Гомер - Илиада
Песнь шестнадцатая
Патроклия
Так меж собою они за корабль прочнопалубный бились.
Тут явился Патрокл перед пастырем войск Ахиллесом.
Слезы горячие лил он, как ключ черноводный, который
Льет с доступной лишь козам скалы свои темные воды.
Жалость взяла Ахиллеса, как только его он увидел.
Громко к нему со словами крылатыми он обратился:
«Что это так ты заплакан, Патрокл дорогой мой, подобно
Девочке малой, что бегом за матерью следует с плачем,
На руки просится к ней и за платье хватается крепко,
Смотрит в глаза, заливаясь слезами, чтоб на руки взяли.
Так же совсем, как она, проливаешь ты нежные слезы.
Весть ли какую приносишь ты мне иль другим мирмидонцам?
Или, быть может, о Фтии один что-нибудь ты услышал?
Жив, говорят, еще Акторов сын, отец твой Менетий,
Жив посреди мирмидонцев Пелей Эакид, мой родитель.
Смерть их обоих для нас величайшую скорбь принесла бы.
Иль об ахейцах скорбишь ты, которые в это мгновенье
Близ чернобоких судов за неправду свою погибают?
Все расскажи мне, в уме не скрывай, чтобы знали мы оба».
Тяжко вздыхая, ему отвечал так Патрокл конеборец:
«О Ахиллес Пелеид, средь ахейцев храбрейший, прости мне
Слезы мои; одолело ахейцев великое горе!
Наши храбрейшие мужи, какие лишь есть меж ахейцев,
Пред кораблями лежат, кто стрелой, кто копьем пораженный.
Ранен стрелою Тидид Диомед, воеватель могучий,
Ранен копьем Одиссей копьеборец, Атрид Агамемнон,
Ранен стрелою в бедро Еврипил, Евемоном рожденный.
Ходят за ними врачи, в лекарствах искусные многих,
Раны их лечат. А ты, Ахиллес, непреклонен остался.
Пусть никогда я гнева не знаю, какой ты питаешь!
Храбрость без пользы твоя. Кому, хоть бы даже в потомстве,
Будет в ней надобность, раз аргивянам помочь ты не хочешь?
Сердцем жесток ты. Отец тебе был не Пелей конеборец,
Мать – не Фетида богиня. Рожден ты сверкающим морем,
Твердой скалою, – от них у тебя это жесткое сердце.
Если тебя устрашает какое-нибудь предсказанье,
Если ты что чрез владычицу-мать узнал от Кронида,
То отпусти хоть меня и со мною пошли на сраженье
Рать мирмидонцев; может, я светом явлюсь аргивянам.
Дай позволение мне облачиться в доспех твой прекрасный.
Может быть, в битве меня за тебя принимая, троянцы
Бой прекратят, и ахейцев сыны отдохнут хоть немного
От понесенных мучений. В сражениях отдых недолог.
Свежие силы отбросят легко истомленное войско
От кораблей чернобоких и стана назад к Илиону».
Так он, безумец, молил. Увы, не предвидел, что будет
Сам для себя он погибель выпрашивать с черною смертью!
Сильно разгневавшись, молвил ему Ахиллес быстроногий:
«Богорожденный Патрокл, ну, что ты такое сказал мне!
Мало заботит меня предсказанье, какое я знаю,
Не сообщала мне мать ничего о намереньях Зевса.
Но огорченье большое и в сердце, и в дух мне приходит,
Если я вижу, что равный пытается равного грабить,
Хочет добычи лишить потому лишь, что властью он выше!
Горе ужасно мое: сколько уже пострадал я!
Девушку в дар присужденную мне сынами ахейцев,
Ту, что я добыл копьем, крепкостенный разрушивши город,
Вырвал обратно из рук у меня Агамемнон владыка,
Словно какой-нибудь я новосел-чужеземец презренный!
Но, что случилось, – оставим! И не к чему было так долго
Злобою в сердце пылать мне. Я думал сначала не раньше
Гнев прекратить мой упорный, чем крики и ярая битва
Пред кораблями моими и ставкой моей разольются.
Но облеки ж себе плечи доспехом моим знаменитым
И поведи мирмидонцев воинственных наших в сраженье.
Черная туча троянцев кругом корабли обложила
Грозною силой, ахейцы ж, прижатые к самому морю,
Держатся только еще на последнем коротком пространстве,
Аргоса дети. Троянцы обрушились городом целым.
Больше теперь уж не светит вблизи перед дерзкими шлем мой
Ярким налобником. Скоро б они полевые овраги
Трупами в бегстве забили, когда б Агамемнон владыка
Был ко мне справедлив. А теперь они стан окружили!
Уж не свирепствует в мощных руках Диомеда Тидида
Бурная пика его, отвращая беду от ахейцев.
Уж не несутся средь боя призывные крики Атрида
Из головы ненавистной. Лишь Гектора людоубийцы
Голос гремит средь троянцев, и криком они непрерывным
Всю заполняют равнину, в бою побеждая ахейцев.
Все же и так, Патрокл, всей силой ударь на троянцев
И защити корабли от беды, чтоб они не сожгли их
И не лишили бы нас возвращения в землю родную.
