже
Обычного роста в былые года.

Но сделался в жизни обыденной веским
Мой мир невесомый, и в новой судьбе
Лежащий у полюса Север советский
Иных победителей манит к себе.

Выходит, не болтовней впустую,
А самой надежной базой труда
Всё то, о чем, бывало, тоскую,
Предстало взыскательным нашим годам.

И, с будничными городами упрочив
Отныне союз трудовой навсегда,
Ты требуешь новых и новых рабочих,
Рудой и пушниной богатая даль.

Ты требуешь самых надежных и храбрых,
Кто может идти с тобой наравне,
Для чьей добычи фундаменты фабрик
Возводятся нынче по всей стране,

Чьей волей в степях вырастают заводы.
К тебе я приду не сегодня еще,—
Меня удержали другие заботы,
Мне руку свою опустив на плечо.

Но передо мною стоишь ты, не тая,
Страна ледяная, владенье зимы, —
С тобой не прощаюсь, года не считаю,
Не в этом — так в будущем встретимся мы!

Отдых к ночи, а ночи нету —
Каждой ночью светло, как днем.
Как тут будешь бродить до света,
Тьму отыскивать днем с огнем?

Утки в забереги слетают,
Лед проталинами пошел.
Из распадка любую стаю
Тут выслеживать хорошо.

Всё спокойно в холмах безлесных,
Птицы свищут у самых ног,
Да гремит в снеговых отвесах
Черно-синий лютый поток.

Солнце словно желтою пылью
Одевает гор наготу;
И, расправив рябые крылья,
Мне в глаза взглянув на лету,

Коршун падает с камня камнем,
Пустырей разбойный герой,
И скрывается за сверканьем
Снега талого под горой.

Но в пустыне, одетой светом,
Там, где маревом поднят лед.
Что за тень, колеблема ветром,
На черте горизонта встает?

То шагает легкий и скорый
Мой товарищ — зачинщик охот.
«Здравствуй! — крикну я через горы. —
Как охота твоя идет?»

И просторной свободой богаты,
В цель стреляя под небеса,
Сколько разной твари пернатой
Мы привяжем на пояса!

И к зимовке — уснуть до работы.
Уходя, говорим вперебой
О работе в порту, об охотах,
Об осеннем пути домой.

Осень — к осени, к лету — лето.
Через несколько быстрых лет
Спросишь: молодость моя, где ты?
Ничего не слыхать в ответ.

И тогда, тяжелее камня
С неизвестных слетев высот,
Глянет злая тоска в глаза мне,
Надо мной задержав полет.

Я из самых дальних затонов
Верной памяти призову
Время солнца и льдов зеленых —
Сон, приснившийся наяву.

И товарищи выйдут те же,
Молодые — как в те года;
Мы сойдемся на побережье
После радостного труда.

Впереди просторно и тихо,
Темных крыльев пропал и след,
Только в море из бухты выход —
Словно в будущее просвет.

Иной судьбы, казалось, не желая,
К несбыточному больше не стремясь,
Так медленно, так нехотя жила я,
В чужую жизнь стучаться утомясь.

Ступала от удачи к неудаче,
На близкое смотря издалека,
Когда, мои пути переиначив,
Их повела холодная река.

Так палый лист уносится теченьем
Куда-то в неизвестность. И пришло
То чувство, что зовется отреченьем,
Что холодно, пустынно и светло.

У моря ветром рвало мох и камень,
И приходилось, наклонясь дугой,
Карабкаться, держась за трос руками,
Храня дыханье, сжатое пургой.

И день за днем вставали в сроках твердых
Стремленье ветра, уровень воды,
Путь облаков и в дождемерных ведрах
Сухого снега светлые следы.

Еще в июне льды в заливе стыли
Зеленые, прозрачны и влажны,
А светлая, холодная пустыня
Взыграла всеми красками весны.

На склонах гор, коричнево-лиловых,
Горели мхи и снег сходил на нет;
Большой пустырь куражился в обновах
Болот, у неба отбиравших цвет.

И солнечными длинными ночами,
Держа от солнца руку у бровей,
Бродила я с винтовкой за плечами,
Пугая птиц в оттаявшей траве.

И многократно утверждали скалы,
Катая эхо моего ружья,
Что лишь преддверьем — искусом закала
Была вся жизнь прошедшая моя,

Что было в ней борьбы постыдно мало.
И, отступив в сознании вины,
Молчала я, и снова возникала
Над голым миром песня тишины.

Она в ушах звучала бегом крови,
Разгоряченной редкостной весной,
Она была прекрасней и суровей,
Чем гребни гор и небо надо мной.

Оплетена напевом этим длинным,
Я волю в нем услышала одну:
Огромный зов к застроенным равнинам,
Гораздо раньше встретившим весну.

И стало ясно: от него не скроешь
Себя нигде, и на краю земли
Моя судьба — такого же покроя,
Как судьбы тех — оставшихся вдали.

Мы улью одному готовим соты.
И доказал мне этой песни лад,
Что жизнь друзей и прежняя работа,
Объединясь в усилии, велят
Вернуться к ним, чтоб изменять значенье
Любых вещей по слову своему.