Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй
— Ну что, милый, — сказал капитан, — проскочим? Или нет? Будем акул кормить?
Фокстерьер радостно запрыгал вокруг.
— Эх ты, несмышленыш, — сказал капитан и, по давней привычке заложив за спину руки, зашагал по мостику.
Перед выходом в море стало известно о том, что немецкие подводные лодки в Атлантике потопили суда «Оклэнд Стар», «Клэн Мензис», «Джамайка Прогресс». Субмарины появлялись из глубин неожиданно и без предупреждения торпедировали беспомощные торговые пароходы. С тонущих кораблей в эфир летели отчаянные радиограммы.
На темных пологих валах, катившихся навстречу «Каяку», появились пенные барашки — верные предшественники шторма. Но капитана это радовало: чем выше волна, тем больше надежд пройти через Атлантику незамеченными.
Весь день Калласте был занят: ездил в управление порта, встречался с портовыми чиновниками… Вокруг были люди, и каждый говорил о чем-то своем, но мысли капитана все время возвращались к одному: «Что в Таллине?»
Капитан поднял голову. На флагштоке трепетал под ветром эстонский флаг. В груди болезненно и тревожно кольнуло. Как и в продолжение всего дня, Калласте постарался отвлечься от назойливых мыслей, уйдя в работу.
Переждав порыв ветра, капитан отворил дверь в рулевую рубку, фокстерьер прошмыгнул мимо ног, радуясь, что теперь можно будет согреться, надежно укрывшись от резкого ветра и холодных брызг, обдававших мостик.
У штурвала стоял рулевой Карл Пиик. Он сдержанно поздоровался:
— Добрый вечер, капитан.
— Добрый вечер, — ответил Калласте.
В рулевой рубке было полутемно. Только подсветка компаса мерцала в темноте.
«Каяк» шел без огней. В каютах и машинном отделении иллюминаторы были задраены броняшками. Коридоры были едва освещены синими лампами.
Карл Пиик откашлялся. Капитан искоса взглянул на рулевого. Немолодое, изрезанное морщинами лицо, глубоко запавшие глаза. От виска через всю щеку сбегал шрам.
«От чего бы это? — подумал капитан. — Портовая драка или несчастный случай?»
— Пиик, — сказал Калласте, — я вот смотрю на вас и думаю: где это вы заполучили такую зарубину?
Рулевой пощупал шрам.
— Как-нибудь расскажу, капитан. — Он посмотрел на Калласте: — Давняя история, долго рассказывать.
Помолчали. У Калласте было ощущение, что стоящий рядом человек все-таки хочет что-то сказать. Что-то очень важное. Калласте молча смотрел на вздымающееся море. Ждал, но Карл Пиик так ничего и не сказал.
«Что он за человек?» — подумал капитан. Он видел разных людей на флоте. Были такие, что рвались только за заработком. Были и такие, которых деньги не очень-то интересовали. Видел он людей, которые, проплавав всю жизнь, знали только, в какую сторону открываются двери кабачков всех портов мира. Дальше они не шли, так как сваливались за первой бутылкой вина. Перед отплытием боцман притаскивал их на судно, и все повторялось вновь на очередной стоянке в Сингапуре, Сан-Франциско или Марселе. Разницы не было никакой. Ни на кого из них Карл Пиик не был похож. И хотя он отлично справлялся с работой рулевого, Калласте знал, что Пиик не был моряком. Об этом говорили многие мелочи, которые капитан сразу же подметил: и в том, как говорил Пиик, и в том, как он вел себя на судне и на берегу. Но спрашивать Карла о его прошлом капитан не хотел. Он умел ждать, когда человек скажет сам.
Калласте свистнул фокстерьеру и вышел из рулевой рубки.
Пес весело бежал впереди. Он любил, когда капитан обходил судно. У трапов фокстерьер останавливался и, повизгивая, ждал, пока капитан спустится. Пес боялся крутых ступеней.
Калласте был в машинном отделении, когда его вызвали в радиорубку. Вахтенный доложил, что радист принял сигналы бедствия. Калласте, прервав осмотр судна, тут же поднялся к радисту. Открывая дверь рубки, капитан услышал отчетливые сигналы SOS. Лицо радиста было взволнованное и сосредоточенное.
— Где они? — спросил Калласте.
Радист запросил гибнущий корабль. Капитан взглянул на карту. Судно терпело бедствие по курсу «Каяка». Самое большее в двух часах хорошего хода.
— Запросите, — сказал Калласте, — какое у них повреждение.
Радист включил передатчик. Когда он вновь переключился на прием, с гибнущего корабля спросили:
— Кто вы? Ваши координаты? Назовите судно?
Калласте неожиданно для радиста вырубил питающий аппаратуру аккумулятор.