Слушай же, с целью какою тебе это все говорю я,
Должен великую ты меж данайцами всеми добыть мне
Славу и честь, чтоб красавицу-девушку мне возвратили.
Вместе же с ней, чтоб подарки блестящие также прислали.
От кораблей же врагов отогнав, возвращайся обратно.
Если бы даже и дал тебе славу Кронид громовержец,
Все же один, без меня, не стремися преследовать дальше
Войнолюбивых троянцев. Меня этим чести лишишь ты.
Гордым охваченный пылом войны и кровавого боя,
Трои сынов истребляй, но полков не веди к Илиону;
Чтобы бессмертный какой-нибудь бог, на Олимпе живущий,
В бой не вмешался; уж очень любимы они Аполлоном.
Спасши суда от троянцев, ко мне возвращайся обратно,
Тем же всем предоставь на равнине сражаться и дальше.
Если бы, Зевс, наш родитель, и вы, Аполлон и Афина, –
Если бы, сколько ни есть их, никто из троян и ахейцев
Смерти избегнуть не смог, и лишь мы, от погибели спасшись, –
Мы бы одни развязали повязки священные Трои!»
Так Ахиллес и Патрокл меж собою вели разговоры.
Стрелы меж тем осыпали Аякса, не мог устоять он;
Одолевала и воля Зевеса его, и удары
Славных троянцев; сияющий шлем под ударами звоном
Страшным звучал у висков; без конца ударялися копья
В бляхи прекрасного шлема. Замлело плечо у Аякса,
Крепко дотоле державшее щит многопестрый. Не в силах
Были троянцы пробить этот щит, как ни сыпали копья.
Тяжко дышал Теламоний. По всем его членам обильный
Пот непрерывно струился. Никак уже не был он в силах
Вольно вздохнуть. Отовсюду вставала беда за бедою.
Ныне скажите мне, Музы, живущие в домах Олимпа, –
Как упал огонь впервые в ахейские судна?
Быстро приблизившись, Гектор по ясенной пике Аякса
Острым огромным ударил мечом и от древка у шейки
Все целиком отрубил острие. Бесполезно обрубком
Вновь взмахнул Аякс Теламоний. Далеко от пики
С шумом упало на землю ее заостренное жало.
Духом своим безупречным познал тут Аякс устрашенный
Дело богов, – что широко гремящий Зевес подсекает
Все решенья Аякса, желая победы троянцам.
Он отступил. И троянцы на быстрое бросили судно
Неутомимый огонь. Неугасное вспыхнуло пламя.
Так пожар корму корабля охватил. Ахиллес тут
В бедра ударил себя и вскричал, обратившись к Патроклу:
«Богорожденный Патрокл, поспеши, боец быстроконный!
Ясно я вижу, огонь на судах занимается наших.
Если возьмут корабли, то ведь мы и уйти-то не сможем!
Вооружайся скорее, а я соберу наше войско».
Начал тотчас же Патрокл облекаться сияющей медью.
Прежде всего по прекрасной поноже на каждую голень
Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой.
Следом за этим и грудь облачил себе крепкой бронею
Сына Пелеева, – пестрой, усыпанной звездами густо.
Сверху набросил на плечи могучие меч среброгвоздный
С медным клинком, а потом – огромнейший щит некрушимый–
Мощную голову шлемом покрыл, сработанным прочно,
С конскою гривою. Грозно над шлемом она волновалась.
Взял и две пики, какие ему по руке приходились,
Только копья одного не взял Эакида. Тяжел был
Крепкий, огромный тот ясень; его никто из ахейцев
Двигать не мог; лишь один Ахиллес без труда потрясал им, –
Ясенем тем пелионским, который с вершин Пелиона
Был принесен для Пелея Хироном на гибель героям.
Автомедонту велел он коней запрягать поскорее;
После Пелида героя всех больше его почитал он.
Всех был надежнее он в выжиданьи призыва из битвы.[69]
Автомедонт под ярмо ахиллесовых коней поставил, –
Ксанфа и Балия. Оба они словно ветер носились.
Близ океанских течений пасясь на лугу, родила их
Быстрому ветру Зефиру одна из гарпий, Подарга.
К ним на пристяжку он впряг безупречного в беге Педаса:
Им завладел Ахиллес, гетионов разрушивши город:
Смертный, вполне за конями бессмертными мог поспевать он.
Сам Ахиллес же по стану ходил и своим мирмидонцам
Вооружаться приказывал всем. На волков кровожадных
Были похожи они, с несказанной отвагою в сердце;
Рвут они жадно на части оленя рогатого, в чаще
Леса поймавши его; их пасти багровы от крови;
После подходят к ключу черноводному целою стаей,
Узкими там языками лакают с поверхности воду,
Кровью убитого зверя рыгая; в груди их косматой
Дух вполне безбоязнен, и сильно раздуты утробы.
Так же совсем мирмидонцев вожди и советники быстро
Вкруг Ахиллесова друга, отважного духом, сбирались,
Жаждая боя, в толпе их стоял Ахиллес быстроногий
И на борьбу возбуждал лошадей и мужей щитоносцев.
Зевсом любимый Пелид пятьдесят кораблей быстролетных
Вместе с собою под Трою привел, и при веслах на каждом
По пятьдесят человек находилось бойцов превосходных.
Пять он поставил над ними начальников, чтоб исполняли
Их приказанья, а высшую власть сохранял за собою.
Первый отряд возглавлялся Менесфием пестродоспешным,
Сыном Сперхея – реки, получавшего воду от Зевса.
На свет его породила Пелеева дочь Полидора,
С неутомимым Сперхеем сошедшись, – женщина с богом.
Отчество ж было по Бору ему, Периерову сыну:
Внесши бесчисленный выкуп, на ней он открыто женился.
Евдор воинственный был предводитель второго отряда.
Дева его родила Полимела, прелестная в плясках,
Дочь Филанта; пленился веселою девой могучий
Аргоубийца, ее увидавши средь песен и плясок
У Артемиды в хору, – златострельной охотницы шумной.
К девушке в комнату наверх поднялся и тайно сопрягся
С нею заступник Гермес, и ему родила она сына,
Славного Евдора, в беге проворного, храброго в битве.
После того ж как Илифия, помощь дающая в родах,
Вывела на свет ребенка, и солнца лучи он увидел,
Ввел к себе в дом Полимелу герой Ехеклей многосильный,
Акторов сын, за нее заплативши бесчисленный выкуп.
Мальчика ж старец Филант воспитал и вскормил с попеченьем,
Лаской его окруживши, как будто он был его сыном.
В третьем отряде вождем был Писандр, Маймалом рожденный,
Храбрый, воинственный муж, первейший меж всех мирмидонцев:
После Пелидова друга в искусстве на копьях сражаться.
Феникс, боец поседелый, вождем был в четвертом отряде,
В пятом же – Алкидамант, Лаэркия сын безупречный.
В полном порядке совместно с вождями построив отряды,
С сильною речью ко всем Ахиллес обратился могучий:
«Не забывайте никто у меня тех угроз, мирмидонцы,
Как при судах наших быстрых, в то время, как гневом пылал я,
Вы угрожали троянцам и горько меня обвиняли:
«Желчью, свирепый Пелид, ты матерью вскормлен своею!
Близ кораблей ты насильно товарищей держишь, жестокий!
Лучше в судах мореходных домой мы назад возвратимся»
Раз уж тобой овладела такая безмерная злоба!»
Так вы мне часто, сходясь, говорили. Великое дело
Битвы теперь наступило: ее вы так долго желали!
В бой теперь каждый иди, в ком сердце отважное бьется!»
Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
Слово царя услыхавши, тесней мирмидонцы сомкнулись.
Так же, как каменщик, камни смыкая с камнями, выводит
Стену высокого дома в защиту от дующих ветров, –
Так же сомкнулись ряды щитов меднобляшных и шлемов.
Шлем тут со шлемом, и щит со щитом, человек с человеком
Близко смыкались; вперед наклоняясь, боец прикасался
Шлемом к переднему шлему, – так тесно стояли ахейцы.
Перед рядами два мужа стояли, – Патрокл многомощный
С Автомедонтом. Горели одним они оба желаньем, –
Быть впереди мирмидонцев в бою. Ахиллес быстроногий
В ставку пошел. На прекрасном узорчатом там сундуке он
Крышку поднял. На корабль ему этот сундук был положен
Сереброногой Фетидой и полон он был и хитонов,
И шерстяных одеял, и плащей, берегущих от ветра.
Там у него наготове хранилася чаша. Средь смертных
Муж из нее ни один вина искрометного не пил,
Не возливалось вино никому из богов, кроме Зевса.
Из сундука эту чашу доставши, сначала ее он
Серой очистил, потом всполоснул водяными струями,
Руки обмыл и себе, и вином эту чашу наполнил.
Стал в середине двора, и вино возливал, и молился,
На небо глядя. И не был он Зевсом отцом незамечен.
«Зевс пеласгийский, додонский, далекий владыка Додоны
Вечно суровой, где Селлы, пророки твои, обитают,
Ног не моют себе и спят на земле обнаженной!
Ты на молитву мою благосклонно уж раз отозвался
И возвеличил меня, поразивши ахейцев бедою.
Также еще и теперь мне такое исполни желанье:
Сам я в стане своем остаюсь корабельном, но в битву
Друга-товарища шлю и много моих мирмидонцев.
Зевс протяженно гремящий! Пусть слава его провожает,
Смелостью сердце наполни ему, чтоб увидел и Гектор,
Может ли также один отличаться в бою наш товарищ,
Или свирепствуют в битве его необорные руки
Только тогда, как и сам на аресову битву я выйду.
После, когда от судов он отгонит сраженье и крики,
Пусть невредимым к судам быстроходным вернется обратно,
Пусть и товарищи все, и оружье останутся целы!»
Так говорил он, молясь. И внял ему Зевс промыслитель.
Дал Отец Ахиллесу одно, а другое отвергнул:
Прочь отогнать от судов войну и сраженье Патроклу
Дал; а из битвы назад отказал невредимым вернуться.
Так совершив возлиянье и Зевсу отцу помолившись,
В ставку назад он вошел и в сундук положил свою чашу.
Вышел и стал перед ставкой. Хотелось еще его духу
Схватку ужасную между троян и ахейцев увидеть.