— Это немцы, — сказал он, — подлодка!
Радист оторопело ахнул:
— Не может быть!
— Сволочи! — возмутился капитан.
Он знал эту уловку фашистских подводников. Они выходили на торговые пути и слали в эфир сигналы бедствия. Того, кто, откликнувшись на сигнал, подходил спасать, встречала торпеда.
Капитан изменил курс «Каяка». Зарываясь в волны, судно самым полным уходило из опасной зоны.
В рулевую рубку поднялся Игнасте, но капитан еще долго не спускался в каюту.
Море бушевало, гигантские валы свободно перекатывались через фальшборт, и вода гуляла по палубе.
Капитан стоял за спиной рулевого, время от времени поглядывая на компас.
Прошло больше часа. Калласте вновь вернул судно на прежний курс и дал команду сбавить обороты.
Как только машина изменила режим работы и вибрация палубы под ногами утихла, люди заметно повеселели. Рулевой даже засвистел какую-то мелодию. Игнасте принес термос с горячим кофе. Но капитан от кофе отказался, позвал пса и, пожелав счастливой вахты, ушел в каюту.
Предыдущая бессонная ночь и волнения дня давали о себе знать. Но, закрыв глаза, капитан вдруг вспомнил рулевого Карла Пиика. Шрам на щеке и его слова: «Расскажу как-нибудь, капитан. Это давняя история…»
«О чем он хотел рассказать?» — подумал Калласте. Но судно качало, веки слипались… Капитан уснул, и мысли оборвались.
4
Когда капитан проснулся, ветер отдувал ткань шторы у иллюминатора, и в образовавшуюся щель проглядывало ясное голубое небо. В первую минуту Калласте показалось, что он проснулся в своей таллинской квартире и сейчас откроется дверь, войдет Гельма, жена. У нее густые льняные волосы.
Но «Каяк» качнуло, и Калласте понял, что он на судне. Капитан повернулся на бок и в углу каюты увидел фокстерьера. Тот безмятежно спал.
— Ну да, — сказал Калласте, — спишь, старина, а хозяин давно бодрствует.
Фокстерьер недовольно пошевелил ухом. Он был действительно стар и любил поспать.
Калласте открыл иллюминаторы, и каюту залило яркое солнце.
Море успокоилось. Пологие волны лениво плескались у борта «Каяка». По подволоку каюты текли солнечные блики. Капитан много раз бывал в этих широтах и всегда удивлялся быстрой смене погоды. Разыграется шторм, небо окутают плотные тучи, и кажется, что это надолго, на несколько дней, но поднимется ветер, угонит тучи, и вновь ярко светит солнце. Сказывалось влияние теплых вод могучего Гольфстрима. Быстрые перемены погоды всегда скрашивали и разнообразили утомительные переходы через Атлантику.
Фокстерьер вскочил и с веселым лаем, как будто бы и не спал, бросился к капитану.
— Все проспал, — заговорил с ним капитан, — а теперь притворяешься, что бдительно охраняешь хозяина.
В салоне уже завтракали Игнасте, старший механик Андрексон, третий помощник Кизи. Игнасте доложил, что «Каяк» идет по проложенному курсу и особых происшествий за ночь не было. Капитан кивнул и принялся за яичницу с ветчиной. Несколько минут прошло в молчании.
Калласте отложил вилку и спросил:
— Я прервал ваш разговор, господа? Мне показалось, что вы оживленно беседовали?
— Мы говорили, — сказал Кизи, — о будущем эстонского флота.
— А именно?
— Вероятно, флот будет национализирован.
— Флота Эстонии как такового не существовало, — сказал Калласте, — был флот, плавающий под флагом Эстонии. А суда принадлежали фирмам.
— Дела Эстонии, как вы понимаете, господа, меня, иностранца, не интересуют, — сказал Андрексон, — но частная собственность должна быть неприкосновенна. Это закон цивилизованного мира.
Стюард убрал тарелки и принес кофе.
— А что будет с судами под эстонским флагом, находящимися вне своей страны? — спросил Кизи.
В салоне повисла напряженная тишина. Капитан подумал, что об этом, наверное, и был разговор до того, как он пришел в салон.
— Не будем гадать, господа, — сказал он, отставляя чашку, — в Буэнос-Айресе, я надеюсь, нас будут ждать разъяснения.
Андрексон допил кофе и, сказав, что его ждут дела, вышел. Следом за ним заторопился Кизи. В салоне остались только капитан и Игнасте.
— А вы знаете, Игнасте, — сказал капитан, — я плавал под советским флагом.
— Под советским флагом? — удивился Игнасте.
— Да, — сказал Калласте, — и вы видели судно, на котором я плавал. Вам встречался когда-нибудь советский барк «Товарищ»?