Те же совместно с Патроклом отважным вперед устремились
В полном оружьи, чтоб смело на войско троянцев ударить.
Хлынули быстрой и дружной толпою они на троянцев,
Как придорожные осы, которых привыкли тревожить
Мальчики, их постоянно дразня близ дороги в их гнездах.
Глупые эти ребята на многих беду навлекают.
Если какой-нибудь путник нечаянно ос потревожит,
Мимо идя по дороге, они с отвагою в сердце
Все на него налетают, свое защищая потомство.
Сердцем и духом на ос походя, от судов мирмидонцы
Хлынули против троянцев. И крик поднялся неугасный.
Громко Патрокл закричал, возбуждая товарищей к бою:
«Вы, мирмидонцы, лихие соратники сына Пелея!
Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе!
Славу дадим Ахиллесу, пускай пред судами ахейцы
Доблесть узнают его и бойцов его рукопашных!
Пусть и Атрид осознает, владыка мужей Агамемнон,
То ослепленье, с каким он обидел храбрейшего мужа!»
Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
Тесно сомкнувши ряды, на врагов мирмидонцы напали.
Страшным откликнулись гулом суда на воинственный крик их.
Как увидали троянцы на поле сраженья Патрокла, –
И самого, и возницу, – обоих в блестящих доспехах,
Дрогнуло сердце у всех, всколебались густые фаланги;
Разом подумали все, что Пелид быстроногий отбросил
Гнев, им владевший так долго, и снова на дружбу склонился.
Стали они озираться, куда убежать им от смерти.
Первым Патрокл, размахнувшись, блистающей пикой ударил
Прямо в средину троянцев, где больше всего их толпилось, –
Возле кормы корабля крепкодушного Протесилая.
Им поражен был Пирехм, конеборных пеонов отважных
Из Амидона приведший, где катится Аксий широкий.
Медною пикой в плечо он ударил его. И со стоном
Навзничь Пирехм опрокинулся в пыль, и пеоны с испугом
Кинулись в бегство. Поверг Патрокл всех пеонов в смятенье,
Их вождя умертвив, храбрейшего воина в битвах.
От кораблей их прогнав, затушил он пылавшее пламя.
Полу сожженный корабль остался на месте. Бежали
С криком ужасным троянцы. Рассыпались быстро данайцы
Меж кораблей изогнутых. И шум поднялся непрерывный.
Так же, как если с вершины огромной горы Молневержец
Тучи густые разгонит, и тихое время настанет, –
Все вдруг далеко становится видным, – высокие мысы,
Скалы, долины; воздушный простор наверху необъятен.
Так и данайцы, пылавший огонь от судов отразивши,
Передохнули немного. Но битва вполне не затихла.
Вовсе троянцы еще пред ахейской воинственной ратью
От чернобоких судов не бежали назад без оглядки;
Бодро стояли еще, отступив от судов поневоле,
Бой закипел врассыпную. Сражались бойцы в одиночку.
Вождь нападал на вождя. И первый Патрокл многомощный
Ареилика ударил в то время, как он повернулся,
Острою пикой в бедро, насквозь его медью дробивши;
Кость раздробило копье; и ничком повалился на землю
Ареилик. Менелай же воинственный ранил Фоанта,
Грудь обнажившего возле щита, и члены расслабил.
А Филеид, увидав, что Амфикл на него устремился,
Опередил и ударил в бедро его, в место, где мышца
Толще всего у людей; пересекло копейное жало
Все сухожилья вокруг, и глаза его тьмою покрылись.
Из Несторидов один, Антилох, на Атимния с пикой
Острой напал и, ударивши в пах, острием его пробил.
Тот перед ним повалился. Тут с поднятой пикою Марий
На Антилоха напал, за убийство разгневанный брата.
Стал перед трупом. Но прежде, чем пикой ударить успел он,
Опередил Фрасимед его, равный бессмертным, и не дал
Промаха: быстро в плечо поразил. Острие его пики
Мышцы с руки сорвало и кость целиком разрубило.
С шумом на землю он пал, и глаза его тьмою покрылись.
Так они оба, двумя укрощенные братьями, вместе
В мрачный спустились Эрев, – лихие бойцы Сарпедона,
Амисодара сыны-копьеборцы, который Химеру
Лютую выкормил, многим мужам земнородным на гибель.
Сын Оилеев Аякс, налетев, живым Клеобула,
Сбитого в давке толпой, захватил, но сейчас же на месте
Силу расслабил его, мечом ударив по шее.
Меч разогрелся от крови до ручки. Глаза Клеобулу
Быстро смежила багровая смерть с могучей судьбою.
Бегом друг с другом сошлись Пенелей и Ликон. Промахнулись
Пиками оба они, бесполезно их оба метнули.
Снова сошлись на мечах. Ликон поразил Пенелея
В шлем густогривый по гребню, но меч обломился у ручки.
В шею тогда Пенелей под ухом ударил Ликона.
Врезался в шею весь меч, голова опрокинулась набок,
Только на коже держась, и сила покинула члены.
Вождь Мерион на проворных ногах Акаманта настигнул,
Как на коней он всходил, и в плечо его пикой ударил.
Тот с колесницы свалился, глаза его тьмою покрылись.
Идоменей Ериманта ударил безжалостной медью
В рот. Под мозгом внизу пробежала блестящая пика,
Белые кости врага своим острием расколола,
Выбила, зубы ему. Глаза переполнились кровью
Оба. Она изо рта, из ноздрей у него побежала.
Черное облако смерти покрыло его отовсюду.
Каждый из этих данайских вождей по бойцу опрокинул.
Так же, как волки в горах на ягнят и козлят нападают,
Их вырывая из стад, которым пастух неумелый
Дал широко разбрестись по горам; увидавши их, волки
Быстро животных трусливых хватают и рвут их на части.
Так на троянцев напали данайцы. Но те лишь о бегстве
Думали шумном и вовсе забыли кипящую храбрость.
Больший Аякс, Теламоний, все время старался ударить
Гектора медною пикой. Но Гектор, испытанный в битвах,
Крепким Воловьим щитом закрывая широкие плечи,
Зорко следил за свистанием стрел и жужжанием копий.
Видел он ясно, что им изменяет победа, но все же
С места сходить не хотел, защищая товарищей милых.
Как от Олимпа на небо из светлого сходит эфира
Темная туча, когда Молневержец грозу посылает, –
Так от ахейских судов началися и крики, и бегство.
Все в беспорядке бежали назад. Быстроногие кони
Вынесли Гектора вместе с оружьем. Оставил он сзади
Войско троянцев, которых задерживал ров. Уж у многих
Быстрых коней колесничных во рву поломалися дышла,
Много осталось во рву колесниц предводителей войска.
Яро Патрокл наседал, за собой призывая данайцев,
Беды врагам замышляя. Троянцы в стремительном бегстве
Все заполняли дороги, повсюду рассеявшись. Вихрем
Пыль поднялась к облакам. Расстилались по полю кони,
К Трое обратно несясь от ахейских судов и от стана.
Где только видел Патрокл, что теснее толпятся троянцы,
С криком туда он коней направлял. С колесниц под колеса
Падали мужи ничком, и гремели, валясь, колесницы.
Прямо чрез вырытый ров перепрыгнули быстрые кони, –
Кони бессмертные, дар от богов олимпийских Пелею,
Дальше помчался Патрокл. На Гектора духом рвался он,
Свергнуть его устремлялся. Но Гектора кони умчали.
Так же, как черная стонет земля, отягченная бурей,
В осень, когда на нее изливает шумящие воды
Зевс раздраженный, на тех негодуя людей, что неправый
Свой совершают на площади суд и насилия множат,
Правду теснят и ничуть наказанья богов не страшатся;
Вздувшись от множества вод, стремительно реки несутся.
Много холмов отрезают потоки в то время от суши,
С гор низвергаясь внезапно в волнами кипящее море
С шумом и стоном великим, работы людей разрушая;
С шумом таким, задыхаясь, бежали троянские кони.
Вылетев к первым фалангам троянцев, Патрокл их отрезал,
Начал обратно теснить к кораблям, не давая бегущим
В город уйти, и носился, врагов избивая нещадно,
Меж кораблями, рекой и великой ахейской стеною.
Тут он пеню взыскал с троянцев за многих убитых.
Первого пикой блестящей Патрокл опрокинул Проноя,
Грудь обнажившего возле щита, и члены расслабил.
С шумом на землю он пал. Патрокл налетел на второго, –
Фестора, сына Енопа; сидел он в своей колеснице,
Съежась в комок, растерявшись; из рук его выпали вожжи.
Близко к нему подлетев, Патрокл его пикой ударил
В правую щеку; и зубы насквозь ему пика пробила.
Из колесницы его через край потащил он на пике,
Как человек, на нависшем усевшийся камне, из моря
Тащит проворную рыбу на леске с блестящею медью;
Так Енопида с разинутым ртом потащил он на пике,
Сбросил на землю лицом, и от павшего жизнь отлетела.
После того Ерилая, навстречу бежавшего, камнем
В голову он поразил, и она пополам раскололась
В шлеме тяжелом. Ничком Ерилай повалился на землю.
Дух разящая смерть разлилася вокруг Ерилая.
После того он сразил Ериманта, Епалта, Ифея,
Пирия и Тлеполема, Амфотера и Полимела,
Сына Аргея, Евиппа и Эхия Дамасторида.
Всех одного за другим положил он на тучную землю.
Лишь увидал Сарпедон, что без пояса панцырь носящих
Много товарищей пало, смирённых рукою Патрокла,
Он закричал с возмущеньем ликийцам своим богоравным:
«Стыдно, ликийцы! Куда вы бежите? Как стали вы быстры!
Выйду я этому мужу навстречу, хочу я увидеть, –
Кто он, могучий тот воин? Немало беды причинил он
Войску троянцев и многим отважным расслабил колени!»
Так говоря, с колесницы на землю с оружьем он спрыгнул.
Это увидевши, также Патрокл соскочил с колесницы.
Как на скалистой вершине с пронзительным криком дерется
Коршунов пара с кривыми когтями, с изогнутым клювом,
С криком таким же они устремились один на другого.
Сына хитрого Крона при виде их жалость объяла.
К Гере, сестре и супруге, с таким обратился он словом:
«Горе! Судьба Сарпедону, мне самому милому мужу,
Быть смирённым в бою рукой Менетида Патрокла!
Сердце меж двух у меня колеблется разных решений:
Вырвать ли мне Сарпедона живым из кровавого боя
И перевесть его в край плодоносный Ликии пространной,
Или его укротить могучей рукою Патрокла?»
Так отвечала ему волоокая Гера богиня:
«Как ты ужасен, Кронид! Ну, какие слова говоришь ты!
Смертного мужа, издревле уже обреченного роком,
Ты совершенно от смерти печальной желаешь избавить!
Делай, как хочешь. Но боги тебя тут не все мы одобрим.
Слово иное скажу, и обдумай его хорошенько:
Если живым Сарпедона в его ты отправишь отчизну,
Вспомни, – быть может, тогда и другой кто-нибудь из бессмертных
Милого сына захочет из боя могучего вырвать.
Мало ли здесь сыновей, от бессмертных рожденных, под Троей
Бьется! У этих богов ты ужасную злобу возбудишь.
Если же он тебе дорог и сердцем о нем ты болеешь,
То допусти, чтобы в битве пылающей был укрощен он
Мощной рукою Патрокла, Менетьева славного сына.
После того ж, как душа и жизнь Сарпедона покинут,
Смерти и сладкому сну повели отнести его тело
С чуждой троянской земли в родную ливийскую землю.
Там его братья и близкие все похоронят, воздвигнув
Холм погребальный и столб, как честь воздается умершим».
Так говорила. И внял ей родитель бессмертных и смертных.
Капли кровавые начал он сеять на черную землю,
Чествуя милого сына, которого должен был нынче
В Трое Патрокл уничтожить, далеко от родины милой.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Славного сшиб Фрасимела Патрокл. Превосходным возницей
Был Фрасимел у царя Сарпедона. Его поразил он
Пикою в нижнюю часть живота и члены расслабил.
Но Сарпедон, вторым на Патрокла напав, промахнулся
Пикой блестящей. Коню Ахиллеса Педасу попала
Пика в плечо; закричал он пронзительно, дух испуская.
В пыль повалился со стоном. И дух отлетел от Педаса.
Оба другие коня расскочились, ярмо затрещало,
Спутались вожжи, когда пристяжная свалилась на землю.
Автомедонт копьеборец нашел из беды этой выход:
Вырвав острый свой меч из ножен при бедре мускулистом,
Кинулся он и отсек пристяжную, ни мало не медля.
Оба другие коня поровнялись и стали под вожжи.
В жизнегубительной схватке сошлися противники снова.
Пикой блестящей своею опять Сарпедон промахнулся.
Близко над левым плечом Патрокла она пролетела,
Но не попала в него. Тогда и Патрокл размахнулся
Пикой. Ее не напрасно метнул он. Попал он в то место,
Где грудобрюшной преградой охвачено плотное сердце.
Тот повалился, как валится дуб иль серебряный тополь,
Или сосна, если плотник своим топором отточенным
Дерево срубит в горах, корабельные балки готовя.
Так Сарпедон пред конями своими лежал, растянувшись,
В пыль, обагренную кровью, со стоном впиваясь руками.
Так же, как схваченный львом острозубым, ворвавшимся в стадо
Медленноногих коров, отважный бык краснобурый
С яростным ревом под пастью ужасною льва погибает,
Так же и вождь щитоносных ликийцев, сраженный Патроклом,
Яростью полный, на помощь товарища звал дорогого:
«Милый Главк, меж мужами боец! Ты особенно должен
Быть копьеборцем сегодня и воином самым отважным!
Если ты храбр, то да будет война тебе нынче желанной!
Прежде всего обойди предводителей храбрых ликийцев,
Пусть они тотчас же бросятся в бой выручать Сарпедона.
Выйди и сам за меня губительной медью сражаться.
Я для тебя навсегда поношеньем и срамом останусь,
Даже на самые дни отдаленные, если ахейцы
Снимут доспехи с меня, в корабельном погибшего стане.
Крепко и сам ты держись и народ возбуждай на сраженье!»
Так говорил Сарпедон. И смертный конец ему быстро
Ноздри покрыл и глаза. На грудь наступивши ногою,
Вытащил пику Патрокл с грудобрюшной преградою вместе,
Душу и жало копья одновременно вырвав из тела.
Там же тотчас мирмидонцы коней изловили храпящих,
В бегство готовых пуститься, покинув свою колесницу.
Главка при голосе друга ужасное горе объяло.
Сердце кипело в груди, что на помощь прийти он не может.
Стиснул руку ладонью. Большой его мучила болью
Рана, какую нанес, при его нападеньи на стену,
Тевкр Теламоний стрелою, беду от друзей отражая.
В жаркой молитве воззвал к дальнострельному он Аполлону:
«Слух преклони, о владыка! В краю ль плодоносном ликийском,
В Трое ль находишься ты, – отовсюду ты можешь услышать
Мужа, объятого скорбью, какая меня удручает.
Рана моя тяжела. Вокруг нее острые боли
Руку пронзают мою. Все время не может подсохнуть
Кровь, что из раны струится. Плечо у меня онемело.
Крепко держать не могу я копья, не могу на врага я
Выйти. В бою между тем погиб выдающийся воин, –
Зевса сын Сарпедон. Не помог Громовержец и сыну!
Ты же, владыка, молю, исцели эту тяжкую рану,
Боли мои успокой, дай силу, чтоб мог возбудить я
Созванных мною ликийских товарищей к битве упорной,
Также чтоб мог я и сам за тело погибшего биться!»
Так он молился. И Феб-Аполлон ту молитву услышал.
Боли тотчас прекратил и на главковой ране тяжелой
Черную высушил кровь и дух его силой наполнил.
С радостью в сердце почувствовал Главк ободренный, что скоро
Был в молитве своей он богом великим услышан.
Прежде всего, обойдя предводителей рати ликийской,
За Сарпедона их всех побудил он идти на сраженье.
После того и к троянцам пошел он, широко шагая, –
К Пулидаманту, Панфоеву сыну, к вождю Агенору,
К Гектору в медных доспехах и к сыну Анхиза Энею.
Близко он к ним подошел и слова окрыленные молвил:
«Гектор, совсем ты сегодня забыл о союзниках ваших!
Ради тебя, далеко от друзей и от родины милой,
Дух они губят в боях, а ты защищать их не хочешь.
Пал Сарпедон, предводитель ликийских мужей щитоносных, –
Он, охранявший Ликию и силой своей, и законом.
Медью покрытый Apec укротил его пикой Патрокла.
Негодованью отдайтесь, друзья, обступимте тело,
Чтобы не сняли доспехов с него мирмидонцы и трупа
Не осквернили, питая к нам гнев за данайцев, которых
Копьями мы перебили так много пред их кораблями!»
Так он сказал. Охватила троянцев до самого сердца
Невыразимая скорбь: защитою города был он,
Хоть чужеземец; на помощь троянцам с собою привел он
Много бойцов и сам между ними в боях отличался.
Тотчас яростно все на данайцев ударили. Вел их
Гектор, за гибель гневясь Сарпедона. Сынов же ахейских
В битву отважное сердце вело Менетида Патрокла.
Прежде всего он Аяксам сказал, без того уж горевшим:
«Нынче, Аяксы, должны бы желать вы сражаться не хуже,
Чем вы доселе сражались иль, может быть, даже и лучше.
Пал человек, через стену ахейцев прорвавшийся первым,
Пал Сарпедон! Вот бы нам завладеть им, над ним надругаться,
С плеч доспехи сорвать и кого-нибудь там из ликийцев,
Обороняющих тело, смирить беспощадною медью!»
Так он сказал. Но Аяксы и сами рвалися сражаться.
После того как с обеих сторон укрепили фаланги
Трои сыны и ликийцы, ахеяне и мирмидонцы,
В яростной схватке они вкруг тела убитого сшиблись
С криком ужасным. Звенели доспехи бойцов от ударов.
Гибель несущую ночь распростер над сраженьем Кронион,
Чтобы губительный битвенный труд разгорелся над сыном.
Трои сыны потеснили сперва быстроглазых ахейцев.
Был поражен человек не из худших среди мирмидонцев,
Муж Епигей богоравный, рожденный на свет Агаклеем.
Царствовал в городе он хорошо населенном Будее
Раньше. Потом же, лишив благородного сродника жизни,
Он за защитой к Пелею прибег с среброногой Фетидой.
Те же его с Ахиллесом, фаланг разрывателем грозным,
В конебогатую Трою послали с троянцами биться.
Он было тело схватил, но его шлемоблещущий Гектор
В голову камнем ударил. Она пополам раскололась
В шлеме тяжелом. Ничком Епигей повалился на землю.
Дух разящая смерть разлилася вокруг Епигея.
Горе Патрокла взяло о погибшем товарище милом.
Он сквозь передние прямо помчался ряды, словно ястреб,
Быстро несущийся следом за галками или скворцами.
Так же и ты, быстроконный Патрокл, на троян и ликийцев
Прямо помчался вперед, за товарища гневом пылая.
Он Сфенелая сразил, Ифеменова милого сына;
Камнем ударивши в шею, на ней перервал сухожилья.
Быстро троянцы и Гектор назад отступили, – настолько,
Сколько проносится длинный метательный дротик обычно,
Если его человек испытать пожелал в состязаньи
Или в сраженьи с врагами; назад на такое пространство
Трои сыны отступили, данайцы ж вперед подалися.
Главк между тем, предводитель ликийцев воинственных, первый
Вдруг повернувшись, убил Бафиклея, великого духом,
Милого сына Халкона. В Элладе он жил и богатством
Меж мирмидонцев других выдавался и всякой удачей.
Главк, повернувшись внезапно, в средину груди Бафиклея
Пикой ударил, когда он в погоне его настигал уж.
С шумом упал он. Глубокая скорбь охватила ахейцев:
Доблестный пал человек. Троянцев же радость объяла.
Остановились они и сомкнулись вкруг Главка. Ахейцы
Доблести не забывали и силу несли на троянцев.
Тут Мерион поразил Лаогона, троянского мужа,
Духом отважного сына Онетора! был тот Онетор
Зевса Идейского жрец и, как бог, почитался народом.
В челюсть под ухо его поразил он. И быстро от членов
Дух отлетел, и грозная тьма Лаогона покрыла.
Тут же Эней в Мериона метнул медножальную пику:
Думал попасть он в него, под щитом выступавшего крепким.
Но, уследивши удар, Мерион увернулся от пики,
Быстро нагнувшись вперед, позади его острая пика
В землю вонзилась, и долго качалося в воздухе древко.
Но, наконец, истощил кровожадный Apec его силу.
Мимо копье пролетело и в землю впилось, сотрясаясь, –
Брошено было без пользы оно многомощной рукою.
Гневом охваченный, громко Эней закричал Мериону:
«Скоро б тебя, Мерион, хоть плясун ты и очень искусный,
Пика моя навсегда успокоила, если б попал я!»
Славный копьем Мерион Энею сказал, возражая:
«Очень, Эней, нелегко для тебя, как бы ни был могуч ты,
Силу у всех погасить, кто выйдет сразиться с тобою.
Думаю я, что и ты ведь на свет не бессмертным родился.
Если бия тебе в грудь угодил заостренною медью,
Как ни могуч, как в руке ни уверен ты, все-таки славу
Я получил бы, а душу твою – Аид конеславный».
Так говорил он. Патрокл закричал Мериону с упреком:
«Доблестен ты, Мерион, но зачем ты так много болтаешь?
Милый! Словами обидными ты не заставишь троянцев
Тело отдать нам. Земля до того еще многих покроет.
Дело в сражениях руки решают, слова – в совещаньях!
Нечего много речей разводить, а давай-ка сражаться!»
Так он сказал и пошел, а следом и муж богоравный.
Как поднимается шум при работе мужей-лесорубов
В горных долинах и можно услышать его издалека,
Так по широкодорожной земле разливалось звучанье
Меди, и кожи, и крепких щитов, приготовленных прочно,
Яро разимых ударами пик и мечей отточенных.
Богоподобного тут Сарпедона навряд ли узнал бы
Самый догадливый муж, до того с головы до носков он
Стрелами весь был усеян, запачкан и кровью, и пылью.
Труп облепили бойцы, как на скотном дворе облепляют
Полный подойник немолчно жужжащие в воздухе мухи
В вешнюю пору, когда молоко наливают в сосуды.
Так и бойцы облепили убитого. Зевс промыслитель
Не отводил от героев сражавшихся светлого взора.
Жадно все время за битвой следя, об убийстве Патрокла
Много раздумывал в духе своем он, в решеньи колеблясь,
Сделать ли так, чтоб вблизи Сарпедона, подобного богу,
Тут же медью смирил и Патрокла блистательный Гектор
В схватке кровавой и с плеч его славные снял бы доспехи,
Или чтоб труд боевой еще многим Патрокл увеличил.
Вот что, в уме поразмыслив, за самое лучшее счел он:
Чтобы товарищ лихой Ахиллеса, Пелеева сына,
Рать конеборных троянцев и Гектора в медных доспехах
К городу снова погнал и дыханье отнял бы у многих.
Гектору прежде всего малодушие в сердце вложил он.
На колесницу взойдя, обратился он в бегство, и прочим
Крикнул бежать: весы священные Зевса познал он.
Тут и ликийцы в бою не остались могучие, в бегство
Все обратились, когда увидали царя пораженным
В сердце, средь кучи убитых; вокруг него много погибло
Воинов храбрых с тех пор, как простер эту распрю Кронион.
Быстро сорвали доспех с сарпедоновых плеч мирмидонцы, –
Медный, блистающий ярко. Его к кораблям изогнутым
Отдал друзьям отнести Менетиев сын многомощный.
Тучегонитель Зевес обратился тогда к Аполлону:
«Вынеси, Феб дорогой, из-под копий и стрел Сарпедона,
Тщательно кожу очисти от черной запекшейся крови,
Тело подальше снеси и, омывши речными струями,
Смазав амвросией, платьем одень его вечно нетленным–
Все это сделавши, взять поручи его быстрым вожатым
Смерти и Сну, близнецам, чтоб они поскорей Сарпедона
В край отнесли плодоносный, в пространную землю ликийцев.
Там его братья и близкие все похоронят, воздвигнув
Холм погребальный и столб, как честь воздается умершим»,
Так он сказал. Аполлон непослушен родителю не был.
Быстро с Идейских вершин спустился в ужасную сечу,
Вынес тотчас из-под копий и стрел сарпедоново тело,
Дальше от боя унес и, омывши речными струями,
Смазав амвросией, платьем одел его вечно нетленным.
Все это сделавши, взять поручил его быстрым вожатым
Смерти и Сну, близнецам, чтоб они поскорей Сарпедона
В край отнесли плодоносный, в пространную землю ликийцев.
В это время Патрокл, понукая коней и возницу,
Гнал пред собой в ослепленьи великом троян и ликийцев.
Если бы следовал он наставленьям Пелида, безумец,
Злого жребия черной погибели он избежал бы.
Воля Зевса, однако, сильнее всегда, чем людская.
Храброго мужа ввергает он в страх и победы лишает
Очень легко, а иной раз и сам побуждает сражаться.
Так и теперь он воинственный дух возб
